Влево от шоссе, извиваясь тяжёлой белой лентой, уходила вдаль старая дорога. Когда-то по ней брели тысячи бородатых людей, скрипели фуры, кричали дети. Люди брели в погоне за золотом. Теперь старая дорога была заброшена. Лишь изредка проносились по ней, поднимая тучи мучной пыли, машины какой-нибудь киностудии в погоне за экзотическим пейзажем или уже совсем ошалевшие и пресытившиеся номенклатурными достопримечательностями туристы сворачивали посмотреть: а что там?
Было в бесполезно уходящей вдаль дороге что-то печальное, жалкое и тоскливое, словно в древнем, отслужившем своё шарабане или в доживающей век слепой лошади.
К чему она, эта дорога, когда в мире столько красивого, интересного, радостного — например, любовь?
Ни для Лори, ни для Кенни, ни даже для добродушного Лукача не было секретом, что они любили друг друга, как любят в восемнадцать лет. Они частенько целовались украдкой. Да и не украдкой тоже. А вот само это слово «любишь» прозвучало сейчас впервые.
Кенни смотрела на него настойчиво, требовательно, она перегнулась через стол, и её серые глаза казались так близко просто огромными
Лори молчал, он немного растерялся и смутился.
— Конечно… очень.
— Что очень?
— Люблю очень…
— Кого любишь? Отвечай полной фразой, — строго потребовала Кенни.
Тебя люблю очень! — чуть не закричал Лори и испуганно оглянулся. — Чего это ты? — Он овладел собой. — Чего ты спрашиваешь? Ты что, не знаешь?
— Мало ли что я знаю. — Кенни стала поправлять причёску. — Я хочу, чтоб ты сделал официальное признание. А то вдруг потом откажешься? Имей в виду, у меня в клипсе магнитофон.
Она опять была весёлой и насмешливой. Лирический порыв миновал.
Потом они вышли из молочной и пешком пошли по сворачивавшей влево от шоссе старой белой дороге. Они брели долго, не торопясь, сняв туфли и погружая ноги в мягкую белую пыль, срывая и теребя зубами высокие степные травы, вдыхая запах жаркого песка, аромат степи, заглатывая свежий колючий ветерок.
У одного из холмов дорога раздваивалась. Остановились на развилке. Куда идти? Левая ветка уходила вверх на холм, она была каменистой и совсем запущенной. Правая — спускалась в лощину, по ней иногда ездили. «Ещё бы, — подумал Лори, — спускаться всегда легче, чем карабкаться вверх».
Куда же идти? Так вот и в жизни. Остановишься на перепутье, а дальше?.. В конце концов они повернули назад. Это был самый лёгкий выбор. На дороге так можно сделать.
Дошли до молочной, выпили ещё по стакану, сели на мотороллер и поехали обратно. В ту минуту их ничего не интересовало, кроме них самих. Весь мир уменьшился до этого мчавшегося по шоссе мотороллера. Мотороллер превратился сейчас в земной шар, летевший в безграничном космическом пространстве. Весь мир сейчас сосредоточился для них в их внутреннем мире… Для них.
Для всех остальных огромная и сложная жизнь продолжала существовать. Больше того, в ней происходили события, которые, к сожалению, имели непосредственное отношение к дальнейшей судьбе Кенни и Лори.
После скандала с конкурсами на крупнейших телецентрах страны независимая радиостанция Сто первого «Правдивые вести» начала кампанию по разоблачению аналогичных конкурсов, устраиваемых «Западом-III». «Правдолюбцы», как называли в журналистских кругах работников этой радиостанции, откопали кельнера из ресторана, который признался, что Усач заранее сообщил ему все вопросы и ответы. Он написал подробные показания. Но потом отказался от них.
Тогда они разыскали ещё одного и почти уговорили его. Но накануне того дня, когда он должен был выступить по радио, его сбила машина.
Репортёры «Правдивых вестей» продолжали поиски свидетелей, документов, но ничего определённого сообщить не могли. Ограничивались общими туманными намёками. Они знали: только скажи неосторожно фразу, и адвокаты Леви немедленно начнут процесс о диффамации, затаскают их по судам, разорят, а то и вообще прикроют радиостанцию, самих же «правдолюбцев» упекут в тюрьму. Судьи, прокуроры, губернатор — все будут на стороне Леви. Им не раз доставалось от «Правдивых вестей», и закрыть радиостанцию, торчавшую, как заноза, в благообразном и надёжном теле Сто первого, было тайной мечтой всех «отцов» города.
Так что приходилось соблюдать большую осторожность.
Найти бы честного человека, которого нельзя было запугать или купить, который мог бы представить надёжные доказательства, выступить, разоблачить дельцов «Запада-III». Но пока такого человека не находилось. Единственно, чего добились «правдолюбцы», это ареста Усача. Но он и в тюрьме молчал как рыба.
Тогда они потянули за другую нить, лишь временно оставленную ими. Стали раскапывать историю с самоубийством налогового инспектора Ритона.
А была эта история весьма таинственной и вызвала немало толков, правда, лишь среди узкого круга посвящённых, так как для широкой публики её быстро погасили газеты и «Запад-III».
Господин Латерн, главный редактор «Правдивых вестей», выяснил следующее.
Налоговый инспектор Ритон был человеком редкой в наше время честности и принципиальности. Трудно сказать, как при подобных качествах он мог столь долго продержаться на своём посту, но факт оставался фактом — много лет Ритон служил в налоговом ведомстве, правда никуда не продвигаясь. Его всё время перебрасывали из города в город. Однако он был большим специалистом, великолепно знал своё дело, поймать его ни на чём не удавалось. Так он и служил, беспощадно сдирая налоги с тех, кто пытался их скрыть. Финансисты, склонные в этой области к некоторой забывчивости, ничего не могли поделать: к взяткам Ритон оставался равнодушен. Очутившись в Сто первом, он так же ревниво и дотошно, как обычно, взялся за дело. Поскольку из крупнейших богачей города в его ведение входил господин Леви, он и начал с него. Он быстро раскопал в делах Леви немало подозрительного, хотя на первый взгляд и мелкого.
За незначительными открытиями потянулись более серьёзные, и тогда Ритон затребовал счётные книги ряда предприятий Леви, его декларации о заработанном капитале, ведомости на уплату налогов и другие документы за последние несколько
лет.
Далее сведения, которыми располагал Латерн, становились более отрывочными. Было ясно, что Ритон вскрыл грандиозные дела. Несколько раз к нему домой заезжали доверенные люди Леви, а однажды даже приехал он сам. Соседи слышали негодующие восклицания Ритона. Как-то, выпроводив «гостей», он вышел на улицу и встретил живущего по соседству инженера. Как сообщил инженер Латерну, Ритон был вне себя от возмущения. «Подлецы, они думают, что всех можно купить, были бы деньги! Так вот — не всех! Ритона купить нельзя!» Инженер попытался выяснить побольше, но Ритон замолчал, он чувствовал, что и так сказал лишнее.
Когда стало ясным, что подкупом ничего не сделаешь, видимо, последовали угрозы. Во всяком случае, Латерн точно установил, что за месяц до своей смерти налоговый инспектор купил револьвер и зарегистрировал его в полиции…
Всё говорило о том, что Ритон был убит. Делали дело профессионалы. Его, скорей всего, задушили, а потом инсценировали самоубийство.
Отдельные попытки дотошных репортёров, в частности старого опытного хроникёра Руго, докопаться до истины были быстро пресечены полицией. Дело было закончено. Следователь установил самоубийство. Всё.
Латерн заинтересовался одной деталью. Убийцы перевернули комнату вверх дном. Они что-то искали. Что именно, Латерн знал — документы, разоблачающие махинации Леви, Но вот нашли ли они эти документы? Или налоговый инспектор сумел их так надёжно спрятать, что поиски оказались тщетными? А может быть, он их хранил вне дома, в банковском сейфе, например, или переслал кому-нибудь, или, наконец, отдал на хранение надёжному человеку.
Латерн понимал, что окажись эти документы у него в руках, с Леви будет покончено. Он не только будет отвечать за неуплату налогов (этого правительство не прощает даже миллионерам). Наверняка вскроется дело и с убийством Ритона, а быть может, и другие дела.
Но это понимал и Леви. Он, конечно, ничего не жалел, чтобы разыскать документы, висевшие над ним как дамоклов меч.
Надо было найти их раньше.
Вскоре Латерн установил, что дома Ритон документов не держал. Как-то на шутливый вопрос одного из сослуживцев, не боится ли он хранить досье, которые, как говорят, он всегда заводит на нерадивых налогоплательщиков, Ритон так же шутя ответил: «Ну, если б я такие документы держал дома, меня бы грабили каждую неделю».
Значит, не дома. Тогда где? Латерн убедился, что ни в одном банке у Ритона сейфов не было, что на службе после него ничего интересного не нашли, что по почте он за последние месяцы никуда ничего не посылал.
Оставалось одно; Ритон кому-то, очень надёжному, так как был человеком недоверчивым, передал документы на хранение.
Но кому? И Латерн начал устанавливать, с кем дружил и встречался Ритон.
Сделать это было нелегко. Ритон — холостяк, приехал из другого города, в Сто первом друзей завести, наверное, не успел. Да и характер у него был необщительный, даже подозрительный. Разумеется, к нему заходили изредка сослуживцы, соседи, но всё это в счёт не шло. И всё же упорные труды Латерна увенчались, наконец, некоторым успехом. Небольшим, правда, но всё же.
Совершенно случайно ему удалось выяснить с помощью весьма наблюдательного старого паралитика, жившего напротив дома Ритона и целые дни торчавшего в кресле у окна, что к Ритону, всегда поздно вечером, наведывался последнее время человек, старавшийся скрыть свою внешность. Человек этот носил чёрные очки, был, судя по походке, немолод, бедно одет. Он надвигал на глаза шляпу и поднимал воротник пальто, с которым не расставался даже в самые жаркие вечера.
В последние перед убийством дни человек заходил чуть не каждый вечер.
За день до роковой ночи Ритон вернулся к себе часов в десять, с большой кожаной папкой под мышкой. Правую руку он не вынимал из кармана и всё время пугливо озирался. Около полуночи к нему пришёл тот неизвестный человек и через час вышел с кожаной папкой, которую паралитик видел незадолго перед этим в руках Ритона.
Человек, поминутно оглядываясь, быстро исчез в темноте. На следующую ночь он явился опять, но до Ритона не дошёл. Что-то спугнуло его. Он долго стоял у паралитика под окном, спрятавшись за деревом, да так и не решился зайти к налоговому инспектору.
Теперь картина прояснилась ещё больше. Скорее всего, Ритон договорился с кем-то о передаче документов, принёс их из неизвестного хранилища домой, через два часа у него их забрал незнакомец. Когда на следующий день тот пришёл на очередное свидание, он был настороже. Он ожидал, что в любое время на Ритона может быть совершено нападение. И не ошибся. Во всяком случае, на его счастье, он заметил убийц раньше, чем они его. Выходили ли они из дома налогового инспектора после совершения преступления, или, наоборот, входили в него, так или иначе неизвестный обнаружил их и скрылся.
Из всего этого следовало: документы Леви захватить не смог. Они у кого-то хранились. Можно было предполагать, что всё, что смог установить Латерн, знал в какой-то степени и Леви. Наверняка и он разыскивал неизвестного.
Отдел хроники «Правдивых вестей» превратился в детективное агентство. Репортёры без конца ходили по домам, барам, клубам, наводили справки, искали…
Паралитик, оказавшийся поистине непревзойдённым наблюдателем, заметил, что однажды неизвестный слегка покачивался. Другой раз, выйдя от Ритона, он остановился возле уличного фонаря, достал из заднего кармана брюк бутылочку в форме фляги и сделал из горлышка несколько глотков.
Был сделан вывод, что неизвестный — пьяница. Это было странно, так как становилось непонятным, как такой осторожный человек, как Ритон, мог довериться алкоголику, И всё же репортёры теперь усиленно посещали бары и кабачки, разыскивая таинственного человека.
Тут выяснилось неприятное обстоятельство. В процессе опросов установили, что кто-то идёт по тому же пути. Кое-кто из опрошенных официанток, владельцев баров, музыкантов сообщил, что к ним уже приходили И задавали те же вопросы. Причём не из полиции.
Вероятно, журналисты «Правдивых вестей» и люди Леви шли по одной дороге.
Вот какие события происходили в большом мире, во всяком случае, в Сто мерном городе страны, пока Лори и Кенни безмятежно целовались В кино или мчались навстречу ветру на мотороллере.
Лори начал уже успокаиваться и забывать о всех треволнениях, связанных со злополучными конкурсами, когда в один добрый (или недобрый) день прибежал рассыльный и, ко всеобщему изумлению, сообщил, что его вновь срочно вызывает господин Леви.
На этот раз Лори волновался меньше; судя по всему, господин Леви сдержал своё обещание и выручил его. Всё же, когда он вошёл в комнату, где сидели весёлые секретарши, лицо его выражало страх и почтение.
Господин Леви показался Лори ещё грознее, чем в прошлый раз, глаза из-под густых бровей смотрели ещё более проницательно и беспощадно. Лори сделалось не по себе.
Господин Леви не любил терять время даром, он сразу приступил к делу:
— Садись, Рой, я тебя спас, да ещё жалованье прибавил, теперь пришло время расплачиваться по векселям.
Таким образом господин Леви сразу напомнил Лори о всех своих благодеяниях и потребовал расплаты.
— Конечно, господин Леви… Я готов… Спасибо за прибавку.
Некоторое время владелец «Запада-III» внимательно рассматривал Лори, словно оценивая препятствие. Так спортсмен смотрит перед прыжком на планку.
— Ты знаешь радиостанцию «Правдивые вести»? Слышал когда-нибудь их передачи?
Лори, как и все, был достаточно осведомлён об отношениях своего начальника с этой радиостанцией. Поэтому он тут же изобразил на лице крайнюю степень пренебрежения и фыркнул:
— Это «правдолюбцы» — то? Слышал. Но слушать их глупости мне некогда.
Реакция господина Леви была, однако, весьма неожиданной. Он недовольно сжал губы.
— А они не глупости передают. У них каждый репортёр трёх моих стоит. Они в сто раз бедней, чем я, и у них работает в десять раз меньше народу, но они умеют делать передачи. Может быть, потому, что работают не за деньги, — добавил он словно про себя. Так вот, именно потому, что они так ловко пропагандируют свои идеи, а идеи эти вредоносны, их надо… Словом, честь и хвала тому, кто сможет избавить нас от этих «правдолюбцев». Он сделает доброе дело. Ты можешь в этом деле участвовать. Готов?
— Готов, — поспешно согласился Лори.
— Сегодня у нас среда… В пятницу пойдёшь к ним наниматься на работу.
Если б господин Леви сказал Лори, что его приговорили к пожизненному тюремному заключению или что он делает его своим первым заместителем, он был бы менее поражён. У Лори просто отнялся язык. Молча взирал он на господина Леви.
Но потом стал соображать. Здесь у него интересная работа с Лемом, приличный заработок, здесь он ежедневно видит Кенни, Лукач к нему хорошо относится. А там? Новые люди. Как ещё они его примут? Жалованье там наверняка меньше. Потом, они враги. И вообще, если верить газетам, «Западу-III», это смутьяны, бандиты, для которых нет ничего святого, которые только и делают, что стараются всем напакостить. А уж ему, Лори, пришедшему из вражеского лагеря, тем более. Зачем он им?
Тут в его душе вспыхнула надежда: всё это предприятие никуда не годится, они просто не возьмут его.
Но господин Леви словно читал его мысли.
— Не беспокойся, на работу они тебя возьмут. Возьмут, потому что ты скажешь, что тебя отсюда выгнали, постарались отделаться из-за конкурсов. Мол, ты участвовал в них, скомпрометирован… Схватят с руками и ногами. Начнут расспрашивать. Ты молчи. Скажи, что лучше будешь голодать, чем доставишь неприятности человеку, который тебе сделал добро, — Усачу. Ясно? Не деньги, не страх тебя держат. Только совесть! Они таких ценят. И начнут тебя агитировать, чтоб рассказал, что знаешь. Что так будет «честно», «благородно», «на благо общества» и всякую такую ерунду… Ты постепенно уступай. Скажи: кое-кто у тебя здесь остался из друзей. Можешь их повидать. Достать разные материалы. Ну, это я тебе потом объясню. Кстати, когда станешь приходить сюда к «друзьям», я тебе буду давать все указания. Ясно?