Вообще люди испокон веков ожидали сверху только чудес. Сначала от бога. Но бог ничего, кроме молний и ураганов, не присылал. Тогда стали ждать чудес из других миров. В книгах сотни пришельцев прилетали на Землю — каждый со своими фокусами. И вот примчался один — прямо к Борису. И ничего не принес. Если не считать дырки в стекле. Но такие чудеса Борис мог делать и сам.
— А теперь давай его покормим, — сказал Алексей Палыч.
Борис возражать не стал. Он включил электроплитку. Алексей Палыч разбавил молочную смесь дистиллированной водой. Когда смесь стала теплой, он тщательно ее размешал и понес к мальчику.
— Все-таки спокойный мальчик, — сказал Алексей Палыч. — Другой на его месте давно бы кричал от голода. Сейчас, сейчас мы его покормим, — сказал Алексей Палыч, обращаясь уже к мальчику, таким тоном, каким, по его мнению, нужно было разговаривать с голодным ребенком.
— Не покормим, не покормим, — отозвался мальчик.
— Кушай, это вкусно, — сказал Алексей Палыч, поднося к мальчику ложку.
— Не кушай, невкусно, — отозвался мальчик, отталкивая ложку.
Борис рассмеялся.
— Нечего смеяться, — огрызнулся Алексей Палыч, — сам таким был.
— Сроду таким не был, — сказал Борис, с интересом наблюдая, как учитель вытанцовывает возле мальчика.
— Кушай, а то Палыч рассердится, — пригрозил учитель.
— Не кушай, не Палыч, — с восторгом сказал мальчик. Эта игра явно ему понравилась.
— Может быть, ты хочешь сам? — спросил Алексей Палыч.
— Сам, — неожиданно согласился мальчик.
Алексей Палыч с торжеством посмотрел на Бориса.
— Добром, — сказал он, — можно добиться от ребенка чего угодно.
— На, — сказал Алексей Палыч, протягивая мальчику ложку.
— На, — сказал мальчик и залепил кашей Алексею Палычу в переносицу.
Алексей Палыч медленно выпрямился. Он достал из кармана платок и стер кашу. Борис, опираясь спиной о шкаф, постепенно сползал на пол. Он уже не смеялся, а тихо постанывал.
— Что здесь смешного? — строго спросил Алексей Палыч.
— Извините, Алексей Палыч, — проговорил Борис, понемногу успокаиваясь. — Я просто никогда такого не видел.
— Будешь сам отцом — увидишь.
— Но вы же не отец, — возразил Борис. — За что же вас кашей?
Алексей Палыч взглянул на мальчишку, застывшего с поднятой в руке ложкой, и неожиданно для себя рассмеялся.
— А он понимает, что провинился. Смотри, какой у него виноватый вид.
И словно в ответ на эти слова мальчик сказал:
— Я больше не буду.
— Вот и прекрасно! — обрадовался Алексей Палыч. — Будешь хорошим мальчиком?
— Не буду.
— Не будешь хорошим мальчиком?
— Буду нехорошим. — И глаза мальчишки лукаво блеснули.
Второй тайм Алексею Палычу начинать не хотелось. Он догадывался, что игру эту все равно не выиграть. Борису тоже уже не было смешно.
— Пускай лучше он подключится, — посоветовал Борис.
— Это от меня не зависит, — сказал Алексей Палыч. — Давай подумаем насчет одежды.
— Алексей Палыч, — неуверенно сказал! Борис, — это я, конечно, так… просто сейчас в голову пришло… Может быть, сделать так, чтобы его отозвали?
— Почему? — опросил Алексей Палыч.
Спросил так, будто ему важен был не сам ответ, а важно было понять, что за человек перед ним.
— А какая от него польза?
— А какая польза была от тебя в этом возрасте? Или от меня?
— Это все понятно, — сказал Борис. — Никакой не было. Но мы же ниоткуда не прилетали. Неужели он прилетел сюда, чтобы кашей бросаться?
— Боря, — сказал Алексей Палыч, — я не имею права ни к чему тебя принуждать. Ты свободен. Но я дал слово.
— А я слова не давал. Вы будете молчать и никого не обманете, а я могу сказать и тоже никого не обману. И — привет. И никакой одежды не нужно.
— А то, что он сейчас нас слышит, не имеет значения?
Борис взглянул на мальчика. Тот сидел прямо. Внимательно взглядывал то на Бориса, то на Алексея Палыча.
— Пускай он тогда скажет, что понимает.
Мальчик молчал. Не улыбался. Вид у него был чрезвычайно серьезный.
— Ну, скажи что-нибудь, — обратился к нему Борис.
Мальчик молчал. Что-то не детски напряженное было в его позе. И еще — глаза: расширившиеся, застывшее в ожидании. Такие глаза бывали у Сереги, когда Борис заносил над ним руку.
Борису почему-то стало неловко.
— Насчет одежды… — сказал он. — Я бы мог принести чего-нибудь Серегино, но ему будет велико.
— С одеждой мы выкрутимся, — сказал Алексей Палыч. — Может быть, я даже сегодня успею съездить в одно место.
Но в этот день Алексей Палыч никуда не успел. Как раз в этот день вечером обнаружила Анна Максимовна пропажу продуктов, и Алексей Палыч не решился уйти из дома.
И это хорошо, что не решился, потому что на следующий день, когда Алексей Палыч и Борис скрывались в лесу от пожарного инспектора, в лаборатории кое-что изменилось.
Возле стола стоял мальчик, закутанный в одеяло, и наматывал на палец кусок провода.
— Опять вырос, — сокрушенно сказал Алексей Палыч.
— Ты зачем это наделал? — строго спросил Борис.
— Я играл.
— Разве приборы для детей?
— Я не знал… — Вид у мальчика был виноватый.
Воспользовавшись минуткой молчания, Алексей Палыч вытащил из портфеля булочки и сосиски и протянул их мальчику.
— На, поешь.
Мальчик взял одну булочку.
— Когда тебе что-то дают, нужно говорить «спасибо», — сказал Борис.
— Спасибо, — повторил мальчик и завертел булочку в руке, не зная, что о ней делать.
— Кусай, — сказал Алексей Палыч и щелкнул зубами, показывая, как нужно обращаться с булочкой.
Мальчик откусил кусочек, проглотил и положил булочку на стол.
— Не хочу.
— Ты что, вообще никогда не ешь? — спросил Борис.
— Я могу. Но я не хочу.
— Хочу — не хочу — это все на твоей планете осталось, — строго сказал Борис. — У нас нужно есть.
Мальчик, морщась, проглотил и булочки и сосиски. И лицо его, пока он ел, снова чем-то напомнило Борису брата Серегу, когда тот попадал в безвыходное положение.
— А теперь, — сказал Борис, — давай наводить порядок. Ты будешь все ставить на место, как было. Чего не понимаешь, спрашивай. Мы тебе поможем. Так, Алексей Палыч?
— Так, так… — согласился Алексей Палыч, глядя на Бориса внимательно, будто открыл в нем что-то новое. — Так, давай попробуем.
В эту минуту в дверь постучали.
— Кто там? — спросил Алексей Палыч.
— Инспектор.
Спрятаться в лаборатории было совершенно негде.
Опустившись на три ступени, инспектор увидел троих людей: двух ребят и одного взрослого, которого знал довольно давно.
— Ну, как тут у вас в нашем смысле? — спросил инспектор, протягивая Алексею Палычу руку.
— По-моему, все хорошо. Сам делал, в соответствии с наставлением, — почтительно сказал Алексей Палыч, кося глазами в угол, куда Борис успел затиснуть мальчишку.
— Ну, это мы посмотрим, хорошо или плохо. Силовой ввод есть?
— Вот, к станку.
Инспектор подтащил табуретку в угол.
— Ну-ка, мальчик, подвинься, — попросил он, отодвигая рукой пришельца.
Как ни старался Борис заслонить мальчишку, взгляд инспектора все же скользнул по невысокой фигурке, закутанной в одеяло. Только скользнул, не более.
Проверив ввод силового тока, инспектор занялся остальной проводкой. Он влезал на верстак, на стол, светил в темных местах своим фонариком. Инспектор работал не спеша, добросовестно, не отвлекался, задавал вопросы только по делу, но, видно, какая-то посторонняя мысль сверлила его затылок. Какую-то ненормальность, желание чгго-то скрыть ощущал инспектор во всеобщем молчании. От инспектора почти всегда пытались что-то скрыть. Но ведь здесь проводка-то была в полном порядке!
Наконец инспектор нащупал эту мысль. Он развернулся на табуретке.
— А чего это вы мальчишку в одеяло закутали?
— Видите ли… — пробормотал Алексей Палыч. — Это в целях…
— Репетиция, — быстро сказал Борис первое, что пришло ему в голову.
— Ага, ага, — согласился инспектор, сразу утрачивая любопытство; репетиция было словом привычным, житейским; во Дворце культуры инспектор бывал часто.
Осмотр заканчивался. Инспектор поковырялся в щитке с пробками, слез с табуретки, потер ладонь о ладрнь.
— Вроде все в норме. Хотя не мешало бы вас и оштрафовать.
Оживший было Алексей Палыч снова завибрировал.
— За что же нас штрафовать?
— А так. Для порядка. Чтобы не репетировали.
Последнюю фразу инспектор произнес в шутку. Он даже улыбнулся, что в практике инспекторов равносильно дикому хохоту. Но его собственные слова самому же ему кое-что напомнили.
— А почему вы тут репетируете? — спросил он, отыскивая глазами мальчишку.
— Это мой брат, — быстро сказал Борис.
— Ага, — кивнул головой инспектор, которому слова Бориса ровно ничего не объясняли. — Брат — это хорошо.
Попрощавшись с Алексеем Палычем, инспектор ушел, унося смутное ощущение, что в лаборатории все-таки есть какой-то непорядок.
Алексей Палыч запер дверь и вытер платком лицо.
Борис хлопнул мальчика по спине. Тот посмотрел на Бориса с удивлением.
— Ты молоток, — сказал Борис.
— Молоток? — повторил мальчик.
— Молоток — это значит молодец. Молодец, что молчал. А то бы мы погорели.
— Погорели? — снова спросил мальчик.
— Ну, влипли бы.
— Влипли… — в раздумье повторил мальчик.
— Ну, засыпались бы, понимаешь?
Мальчик отрицательно покачал головой.
— Засыпались — это значит… — уже с некоторым раздражением сказал Борис. — Это значит… это значит… — Борис умолк, взглянув на Алексея Палыча, и увидел, что тот улыбается.
Борис нахмурился.
— Засыпался — это означает, что… — начал Борис, как на уроке, — …что… что человек хочет что-то скрыть, а его… разоблачают. Ты молчал, и поэтому мы не засы… поэтому инспектор не догадался, что мы тебя скрываем.
— Теперь понятно, — сказал мальчик. — Это же очень просто. Удивительно, что я сразу не понял.
— Ты бы лучше подключился, тогда не придется объяснять по десять раз, — посоветовал Борис.
— Подключился? А что такое — подключиться?
— Да не темни ты! — сказал Борис. — Ведь мне же Алексей Палыч все рассказал. Ты и сам слышал.
— Я слышал, — согласился мальчик. — Но я все равно не понимаю, что такое подключиться. А еще больше не понимаю, что такое темнить.
— Темнить — это значит скрывать правду! — заорал Борис. — А говорить «еще больше не понимаю» — неграмотно! Надо говорить «еще меньше понимаю»!
— Ты говоришь громко, — сказал мальчик. — Когда ты говоришь громко, я еще меньше понимаю. Но я не скрываю правду.
Вместо того чтобы посочувствовать, Алексей Палыч решил вмешаться.
— Боря, а ты не соврал, когда сказал инспектору, что мальчик твой брат. Вы и есть братья — по разуму.
— У меня таких братьев — полный класс, — буркнул Борис. — Только они умнее.
— Боря, я понимаю тебя, — стараясь говорить как можно мягче, произнес Алексей Палыч. — Я тем более понимаю тебя, потому… ну, потому что видел много разных ребят. Бывали и такие, от которых просто в отчаяние приходишь. Но они знали, что делали. А наш гость не делает ничего назло. Он ведет себя, как положено ребенку: если не понимает — спрашивает. Неужели ты хочешь, чтобы его «отозвали» только за это? Для меня само это слово звучит как-то жестоко. Будто не «отозвать», а убить.
Мальчик шевельнулся.
— Что такое «убить»? — спросил он.
— Это… ну, как бы тебе объяснить… — сказал Алексей Палыч. — Это так, вроде «отозвать».
— Отозвать?
— Да. Когда тебя отзовут, ты ведь с нами больше не будешь.
— Я с вами, — сказал мальчик. — Кто меня отзовет?
Алексей Палыч многозначительно посмотрел на Бориса.
— Никто тебя не отзовет, — сказал он. — Ты будешь с нами. Это была шутка.
— Ч,то такое шутка?
На этот раз в затруднении оказался и Алексей Палыч.
— Боря, — сказал он, — ты у нас специалист по переводу с русского на русский. Может быть, попробуешь?
— Не могу я, Алексей Палыч
[5]
,—взмолился Борис. — У меня и так в голове как будто каша. Я тебе потом объясню, — сказал он мальчику. — Ведь не горит у тебя?
— Не горит?
Борис застонал. Не голосом застонал, а так, внутренне. В школе ему давно уже объяснили, что русский язык богат и разнообразен. Но это был тот случай, про который говорят: «язык мой — враг мой».
— Ты можешь обождать? — простонал Борис, на этот раз вслух. — Не обязательно, чтобы я все немедленно объяснял.
— Я могу обождать, — послушно сказал мальчик. — Ты, Боря, хороший, когда не кричишь.
— А ты не слишком хороший, — сказал Борис. — Ты все время растешь. А это уже не шутка. Мы не знаем, какую одежду тебе доставать. Долго ты еще будешь расти?
— Я не знаю, — тихо сказал мальчик.
— А я знаю, — решительно сказал Борис.
Взяв мальчика за руку, он подвел его к стене.
— Алексей Палыч, какой рост ему лучше всего сделать?
— Я думаю, хорошо, если бы вы были примерно одного роста. Но каким образом…
— А это пускай он сам соображает. Или ОНИ пускай думают. — Борис показал пальцем наверх. — Посылают человека в такую даль без штанов, а мы должны изобретать. Может быть, они нас сейчас слышат? — Борис задрал подбородок и проговорил в потолок: — Эй, вы, товарищи, или пришлите одежду, или перестаньте его растить!
Спохватившись, Борис глянул на мальчика, но тот ничего не сказал. Борис поправился. — Или сделайте так, чтобы он не рос выше этой черты.
Борис прислонил мальчика к стене, встал с ним рядом и карандашом провел на уровне своих глаз черту.
— Нормально? — спросил он учителя.
— Это было бы неплохо, — согласился Алексей Палыч.
— Ну и все, можно покупать на такой размер.
— Ты уже, кажется, начал распоряжаться в космосе, — усмехнулся Алексей Палыч.
— Больше я ничего не могу придумать.
— Да я не в укор, — сказал Алексей Палыч. — Мне, например, это и в голову не пришло. Будем надеяться. Впрочем, у меня завтра свободный день, я с утра зайду сюда на примерку. А теперь давай по домам. Если нас будут домашние разыскивать да заглянут сюда, это может кончиться плохо. Мама ведь не инспектор, ей не докажешь, что он твой брат.
— А инспектор Серегу знает, — беззаботно сказал Борис. — Серега у пожарки по целым дням крутится. Ему там даже погудеть дают. Я еще удивился, что инспектор ничего не сказал.