— Нету лошади, всю паскотину исходил.
— Куда корзинку девал? — набросилась на него Марфа.
— Какую?
— С яйцами, какую... бесстыжий... говори сейчас... Копила, копила, а он вон что!.. Иной бы за хлеб-то каждый бы день в ноги кланялся, у-у, стервец! — и тетка Марфа, не слушая Пашкиных оправданий, оттаскала его за волосы.
— Вон, чтобы тебя не было!.. — Марфа захлопнула дверь и скрылась за ворота.
Не успел Пашка что-либо предпринять, как Марфа вернулась вместе с Силантием.
— Вот, полюбуйся, вора приютили!
Дядя Силантий пришел злой, видно, много наговорила тетка Марфа.
— Ты что это — шкодить? Тебя кормят, одевают, а ты чего... У-у! — дядя Силантий выругался и замахнулся на Пашку уздой.
Пашка от страха прижался к стенке.
— Иди за конем, да скоро... без лошади не приходи, изобью... На! — и Силантий бросил в Пашку уздой. Железные удила звякнули о Пашкину голову, и слезы сами брызнули из глаз.
— Не дерись! — с трудом выговорил Пашка, — где его, коня-то, взять... всю паскотину исходил...
— Исходил ты... яйца краденые продавал, а не коня искал... У, шкода несчастная!
Перед разгневанным Силантьем Пашка опять себя почувствовал маленьким.
Ходит Пашка по паскотине, а у самого обида на сердце. А тут Карька точно провалился сквозь землю. В поле не выбежал ли? В поле у самых ворот цыган сидит, около него лошаденка на привязи, ледащая.
— Дяденька, не видал ли карей лошади?
— Карька? На спине подпарина?
— Да, да, подпарина от седелки, на ляшке мета такая, вот загогулина, — и Пашка выводит в воздухе пальцем.
Цыган подумал, сузил свои черные глаза, как будто спрятал их от Пашкиного взора, ткнул рукой в сторону.
— Твой конь... туда, мужик увел.
Недалеко в кустах заржала лошадь.
— Будто Карька, — встрепенулся Пашка.
— Нэ, нэ, Карька... твой Карька сэчас мужик по этой дороге повел.
— Не догнать?
— Зачем не догнать... возьми мой лошадь и догонишь... Нэ зэвай... Отдавать нэ будет — мэнэ крыкни...
Цыган подсадил Пашку на коня.
— Вот по этой дороге гони.
Пашка повеселел. Забылась обида, одна мысль у Пашки: Карьку догнать!
— Вот цыгане-то какие бывают, не все воры... своей лошади не пожалел.
Пашка вглядывался вдаль — никакого мужика не видать.
— Неужто угнал? Ну, да Карька-то вон какой, не как эта... Нно! — кричал Пашка, подхлестывая лошадь поводом. Лошадь махала хвостом, не желая увеличивать шага.
В стороне от дороги Пашка заметил мужика с лошадью.
— Вон куда махнул, это чтоб следы замести.
— Я тебе покажу лошадей красть! — кричал Пашка, направляясь прямо по полосам.
Мужик, на удивленье Пашки, не бежал прочь, а стоял и ждал.
— Ты что же, пащенок, хлеб топчешь... дороги не знаешь?
У Пашки вся храбрость пропала — не Карька.
— Дяденька, тут мужик не прогонял лошади?
— Никакого мужика здесь не было. Да ты где Митряхиного коня-то взял? он с самого утра ищет...
— Это цыганова лошадь, он мне дал вора догнать.
— Какого цыгана?
— Да вон он там, у паскотинских ворот.
— Там... Ай-да туда! — и мужик быстро отвязал свою лошадь, вскочил на коня и прямиком, по хлебу, погнал лошадь.
У ворот цыгана не оказалось.
— Где же твой цыган? Молодой, а туда же путать, — укорял мужик Пашку.
— Митряха! — закричал он.
— А-а! — донеслось из лесу.
— Сюда-а! Конь нашелся!
Пашка ничего не понимал: куда делся цыган? Вспомнил, что за кустом лошадь ржала, хотел бежать туда, а мужик схватил его за ворот:
— Куда, удирать хочешь? Подожди, парень.
— Там лошадь ржала, как будто Карька, голос схожий.
— Пойдем, коли, вместе.
За кустом свежие следы, а лошади нет.
— Ты уж не с цыганом ли орудуешь, парень? Ты чей?
— У Силантия живу... Вороновский...
— Ай-да в деревню... что-то мне подозрительно... Черти... пакостники... — заругался мужик и взял у Пашки поводья: — за гриву держись.
Чувствует Пашка, что дело не ладно — дрожь какая-то напала, в висках токает.
— Ох, и попадет... Мужики озлятся... еще изобьют.
«У, шкода», — вспомнился ему замах дяди Силантия, и Пашка даже прижался к лошадиной шее.
Змейкой вьется лесная тропка от паскотинских ворот через лог, прямо к кузницам.
Мужик оглядывается на Пашку, точно угадывает его думы, а у Пашки одно на уме: бежать.
Только бы сворачивать к логу, заартачилась мужикова лошадь, — через канаву боится, крутит хвостом, в сторону воротит, в кусты.
— Куда тебя нелегкая несет! — ругался мужик и выпустил повод Пашкиной лошади.
Надоело, видно, тянуться ей за мужиковой лошадью, почувствовав свободу — остановилась.
Пашка спрыгнул с лошади — и назад, за кусты. Отбежал немного, остановился.
Слышал, как мужик ругался:
— Сбежал таки... сразу видно, что вор, цыганов подрушный.
— Митряха-а! — раздавалось по лесу.
Откликался ли Митряха, Пашка не слыхал, так как изо всех сил улепетывал в сторону от деревни — к Симану.
V. НА ВОЛОСОК ОТ СМЕРТИ
Воет ветер над Симаном, гнет деревья на острову. Пашка лежит под кустом, на крутом берегу и не замечает, как разыгрались волны, гоняются друг за другом, озоруют с лодками, привязанными у причала. Его отвлекла надвигающаяся туча.
«Кабы гроза сейчас, да ливень на деревню, а то молния бы... в Козихинский дом... Эх, запылал бы!»
Пашке будто бы полегчало от такого желанья, точно отплатил своему обидчику.
А Козихина он считал своим врагом и виновником всех своих бед. Особенно крепко затаилась обида, когда Козихин прогнал от склада, не дал посидеть и погреться на солнышке. А Пашке тогда так было хорошо и весело.
Когда он будет комиссаром, то непременно прогонит Козихина из заготконторы, непременно.
Пашке представилось, что как он явится к Козихину в дом, поднимет половицы, а там напрятано всякого добра — и заготконторского и своего, прежнего.
Недаром мужики на деревне кивали на Козихина и тихонько передавали, что половина разверстки Козихину пойдет. А сказать боятся, потому Ванька в городе комиссар.
Накрапывавший дождик вывел Пашку из комиссаровского состояния.
«Промочит» — думает Пашка, и забрался в самую середину куста.
Перед ним опять всплыла его невеселая жизнь.
«Цыган еще тут подвернулся, обманщик, краденую лошадь подсунул. Еще дядя Силантий подумает, что и Карьку я цыгану отдал. Да, в деревню итти и думать нечего! Куда же итти? — размышлял Пашка, — хоть топись»!
«А и утоплюсь, всем на зло, вот... пусть знают»...
Пашка вытянул шею, посмотрел с обрыва в бушующие волны.
«Ох, и страшно! Если бы кто столкнул в воду, и кричать бы не стал... окунулся бы с головой, набрал бы воды полон рот и готов».
Отполз от обрыва подальше, а в голове одно — утопиться.
«Эх, разбежаться разве, да с обрыва... Потом он будет утопленником, выбросит его где-нибудь на острове, далеко от деревни, распухнет... никто и не узнает, что это Пашка».
Нет, Пашке нужно, чтобы вся деревня узнала, что из-за них он утопился.
Мрачные Пашкины мысли были прерваны каким-то шумом, доносившимся из-за острова.
— Неужели пароход? — Пашка вскочил, прислушался, — и действительно между порывами ветра ясно слышалось шлепанье парохода.
— Уехать бы, куда-нибудь далеко, на край света...
Скоро из-за кустов острова тихо вышел пароход.
Пашка знал почти все пароходы, плавающие мимо их деревни: «Власть Советов», «Урицкий», «Пролетарий», «III Интернационал» и др., но этого парохода он еще не видал.
— Не иначе — новый...
Но как ему перебраться через Симан, на Телячий остров, где была пристань?
А Симан, точно на зло Пашке, еще с большей яростью наскакивал на берег, выл: Не пущу-у!
Пашке видать и перевоз деревенский и Яша-перевозчик с кем-то на берегу стоит, дивятся на Симан.
К Яшке нечего итти, ни за что не поедет и лодки не даст.
У Яши один ответ:
— На зло, милачок, нечего лезть, жизнь своя дороже... Обожди, уймется... Симан не любит, когда ему на зло...
С Яшей никто не спорит. Мужики довольны им, говорят, что Яша ни разу никого не опрокинул, ни разу почты не подмочил.
В голове промелькнула шальная мысль, от которой Пашка сначала похолодел, а потом бросило в жар...
Недалеко от обрыва, около плота, гремели цепями привязанные лодки...
В висках у Пашки стучало, в груди что-то мешало дышать.
— Эх! — вырвалось из Пашкиной груди. Пашка сжал кулаки и бегом бросился к лодкам.
На счастье — одна лодка была не на замке — только припутана цепью, кормовое весло привязано.
«Опять скажут вор, лодку украл, — подумал Пашка: — все равно, пускай говорят — больше не увидимся».
Симан как будто притих, точно поразился Пашкиным безумством.
Пашка не помнил, как отвязал лодку и оттолкнулся от берега.
Ветер, как с цепи сорвался, рвануло лодку, кругом завыло и целым потоком брызг окатило Пашку. Он едва удержался в лодке; куда-то исчезли и остров, и берег, и Пашка видал перед собой только темную глубину Симана да наскакивающие волны.
Стиснулись Пашкины зубы, как клещи, руки сжали весло, и лодка повернулась навстречу волнам.
То подпрыгивала лодка на высокий горб волны, то носом летела вниз, чтобы прыгнуть опять на новую волну.
Чувствует Пашка, что не одолеть ему реки, берега так далеко, что до них никогда не доехать.
— Помогите! — крикнул Пашка изо всей силы, но голос его настолько оказался слабым, что он сам едва его расслышал.
Налетевший большой вал повернул лодку, вышиб из рук Пашки весло, а бежавшая следом волна окатила его с головой и затопила наполовину лодку.
Не растерялся Пашка, схватился за борта и решил не выпускать из рук лодку, если даже и перевернется.
Сквозь вой ветра будто слышится крик, оглянулся, а перевозчик Яшка, без шапки и без пояса, стоя в лодке, несся к Пашке, размахивая веслом.
Пашка сначала не поверил, думал, что это кажется, но когда Яков заехал вперед и вынул из лодки веревку — Пашка весь затрепетал от радости: «Не утону!.. Яков тут».
— Держи! — крикнул Яков и бросил Пашке веревку.
Пашка схватил веревку, и лодка потянулась за Яшей — к Телячьему острову, где волны были меньше.
Вот и остров. Лодки ткнулись носами в песчаный берег.
— Ты чего же, беспутный, в такую непогодь кататься вздумал? Али топиться захотел — жизнь надоела? Дурак, ты бы лучше уж без лодки с обрыва вниз головой и крышка...
В голосе Якова не было злобы, и все эти жесткие слова были не обидны Пашке.
— Спасибо, дядя Яков, побольше буду, отплачу тебе.
— Ах ты, материн сын, да что Яков за деньги что ли на гибель шел, дурак ты, дурак и есть... отплачу тебе!!
Яков чувствовал себя победителем, сильным. Грудь наполнилась радостью.
— А и молодчина ты, ей богу, толк из тебя выйдет, — хлопнул Яша Пашку по плечу. — Что ж тебя Силантий что ли послал?
— Нет.
— Так что же, сам удумал?
— Да.
По ту сторону острова свистнул пароход.
— Подождем пассажиров... да и ветер к тому времени стихнет.
Пашке хотелось пожаловаться Яше, рассказать ему, что он задумал, да не знал с чего начать.
— Дядя Яков, а ты в городах бывал?
— Много их исходил, все одно нашему брату спину гнуть хоть где.
Пашке не удалось поговорить с Яковом, так как с парохода тянулись пассажиры к перевозу.
Ветер стихал; Симан стал поспокойнее. Яша насадил целую лодку и отчалил. В Пашкину лодку тоже налезло полно и оттолкнулись от берега.
Пашка бегом побежал к пароходу.
VI. НА ПАРОХОДЕ
У пристани была суетня: часть матросов набирала дрова, а другая часть грузила райпродкомский хлеб.
Пашка прошел на пароход. Носильщики сбрасывали дрова за котлом в круглую в полу дыру.
— Что стоишь, рыжий, помогал бы, — сказал один из матросов.
Пашке и самому хотелось примазаться к работе, да боялся — не заругали бы, а тут сами заставляют.
Пашка начал бросать в дыру дрова.
— Стоп! — закричал голос из дыры, — дай передохнуть.
Пашка припал на коленки, просунул в дыру голову. Кочегар вытирал рукавом пот с лица. Красное пламя топки придавало какой-то загадочный вид котельной.
— Уморился, как чорт!
— Неужто мало еще? — спросил Пашка.
— Гм... знамо мало... Еще надо столько.
— Котел жрет, как хороший обжора. Махаешь, махаешь за дорогу-то, аж лопатки заболят.
Кочегар покурил, надел рукавицы и весело сказал.
— Ну, сыпь, товарищ!
Пашку будто кто обласкал. — «И хороший же мужик», — подумал Пашка, и с удвоенной силой стал швырять толстые поленья.
— Стоп!
Пашка, как кремень, припал к дыре взглянуть на красное лицо кочегара, в котором Пашка почувствовал себе защиту.
Кочегар выбрал место для новой поленницы.
— Давай, — сказал он Пашке.
А Пашка и рад, что он тут нужен; «может быть, и оставят на пароходе», — мелькнула у него мысль.
— Вот молодчина! — подхваливали матросы, — смотри, не отстает от нас.
Пашка, действительно, в промежутки между носилками успевал дрова сбросать в дыру, и у кочегара осталось много несложенных.
— Дяденька, я тебе помогу складывать, — предложил Пашка кочегару.
— И то дело, — лезь!
Пашка, недолго думая, — ноги в дыру, повис на руках и спрыгнул в котельную.
Его сразу обдало жаром, топка ярко горела под котлом.
Выкладывая новую поленницу, Пашка думал:
«Эх, как бы остаться здесь, как бы схитрить, чтобы до отхода его не выгнали отсюда».
А тут кочегар, точно угадав его мысли, задавал такие вопросы, от которых у Пашки поджилки тряслись.
— Ты с батькой что ли едешь куда?
Пашка понял, что его считают за пассажира, но обманывать кочегара не решился.
— Нет у меня батьки! — пробормотал Пашка.
— С кем же ты?
На Пашкино счастье раздался страшный грохот — упала сзади поленница.
— Ах, ччорт! — выругался кочегар.
— Дяденька, я сложу, — сказал Пашка, желая избежать неприятный разговор.
— Ну, валяй! — весело сказал кочегар и пошел к топке.
Послышался откуда-то чей-то голос, как будто в трубу кто-то говорил, но что именно говорилось — Пашка не разобрал.
— Есть, — ответил кочегар и принялся накидывать в топку дрова.
Что-то зашипело, послышался звонок.
«Неужто скоро пойдет, — подумал Пашка, — а уж дрова скоро все».
Затем он сзади поленницы толкнул ногой клетку — грохнулась клетка.
— Осторожней, — крикнул кочегар: — задавить может!
— Есть! — послышалось около машины, то голос был не кочегара.
«Машинист, стало быть, — думает Пашка, — как бы сюда не заглянул».
Пароход сильно зашипел, громадные клубы пара закрыли пристань.
«Скоро пойдет», — решает Пашка, и медленно стал складывать дрова, стараясь не стучать, чтобы не услыхал машинист.
Дрогнул пароход, зачахали колеса: чах, чах, чах, и в кругленькое окошечко видно было, как пристань вместе с островом отдаляется.
Протяжный свисток.
«Прощается!» — думает Пашка, и сам тоже мысленно прощался со своей деревней, с Яковом, с Симаном...
«Завтра хватятся, будут спрашивать, искать... А, может быть, даже и не вспомнят... Не пришел домой, ну, и ладно, скажут, с хлеба долой».
«Не вернусь сюда совсем, — решает Пашка; — нет, может, и заедет как-нибудь, только не скоро... вырастет большой, разбогатеет... и тогда пусть тетка Марфа посмотрит, какой он вор... на, мол, вот за твои яйца, получай, сколько хочешь».
Захотелось Пашке посмотреть, как машина работает, вышел из-за поленницы, а перед ним усатый человек в засаленной кожаной куртке.
— Что тебе здесь надо? Уходи сейчас, шляются тут, язви их, — ругался в куртке.
У Пашки душа в пятки.
— Я дрова складываю, — робко сказал Пашка.