— Торопись же! Время идет! — подгоняла Ледяница.
— А ты, если что, подсказывать будешь?! — спросил Женька.
— Один раз только подсказать смогу, — ответила Ледяница. — А ежели забудешь и спросишь еще раз — обману похуже Лихоманщицы. Такова сила заклятья, не смогу ей противиться!
Женька трижды перекрестился, сглотнул слюну — во рту что-то пересохло некстати! — а затем произнес заклинание:
Выходи, поганый Дух,
И не делай вид, что глух!
Коль не явишься на бой,
Будешь съеден Сатаной!
Вообще-то в школе Женька не очень любил учить стихи наизусть, но тут, как говорится, иного выбора не было. И если в школе для него затвердить даже одно четверостишие было проблемой, то тут все как-то само собой наизусть выучилось и запомнилось. Даже полуторакилометровая пробежка не вытрясла заклинание — оно больше напоминало считалку или дразнилку — из Женькиной головы.
В первую секунду после прочтения заклинания ничего не произошло, и Женьке на мгновение показалось, будто он что-то прочел не так или не слишком внятно. Опять вспомнил про компьютер, который может не понять команду, если в ней не хватает одной буквы или любого другого знака, а затем вывести на монитор что-нибудь вроде уже упоминавшейся надписи "Bad commander or file name"…
Однако уже через секунду из-под земли послышался сперва почти неслышный, но стремительно нарастающий гул. Сначала он был чем-то похож на тот, которым сопровождалось появление Болотного Беса, и Женька подумал, будто вот-вот раздастся жестяной скрежет. Однако, несмотря на то что сухая почва островной полянки задрожала даже сильнее, чем до того болото, в остальном все происходило совсем по-иному.
Никакого скрежета Женька так и не услышал. И почва не стала вспучиваться, как грязевой вулканчик, и пламя из-под земли не вырвалось, и ничего оттуда с ракетным гулом не вылетело. Как раз наоборот, в самой середине погасшего костра появилась сперва совсем неглубокая и почти незаметная вороночка. Но малозаметной эта воронка оставалась совсем недолго — несколько мгновений.
"Слой серого пепла, древесных углей и недогоревших головешек, который за несколько секунд до этого совершенно спокойно лежал на земле между двумя рогульками, внезапно пришел в движение. Все кострище превратилось в подобие водоворота, вращающегося с бешеной скоростью. А та малюсенькая вороночка, что была в самой середине, за какие-то доли секунды углубилась до метра.
Кострище исчезло, рогульки попадали, и их тоже завертело в раскручивающемся водовороте, точнее, землевороте. Затем весь дерн на полянке покрылся концентрическими кругами трещин. Полянка стала проваливаться и одновременно втягиваться в воронку, вовлекаясь в бешеное вращение. Подземный гул давил на барабанные перепонки.
Серебристую дорожку землеворот не затрагивал, вращалась только почва и более глубокие слои грунта. Женька стоял над воронкой и не без волнения смотрел, как она все глубже уходит в недра земли, одновременно распространяясь на все большую территорию. Вскоре уже и палатка, и все вещи, остававшиеся у костра, и все деревья с кустами, и весь остров были втянуты в воронку. Затем стало вращаться озеро, превратившись в один огромный водоворот, а глубина воронки достигла какой-то невероятной величины.
Не очень это приятное дело — стоять на узкой, полуметровой ширины, дорожке, сделанной из чего-то вроде тонкой алюминиевой фольги, когда под тобой километровая (это как минимум!) пропасть! К тому же крутящаяся, как смерч. Пожалуй, будь Женька в нормальном состоянии или даже в таком, как во время битвы с Болотным Бесом, у него непременно бы закружилась голова и он свалился бы с серебристой дорожки.
Но Женька, как видно, все же не зря два литра святой воды выпил. Конечно, кое-какие неприятные ощущения у него появились, но голова не закружилась, и на ногах Женька стоял крепко. Более того, он отважно смотрел вниз, в глубину чудовищного землеводоворота, ожидая, что вот-вот оттуда покажется Дух Прорвы. Но Дух все еще не появлялся, хотя с того момента, как Женька прочитал заклинание, уже прошло более минуты.
Между тем воронка уже охватила собой все пространство до самого горизонта. При этом глубина ее уже достигла не одного, а нескольких километров, и где-то глубоко внизу появилось багровое свечение — то ли магма проглядывала, то ли адское пламя. Гул, исходивший оттуда, превышал все мыслимые величины, и если б Женька не превратился в чудо-богатыря, то наверняка уже погиб бы от воздействия этих убийственных децибелов.
Прошло еще две минуты, а Духа Прорвы все не было. Женька уже стал сомневаться — не ошибся ли он при чтении заклинания? К тому же он стал подумывать, а действительно ли Дух обязан подчиниться этой команде?
Однако и эти сомнения оказались напрасными. Там, в самом низу воронки, из каких-то неведомых глубин преисподней, где вместо водо- или землеворота бушевал некий багрово-черный огневорот, появилась какая-то яркая оранжевая точка. Эта точка стала стремительно подниматься вверх, быстро увеличиваясь в размерах и постепенно меняя форму. Сначала это была именно тонка, потом точка выросла в маленький шарик величиной с горошину, затем шарик приобрел размеры и форму мандарина, имеющего в середине небольшое углубление-вмятину. Однако чем выше поднимался "мандарин", тем больше это углубление напоминало воронку. Когда "мандарин" поднялся еще выше, стало видно, что это не воронка, а сквозная дыра, наподобие тех, что бывают в середине пончиков. Но и "пончиком" эта штуковина смотрелась недолго. Еще через несколько секунд она стала походить на огромный бублик. Этот "бублик" по мере своего подъема светился все ярче и ярче, превращаясь из оранжево-красного в оранжево-белый, на который, наверно, нужно было смотреть через темное стекло, как на расплавленную сталь. Наверняка, если б Женьке не помогали всякие потусторонние силы, он бы давно уже ослеп. Но поскольку он был теперь сказочным героем, то глаза его испытывали не большую нагрузку, чем глаза человека, долго глядящего на пламя небольшой свечки.
Когда "бублик" поднялся еще выше и его от того места, где находился Женька, отделяло не более ста метров, стал чувствоваться неимоверный жар, исходящий от раскаленного оранжево-белого кольца. Опять же не будь Женька защищен сверхъестественными силами, то на нем, давно бы загорелась одежда, а может, и кожа задымилась бы. Однако ничего такого не произошло. Даже когда "бублик" подлетел еще ближе, Женька ощущал примерно то же, что чувствует человек в пиджаке или куртке, стоящий на солнцепеке при температуре плюс двадцать пять градусов Цельсия. Жарковато, конечно, но вполне терпимо.
Последние сто метров "бублик" поднимался намного медленнее, чем прежде. Его движению вверх явно мешала какая-то сила. Правда, "бублик", хоть и с трудом, ее преодолевал, пока до серебристой дорожки, на которой стоял Женька, не осталось всего метров десять. Выше "бублик" подняться не мог, и с ним вновь начало что-то происходить.
Сначала он заметно снизил свою яркость, снова став оранжевым, а потом даже красновато-оранжевым. Затем стала изменяться форма. "Бублик" начал терять свою округлость и постепенно сплющиваться. По мере этого отверстие в середине "бублика" стало как бы затягиваться, а потом и вовсе исчезло. Наоборот, в середине его появилось утолщение, и еще через какие-то доли секунды бывший "бублик", заметно уменьшившись в диаметре, стал выглядеть, как летающая тарелка.
Наверно, это несло какую-то опасность, потому что серебристая дорожка, на которой стоял Женька, мгновенно отреагировала на этот маневр. От краев дорожки вверх вытянулись многочисленные очень тонкие голубые нити, которые в считанные секунды изогнулись, сомкнулись и переплелись между собой, образовав нечто вроде полупрозрачной трубы. С торца, то есть у висевшего над пропастью края дорожки, голубые нити сплелись в некое подобие паутины, и она, словно щит, выпятилась в сторону новоявленной "тарелки", которая к этому времени, между прочим, уже сумела преодолеть десять метров, но не по прямой, а наискось, и повисла в воздухе на одном уровне с серебристой дорожкой.
Наверняка "тарелка" готовилась атаковать. Она принялась бешено вращаться, и по краям ее появилось нечто вроде зубцов, как на режущем круге циркулярной пилы. Вот в этот-то самый момент "труба", возникшая вокруг серебристой дорожки, и приготовилась к самозащите. Когда тонкие оранжевые края "тарелки" соприкоснулись остриями зубцов с мерцающим щитом из голубой "паутины", прикрывающей торец "трубы", послышался омерзительный скрежет, лязг, шипение, треск, во все стороны полетели оранжевые и голубые искры, а затем сквозь гул неистово вращающейся суперворонки донесся какой-то глухой болезненный вой. "Тарелка" шарахнулась назад, завертелась еще быстрее, снова уменьшилась в диаметре, и оказалось, что зубцов у нее больше нет. Должно быть, "тарелка" обломала их о голубую "паутину".
Впрочем, первая неудача, похоже, лишь разъярила Духа — Женька не сомневался в том, что "тарелка" является либо самим Духом Прорвы в чистом виде, либо каким-то транспортным средством, внутри которого Дух скрывается.
Так или иначе, но "тарелка" резко изменила форму, сперва превратившись в некое подобие волчка-юлы, а затем — во что-то вроде остроконечной морковки. При этом "морковка" приняла горизонтальное положение и нацелилась огненным острием прямо в центр щита из голубой "паутины". Потом "морковка" стала медленно отодвигаться назад, явно набирая дистанцию для разгона.
Женька на всякий случай приготовил свой щит — ему почему-то казалось, что голубая "паутина" не устоит под ударом огненного острия. И меч тоже занес — хотя, честно сказать, ему не очень верилось, что это оружие сможет отразить удар "морковки". Ведь на самом деле эта самая "морковка" была размером с большущую ракету — не меньше чем десять метров в длину имела!
"Морковка" отлетела почти на километр от Женьки, на какое-то время зависла неподвижно, а затем с неимоверной скоростью понеслась вперед! Этот самый километр она промчалась меньше чем за одну секунду и ударила прямо в центр голубой "паутины".
Удар был очень силен, в этом никаких сомнений быть не могло. Но прорвать "паутину" огненное острие не сумело. Голубоватые нити, составлявшие "щит", вогнулись, и "морковка" оказалась внутри "трубы". При этом позади, там, где у настоящей морковки находится ботва, голубые нити сомкнулись, и огненная "морковка" стала напоминать рыбу, угодившую в сети. "Труба" впереди Женьки начала медленно сжиматься, словно стальная пружина, а вместе с ней укорачивалась и попавшая в плен "морковка".
В считанные секунды "морковка" превратилась в неправильной формы оранжевый шар, похожий на огромную тыкву. "Тыква", оплетенная голубой "паутиной", начала бешено трепыхаться и дергаться туда-сюда. Во все стороны начали с треском лететь зеленые искры. Они попадали в нити "паутины" и кое-где перебивали их, но нити снова склеивались и не выпускали "тыкву" из плена. Несколько искр пролетели через паутину в сторону Женьки и ударили в щит, который он держал перед собой. При каждом таком попадании слышался лязг и звон, щит вздрагивал, но пробить его искры не смогли.
Женька уже подумывал, не рубануть ли "тыкву" мечом, но опасался, что при этом повредит защитную "паутину" и даст возможность "тыкве" вырваться на свободу. Точнее, он боялся, что "тыква", проскочив через "паутину", нападет на него.
Но пока он сомневался, "тыква" внезапно еще раз изменила свою форму. Она в мгновение ока превратилась в огромный клубок оранжевых ниток! Еще более тонких, чем голубые нити, из которых были сплетены защитная "паутина" и "труба", окружавшая серебристую дорожку. И эти оранжевые нити очень быстро и почти одновременно вытянулись из клубка в разные стороны, просунулись в промежутки между голубыми нитями "паутины", а затем в считанные секунды выскользнули из "трубы"! В следующее мгновение все эти разрозненные нити соединились в одной точке, и там вновь возникла шарообразная "тыква". Чуть позже вредная "тыква" опять вытянулась в остроконечную "морковку", но, как показалось Женьке, гораздо меньшего размера, чем прежняя. Кроме того, Женьке показалось, что яркость свечения "морковки" заметно потускнела.
"Наверно, много энергии потратила, чтоб вырваться!" — предположил Женька.
Но самое удивительное — чудовищная воронка перестала вращаться! Теперь воронка уже не была ни земле-, ни водо-, ни огневоротом, а превратилась в огромный — от горизонта до горизонта! — неподвижный кратер с неровными краями.
Гул и грохот стихли, воцарилась такая мертвая тишина, будто на всей земле не осталось ни одной живой души…
Впрочем, обнаружилось, что и защита изрядно пострадала. "Паутина" после того, как через нее проскочили оранжевые нити, сильно поредела. И "труба" стала намного прозрачнее.
"К чему бы это?!" — тревожно подумал Женька.
Ответ не заставил себя долго ждать.
Глава XVII
РЕШАЮЩАЯ СХВАТКА
"Морковка" некоторое время неподвижно висела в воздухе — секунд десять, может быть. Потом она вновь выбросила из себя множество оранжевых нитей, из которых за несколько мгновений свилась полупрозрачная "труба", почти такая же, как та, что защищала серебристую дорожку, только короче и чуть шире диаметром. Сама "морковка" стала намного тоньше, но зато ярче засияла, а ее огненное острие вообще раскалилось добела. Оранжевая труба с "морковкой" внутри стала медленно приближаться к голубой, и с торца у нее выпятилась оранжевая "паутина"-щит — очень похожая на ту, что отразила две предыдущие атаки "морковки". После этого вся конструкция стала чем-то походить на кукурузный початок, только полупрозрачный, конечно. "Початок" при этом медленно вращался словно сверло вокруг продольной оси по часовой стрелке.
Дальше произошло еще одно удивительное дело: оранжевая "труба" (или "початок"!) раздвоилась, и вместо одной "морковки" в большой "трубе" появилось две маленьких в двух "трубах" меньшего диаметра. Потом обе "трубы" резко ускорили вращение вокруг продольных осей. "Морковки" внутри этих "труб" тоже стали вращаться, но в противоположную сторону — против часовой стрелки. При этом с каждым оборотом вокруг продольной оси "морковки" меняли форму. И вот Женька увидел, что обе "морковки" постепенно превращаются в подобие человеческих фигур! Это было сумасшедшее зрелище…
Наверно, если б Женька все это видел в кино, по телевизору или на мониторе компьютера, то особо не удивился бы. Сейчас куда более сложные спецэффекты придумывают. Да и вообще за прошедшую ночь Женька уже столько чудес насмотрелся, что впору было к ним совсем привыкнуть. Но все-таки превращение раскаленных добела "морковок" в нечто человекоподобное на него произвело впечатление.
Прежде всего Женька удивился тому, что возникло сразу две фигуры, похожие друг на друга как две капли воды. То ли это Дух Прорвы раздвоился, то ли одна из фигурок создана, чтоб внимание отвлекать — как хочешь, так и думай.
Может, сейчас как раз настала пора Ледяницу-Студеницу спросить? Правда, если она сейчас правильно подскажет, то больше от нее помощи не дождешься. Женька пошарил глазами по сторонам — Ледяницы поблизости не было. "Ладно, — решил "Иван-Царевич", — пока сам попробую разобраться!"
Между тем бывшие "морковки", окруженные защитными сетками, похожими на кукурузные початки, закончили свое превращение в человекоподобные фигуры. Именно в человекоподобные, а не в человеческие, потому что все сходство с людьми у этих фигур исчерпывалось наличием головы, туловища, рук и ног. Да и эти части тела лишь отдаленно напоминали человеческие. Например, головы у них представляли собой усеченные конусы, перевернутые основанием вверх. На этих абсолютно плоских макушках располагались не то шапки, не то шевелюры. Эти шапки-шевелюры, сделанные не то из кабаньей щетины, не то вообще из стальной проволоки, торчащей вертикально, были окаймлены обручами, наподобие того, который увенчивает голову статуи Свободы в Нью-Йорке. То есть от этих обручей во все стороны торчали длинные и остроконечные штыри. Ни носа, ни ушей страшилища не имели, зато половину лица (если, конечно, это можно назвать "лицом"!) занимали огромные, выпуклые, как линзы, красные овальные глазищи, а ниже, на месте рта, располагалась прямоугольная прорезь, из которой торчали выдвижные челюсти с острыми, как у двуручной пилы, зубами. Челюсти эти больше всего походили на охотничьи капканы. Вместо шей у чудовищ были какие-то гофрированные трубы, похожие на металлический шланг душа, только гораздо толще. Из таких же труб, только еще более толстых и длинных, были составлены руки и ноги, а туловища походили на огромные бочки. На плечах, локтях, коленях и поясницах щетинились такие же металлические острия, как и на головном обруче. Вместо пальцев на руках чудовищ было по пять складных лезвий, похожих и на ножи, и на когти одновременно, а вместо ступней на ногах — тяжеленные стальные башмаки, смахивающие на пожарные топоры. То есть имеющие спереди рубящее острие, а сзади — остроконечный "клюв". На металлических туловищах чудищ играли зловещие блики от свечения, которое испускали защитные оболочки-"початки".