Мгновенно набирались огромные заголовки, специалисты по «атомным» репортажам прямо здесь же, в типографии, диктовали живописные подробности событий, при которых они не присутствовали, и из номера, чтобы найти место, выбрасывались крохотные заметки злополучного репортёра по профсоюзным делам или коллективное письмо с жалобой на незаконные действия полицейского.
Но если б не хватило места даже для сообщения о том, что страна вступила в войну или что в соседнем городе высадились марсиане, господин Фиш всё равно не выбросил бы самого маленького рекламного объявления.
В час или два часа ночи первый выпуск «Утренней почты» бегом уносили в город десятки горластых парней. В том числе и Лори.
А потом шли новые выпуски, дополнительные выпуски, дневные выпуски, специальные выпуски. И так весь день.
Лори прекрасно понимал, что если бы завтра «Утренняя почта» прогорела, то под пеплом своим она похоронила благополучие не столько господина Дона (у того в банке лежало достаточно денег), сколько благополучие остальных сотрудников, начиная от тихих, безропотных секретарш и кончая шумливыми репортёрами. Уж не говоря о нём — Лори. Ну конечно, самые крупные обозреватели из закрытых кабинетов не пропали бы, но остальные…
В восемнадцать лет Лори уже довольно быстро разбирался в окружающем его мире. Тем более, если находился опытный гид.
У репортёров были, у каждого свои, иногда непонятные привычки. Например, Руга, Он был одним из самых старых работников газеты. Покинув в своё время обозревательское кресло и дойдя до должности полицейского хроникёра, он медленно, но верно спускался всё ниже и ниже. Как только Руго получал гонорар, он сразу мчался в бар. Но пить один не любил, ему нужно было исповедоваться, философствовать, иронизировать, объяснять кому-то жизнь. Поскольку его коллеги — другие репортёры — могли делать это не хуже его, он выбирал кого-нибудь из мальчишек-газетчиков постарше и посмышлёней и тащил их с собой в бар. Там, поставив веред парнем кружку пива и поглощая одну за другой рюмки значительно более крепких напитков, он без конца говорил.
Иным становилось скучно. Иные просили ещё пива и с непривычки быстро хмелели.
А вот Лори внимательно слушал.
— Видишь ли, парень, говорил Руго после пятой рюмочки (до пятой он обычно жаловался на господина Дона, на Фиша, на заведующего отделом информации и на других своих начальников), — видишь ли, в нашем газетном деле справедливости нет. Понимаешь, нет! И, между прочим, не может быть! Он многозначительно тряс указательным пальцем перед носом Лори.
— Возьмём в пример меня (это тоже было неизбежным — между пятой и десятой рюмкой следовала автобиография Руго). Ты знаешь второй кабинет? На четвёртом? (Лори кивал головой, хотя никогда там не был.) Ничего кабинетик? А? Одной кожи со стен на башмаки для роты солдат хватило бы! Ха! Ха! А стол? Корт теннисный, не стол! Или окна? Там теперь этот надутый индюк Мазеролли сидит. «Главный обозреватель по вопросам внутренней политики»! Понял? В этой внутренней политике он дальше своего носа ничего не видит, хоть нос у него и в полметра. Когда сморкается, небось думает, что жмёт лапу приятелю. Так вот раньше в этом кабинете сидел некий Руго (Руго в такие минуты всегда говорил, о себе в третьем лице). И вот Руго — тот действительно разбирался во внутренней политике. Только, к сожалению, в масштабе страны, тем более города. А вот во внутренней политике газеты — нет. Мазеролли — наоборот. Он тогда заведовал внутренней информацией. Но любил по разным приёмам и завтракам шляться. Не то что этот болван Руго, который сидел в своём кабинете и анализировал жизнь отечества. Ходил Мазеролли, ходил… Там шепнёт, что я не то пишу, там намекнёт… Потом женился на дочке одного банкира. Проходит месяца четыре, банкир звонит Дону и предлагает рекламу своего банка, да на таких условиях, что Дон чуть в трубку телефонную не залез. Но банкир говорит: вряд ли я смогу помещать рекламу нашего банка в «Утренней почте» и рекомендовать её своим клиентам, пока у вас на должности обозревателя сидит Руго. Ведь он предсказывает кризис, оправдывает забастовки и так далее, а это не может понравиться директорам банков…
Словом, присмотрелись к обзорам Руго — действительно, предсказывает то спад, то кризис, то перепроизводство, то рабочий конфликт — всякие мрачные вещи. И что уж совсем непростительно — все прогнозы оправдываются. Вот Руго с Мазеролли и поменяли местами. Ты его обзоры читаешь? Нет, конечно! Словом, если их читать, нет счастливей нашей страны, нашего города, нас с тобой на свете. Всё хорошо, всё надёжно, а потому тащите деньги в банк его тестя!
Руго опрокидывал очередную рюмку, Его суховатый, небритый кадык ходил, он приглаживал редкие сальные волосы, украшавшие продолговатый череп.
— Да, так вот, парень. Дальше Руго и из заведующих попёрли. «Что у вас за информация? — Дон мне говорит. — Вы что, её нарочно отбираете? Больниц не хватает, школа сгорела, банк лопнул, цены повысились. У нас, Руго, газета честная, объективная, демократическая, а не коммунистическая, понятно? Можно подумать, что вы работаете на радиостанции «Правдивые вести», где собрались все эти анархисты, коммунисты, подстрекатели! Так и идите к ним». Ругал, ругал, но всё же не выгнал. Имя у меня есть кое-какое, и писать я, в отличие от этих мазероллей, могу. И стал я заведующим отделом происшествий. Заведую. Конечно, там трудно ко мне было придраться. Но не нравилось, что я на начальство плюю, самого Дона критикую. Придрались, что меня полиция два раза за превышение скорости останавливала. Как так — освещает работу полиции, а сам с ней не в ладах! Вот теперь я хроникёр. Пишу о том, как собаки дохнут, как проституток ловят, как пьяниц подбирают. А чтоб лучше материал знать, сам пью, сколько выдержу. Я ведь кто? Пьяница, подонок, бездельник…
К тому времени Руго выпивал десятую рюмку. С ней заканчивался и печальный рассказ о его жизни. Наступал час выводов и одиннадцатой рюмки.
Лори тянул пиво, поддакивал, кивал головой и слушал, слушал. Ему было интересно с этим длинным, костлявым, почти лысым неудачником, всегда мрачным, часто пьяным, не боявшимся ни бога, ни чёрта, ни даже самого господина Дона. Руго рассказывал интереснейшие истории, он знал все городские тайны и порой открывал такую закулисную сторону какого-нибудь происшествия или скандала, о которой Лори никогда бы не подумал.
— Ты, парень, ещё сосунок. Я в твои годы конюхом работал. Нет, грумом. Сосунок ты. Только вот пиво сосёшь, а в моё время мы на ферме молоко сосали. Я-то свою жизнь, как видишь, растерял, раскидал — ну, пропил, как Дон говорит. А ты вот постарайся поумней быть. Не гонись за правдой и справедливостью. Нет их! Я тебе сказал, что их в газетном деле нет? Так? Соврал! Их нигде нет, в нашем мире справедливости не ищи. Это джунгли! Понял? И у нас свои львы есть, как вот Дон, и обезьяны, вроде Мазеролли, и букашки — мы с тобой, Да только на всякого льва другой лев найдётся. И на нашего Дона тоже, дай срок! Дай срок! Мои прогнозы всегда сбывались, Вот я предсказываю: скоро льву Дону конец придёт. Какой-нибудь слон ему хребет сломает… Дай срок!
Глаза Руго совсем помутнели, рука, держащая очередную рюмку, начинала дрожать, расплёскивая коричневую жидкость.
— А ты нравишься мне! Не знаю почему, а вот пришёлся ты мне по душе. Ты умней других волчат. Кто его знает, может из тебя настоящий волк выйдет. Настоящий. Какой из Руго не вышел. Будь умней, чем старый Руго! Не гонись за правдой. За деньгами гонись! Понял? В наше время деньги — правда, У кого деньги, тот и прав. Так что копи. Копи… Только не воруй, А будешь воровать — не попадайся! Запомни: у нас если не попадёшься, так что хочешь можешь делать. Как миллион накопишь, так и попадаться можешь, всё равно ничего тебе не будет. У Дона миллиона пока нет, так что, дай срок, хребет ему переломят! Дай срок! — в сотый раз повторил с пьяной настойчивостью Руго.
После двенадцатой рюмки Лори отводил Руго домой, уже ничего не различая в его пьяном бормотании. Молодые газетчики посмеивались над старым репортёром, пили его пиво, слушали его рассказы. Относились к нему хорошо. А те, что поумней, вроде Лори, кое-что наматывали на ус.
Руго действительно неизвестно почему привязался к Лори больше, чем к другим, если вообще можно говорить о привязанностях старого репортёра. Во всяком случае, он приглашал Лори чаще остальных и был с ним куда откровенней.
Но однажды наступил день, когда все перестали смеяться. Мрачные прогнозы Руго оправдались-таки: «Утренняя почта» вылетела в трубу.
В общем-то, в этом не было ничего неожиданного. Сначала когда в городе обосновалось телевидение, все воспринимали его как моду. Шло время, и телекомпания всё больше и больше проникала во все щели городской жизни. Теперь уже никто не мог обойтись без очередной порции голубого экрана. Когда же во главе компании «Запад III» стал миллионер Леви, телевидение начало решительное наступление.
Огромная башня, с венчающей её антенной, вознеслась над городом. По ночам прожектор, установленный на башне, полосовал город ослепительным, беспощадным лучом. Огненные буквы «Запад III» царили теперь на полуторастаметровой высоте. Телекомпания стала по-настоящему могущественной. Её передачи охватили весь запад, пользовались успехом в столице, ретранслировались в другие города. Она вещала по трём программам с шести утра до двух ночи. Новости подавала быстро и сопровождала изображением, реклама вклинивалась в самые интересные передачи, которые смотрели все, а конкурсы, а концерты, а всякие забавные штуки… Словом, никакие газеты не могли с ней тягаться.
Однажды группа Леви предложила хозяину «Утренней почты» продать газету. Дон отказался, С этого времени дни газеты были сочтены.
Несмотря на все старания господина Фиша, реклама тощала, банки (даже тот, что принадлежал тестю Мазеролли) отказывали в кредитах, начались судебные процессы, причём было ясно, что за спиной сутяг стоят могучие силы.
Господин Дон боролся отчаянно.
И всё же пришёл час, когда он, запершись в кабинете, продиктовал стенографистке «Слово к читателям». Оно начиналось так: «Дорогие друзья, сегодня вы держите в руках последний номер вашей любимой газеты…»
— А что я говорил, парень? — торжествовал Руго, затащив, по обыкновению, Лори в какой-то бар. — Слон пришёл! Пришёл слон и поломал льву Дону хребет! Ха! Ха! Джунгли! Джунгли! Только вместо лиан телевизионные антенны! Ха! Ха!..
Но причин для торжества не было. Теперь и Руго, и Лори, и сотни других сотрудников газеты остались без работы.
Кто был предусмотрительней, кто обладал именем, позаботился о себе заранее. Мазеролли возглавил рекламный отдел банка своего тестя. Кое-кто из обозревателей и лучших репортёров перешли в другие газеты, а иные даже в телекомпанию «Запад III», Большинство же осталось у разбитого корыта.
— А вы куда теперь, господин Руго? — спросил Лори.
— За меня, парень, не беспокойся, чего-нибудь найду. Есть у меня идейка. За правду поборолся, теперь пора отдохнуть. Вот стану подлецом и отдохну. У нас, парень, только подлецам спокойно живётся. — Руго повертел между пальцами рюмку, стёр грязным платком крупные капли пота, выступившие на лбу. — Я недаром заведовал отделом происшествий и хроникой тоже не зря занимался. Кое-что есть на примете. Конечно, грязное дело я задумал, парень, очень грязное. Зато доходное! Мне надоело самому в грязи валяться; пусть теперь другие поваляются. Раз честного пути нет, попробуем в подлецах пробиться. Есть, парень, идейка, есть. А ты куда? Тебя одного мне и жалко из всех этих…
Лори пожал плечами. Откуда ему было знать — куда?
Но случилось так, что ему лично крах «Утренней почты» принёс удачу. Фортуна оказалась к Лори благосклонной, И приняла фортуна на этот раз облик Кенни.
Незадолго до бесславной гибели газеты Кенни ушла из кафе и стала работать официанткой в новом огромном кафетерии «Запад III». Телецентр помещался в большом десятиэтажном здании, которое и венчала знаменитая башня.
Кафетерий для сотрудников располагался на десятом этаже. Это было просторное светлое помещение, где беспрестанно (студия работала почти круглосуточно) толпились дикторы, операторы, осветители, актёры, музыканты — множество людей, составлявших огромный штат телецентра.
В этом кафетерии и работала теперь Кенни. Весёлая, хорошенькая девушка пользовалась симпатией многих, не только молодёжи. И когда однажды, смущённо опустив глаза, она попросила заведующего осветительной группой, весьма благоволившего к ней; пожилого, доброго человека, взять к себе её друга («Нет, просто друга, господин Лукач, не подумайте дурного!»), господин Лукач улыбнулся, погрозил Кенни пальцем и сказал: «Присылай!»
— Это тебе не твой жалкий листок, — воинственно объясняла Кенни, — у нас работают прекрасные люди, все хорошие, все порядочные, как господин Лукач.
— Почему это «жалкий листок»? — слабо протестовал Лори.
— Все у нас говорят! А они знают. У вас в газете только и занимались тем, что печатали всякие сплетни, поливали помоями честных людей, раздували скандалы. Одна цель была: деньги заработать, а о читателе никто не думал.
Лори молчал. В общем, всё это было правдой.
— А здесь, Лори, ты сам увидишь. Здесь действительно думают только о том, чтобы зрителям было интересно. Леви — сверхмиллионер, ему доходов не нужно, он сам ещё добавляет. Знаешь, какие студии отгрохали? А посмотришь мой кафетерий…
— Ну ладно, ладно, — ворчал Лори, — рай земной… Лишь бы меня твой Лукач на работу взял.
Арк отнёсся к предстоящей работе Лори положительно:
Бог добра не забывает. Твоя Кенни — добрая душа. Смотри не обидь…
Лори махнул рукой.
— Опять запел! «Не обидь, грешно… Благодари бога, он тебе работу дал… Не греши — зачтётся». Чего нудишь? Мне главное — работу эту подучить. А Кенни… Что Кенни? Конечно, молодец! Попробуй-ка устроиться куда-нибудь! Вон все наши ребята с утра до вечера бегают — ничего найти не могут.
Лори по случаю удачи купил пива, и они с Арком отметили радостное событие.
Накануне Рой был официально зачислен осветителем в группу Лукача; получил красивую синюю робу с большими красными надписями «Запад-III» на спине и груди и пропуск в здание телецентра.
… И вот сегодня наступил его первый рабочий день на новом месте.
Потому-то, несмотря на мелкий частый дождик, на затянувшие небо тучи, на однообразный, убогий вид улицы, на которой он жил, Лори был счастлив.
Ещё бы! Он работает в процветающей знаменитой телекомпании, на интересном месте, которое позволит ему вблизи увидеть великих людей, великие события. Он будет служить с приятными, хорошими товарищами. Жалованье его чуть не вдвое больше, чем в газете, работа легче и чище.
А главное, у него есть Кенни…
Он всегда мечтал о такой жизни. Теперь он переступал порог этой мечты.
Так как же ему не быть счастливым!
Торопливо проглотив пару бутербродов и запив их молоком, он, посвистывая, вышел на улицу и побежал к остановке автобуса.
Глава вторая
ПРОСТО ЛЕМ
Минут двадцать Лори трясся в переполненном автобусе. В этом городе их было немного, половина жителей имела свои машины, а об удобствах второй половины никто не заботился.
За окнами, покрытыми косыми струйками дождя, мелькали то же скучные улицы, деревянные домики, крохотные лужайки, странно перекошенные, расплывшиеся за водяной пеленой.
Потом начался центр. Целые кварталы отелей, баров, игорных домов. Утром, да ещё под дождём, тускло и невзрачно выглядели огромные, украшавшие фасады названия всевозможные изображения всё тех же карт, игорных костей, рулеток — просто бесконечные вереницы негоревших цветных лампочек, потемневших от дождя, раскрашенных панно. За громадными стеклянными витринами виднелись застывшие ряды игорных автоматов, протянувших стальные руки-рычаги в фашистском приветствии.
Прохожих было мало. Съёжившись и подняв воротники плащей, они торопливо шли, стараясь обходись лужи.
Кончился центр, и снова пошли однообразные улицы. В конце одной из них, блестя стеклом и сталью, возвышалось десятиэтажное здание телецентра. Огромная башня, казалось, уходила под самые чёрные, рваные, стремительно мчавшиеся над городом облака.