С благоговением слушали собравшиеся слова князя и порешили немедленно приступить к постройке храма.
Было решено на время остановиться. Начали строить обитель в честь Рождества Пречистыя Богородицы.
Поселок был назван Боголюбовой.
IX
Огромная толпа киевлян, изумленная исчезновением князя, двинулась в Вышгород.
Дорогой Юрий расспрашивал Якуна и старшин, как они догадались об уходе его сына.
— Не ждал я от Андрея, что он предпримет без моего благословения поход! — задумчиво проговорил князь.
Он соображал, какая причина заставила Андрея покинуть Вышгород. Мысли его сменялись одна за другой, наконец он вспомнил высказанное сыном желание перебраться в Ростово-Суздальский край.
«Давно стремился Андрей вернуться в Суздаль, в волость свою, Владимир… Не иначе как туда он и ушел… Только как же без благословения моего он решился?!»
Князь прямо направился в обитель, где смущенные инокини начали рассказывать ему о таинственном исчезновении святыни.
Вместе с другими киевлянами пришли в Вышгород Елена, мать Фоки, и Марина, его сестра. Слух об уходе князя с дружиною достиг и до них. Пораженные неожиданным уходом Фоки и Василька, обе женщины поспешили сюда, чтобы разузнать, куда ушла дружина.
Инокини передали князю Юрию все, что рассказывали раньше Андрею. Рассказали они ему также об исчезновении духовенства.
Это обстоятельство еще более уверило старого князя в том, что его сын покинул Вышгород навсегда. Но он все-таки до поры до времени решил не открывать этого сельчанам: «Вернуть — все равно не вернешь, одну только смуту породишь!» И на вопрос Якуна, что он думает об отъезде князя, скрытный Юрий уклончиво ответил:
— Поход затеял мой сын, это я вижу ясно, на которого-нибудь из князей… Победит его и опять к вам вернется!..
— Дай-то Бог! — прошептали старшины. — Мы им много довольны…
Печальным вернулся великий князь в свой стольный град. Забота о судьбе сына ни на минуту не оставляла его. Он знал храбрость Андрея, стремление его на север, и хотя его обидел уход сына без родительского благословения, он все же жаждал получить весточку от Андрея. Послать гонца к Андрею не позволяла его отцовская гордость.
«Но как узнать! — думал старый князь. — Кто мне о нем расскажет?»
Опечаленные неожиданным отъездом сына и Василька, беспокоясь о судьбе их, Елена и Марина вернулись в Киев.
— Один у меня сынок только и был, — сетовала вдова, — да и того Бог весть куда княжая воля загнала!..
Горевала и Марина.
Кроме брата, ей было жаль и Василька, статная фигура, ласковые речи и голубые глаза которого пришлись ей по сердцу.
— Как о нем, сынке милом, узнаешь? Кто весточку подаст о нем! — плакалась Елена.
Девушка молчала, в ее голове зародился смелый план.
— Вот что, матушка, я удумала! — обратилась она к пригорюнившейся матери. — Попробую я поискать брата.
— Ой, девушка, страшно! Всякий тебя в пути изобидеть может!..
— Надумала я, родная, и от этой беды схорониться. Пойду я к нашему князю, упрошу его дозволить мне княжим отроком назваться, в мужское платье обрядиться… Добер наш князь, он это мне дозволит…
— Да, чай, ему весточку от сына тоже получить охота! — поддакнула вдова.
Марина, видя, что мать не прочь отпустить ее, быстро собралась и отправилась на княжий двор.
X
Изумился старый князь приходу молодой девушки.
— Что приключилось с тобой, красна девица? Почто повидать меня надумала?
Низко поклонилась ему Марина и объяснила свою просьбу.
— Хитро ты удумала, девица! — усмехнулся князь Юрий. — Да и мне к разу твоя служба пригодилась… Что ж? Надевай доспехи! Называйся моим княжим отроком… Я не прочь…
По приказу князя девушке было выдано все необходимое, а также и конь вместе с вооружением княжего отрока.
— Возвращайся скорее с вестью! — сказал на прощанье ей старый князь.
Девушка сама отвела коня к себе домой, переоделась и, опустившись на колени перед матерью, стала просить ее благословения. Истово благословила Елена дочь, на глазах у матери стояли слезы.
Статным молодцом взлетела на коня молодая девушка и, еще раз крепко обняв родимую, быстро помчалась на север.
Марине приходилось ехать наугад, не зная, куда направилась вышгородская дружина. В редких, попадавших ей на пути, селах она расспрашивала о княжем поезде и, благодаря этому указанию, выбирала верный путь.
Данная девушке князем киса с деньгами давала возможность ей ехать, не терпя лишений.
Твердая воля Марины не ослабевала ни на минуту.
Проезжая по пустынному полю, конь под Мариной взвился на дыбы и чуть не сбросил смелую девушку. Успокоив его, Марина взглянула на землю и увидела человеческую фигуру, неподвижно лежащую в траве.
Сострадание невольно овладело ею, она соскочила с седла и, не выпуская из рук поводьев коня, подошла к лежащему человеку. Он тихо стонал; одетое на нем рубище показывало, что он нищий.
— Воды, воды, испить! — с трудом произнес бедняга, когда девушка нагнулась к его лицу.
Марина, привязав коня к дереву, подбежала к струившемуся ручью, зачерпнула шеломом воды и поднесла к запекшимся устам страдальца. Нищий облегченно вздохнул.
— Спасибо, молодец! А я уж думал, что мне смерть пришла! — прохрипел он.
— Что с тобой? — спросила участливо девушка.
— Ослаб я дорогой… Не близкий путь держу. Да и ты, кажись, тоже издалека?..
Марина ничего не ответила.
Нищий с трудом приподнялся и пристально взглянул на нее.
— Вижу, знаю, куда ты спешишь… к Пречистой… Там мы с тобою увидимся!..
Пораженная его словами, Марина спросила:
— Почему ты знаешь, куда я еду?
Нищий усмехнулся.
— Ведомо мне не только, куда ты едешь, но и зачем ты едешь. Не кручинься ни о том, ни о другом! Хранит их обоих Всевышнего десница… А пока прощай! Поезжай своей дорогой, а я пойду своей… У Пречистой мы свидимся!
Смущенная странной встречей, девушка распутала повод, вскочила на коня и отправилась дальше, а нищий, тяжело ступая по мягкой траве, побрел в другую сторону.
Странные слова незнакомца заставили Марину думать об их значении, но все-таки она не могла их понять.
«Кто эти оба, живы и здоровы? — спрашивала сама себя девушка. — Неужто брат и Василько? Откуда же знает об них нищий и где мы с ним встретимся у Владычицы?»
Непривычная езда сильно утомила молодую наездницу, немало стеснял ее и мужской костюм.
Наконец она достигла Владимира и остановилась в одной избе у пожилого кожедера.
Пригород Суздаля, Владимир в то время был еще очень мало населен. Храм в нем был один, да и то довольно бедный, ратные люди навещали его только наездами.
Появление дружинников пугало жителей, а потому заезд на ночлег Марины, по одежде которой сейчас узнали в ней княжего отрока, встревожил Ефима-кожедера, и он подозрительно поглядывал на своего постояльца.
— А что, дядя, не проезжал у вас тут князь Андрей с дружиной из Вышгорода? — спросила девушка.
— Как же, милостивец, проезжал! Недавно, поди, недели еще нету! — боязливо отозвался Ефим.
Молодая девушка встрепенулась.
— Куда же княжий поезд поехал?
— Да как тебе сказать, — почесывая голову, протянул хозяин. — Поехать-то он поехал…
— Сказывай скорей, дядя!
— И не доехал… Марина побледнела.
— Что ж, в битве дружина полегла, что ли? — испуганно спросила она.
Кожедер махнул рукой.
— Не то… Отъехали это они верст десять от нас, стали станом…
— Говори, не томи!
— Чудо великое было, виденье князю… Обитель Владычица строить повелела… Ну, и осели пока… Вот завтра, милостивец, поедешь, так сам увидишь.
Лицо Маринино залило румянцем. Она узнала, что все невредимы.
— Так я сейчас же к ним поскачу, дядя!
— И думать не моги, родимый! Время позднее, конь твой притомился, да и сам ты устал. Пожди до утра!..
Марина послушалась совета старого кожедера и осталась ночевать в его избе.
XI
Постройка обители во имя Рождества Пресвятой Богородицы продолжалась. Кроме рабочих, приглашенных князем из соседнего Владимира, принимали участие в работе и дружинники.
— Потрудитесь, други, для дома Пресвятыя Богородицы! — говорил отец Николай. — Она за это воздаст вам сторицей!..
Одновременно с возведением церкви и обители рос и поселок вокруг них.
Для написания икон будущего храма Андрей заблаговременно вызвал искусных изографов из Ростова, и, кроме других икон, он поручил написать им одну в память своего виденья. На этой иконе Божия Матерь была изображена в том виде, как она явилась князю, с хартией в руках.
На постройке церкви работали и названые братья. Не раз вспоминали они о далеком Киеве, о матери, о Марине, оставшихся там, оба рвались туда душою, но покинуть стан князя было невозможно.
На тяжелую работу поставил их Михно: он заставил их выкапывать и подвозить камень, обтеску которого и укладку в стены поручено было производить более опытным владимирским каменщикам.
Крепышу Василько работа эта пришлась по сердцу, тогда как Фока, более слабый, страшно уставал.
Камнеломни находились верстах в двадцати в сторону от главного стана, на них, кроме двух товарищей, работало много других дружинников, здесь они и проживали в наскоро сделанных шалашах.
— Что ж, князь, в самом деле, никак, нас вместе с Василько в каменщиков превратил?! — говорил Фока, выворачивая большую глыбу камня.
— Потерпи, друг! Божьи работники мы с тобой, не княжие… Окончим храм, к настоящему делу приступим! — уговаривал его тот.
— С кем же воевать-то? Младшие братья князя идти на него не посмеют…
— Найдутся… Успеем и мечом поработать… И они прилежно занялись делом.
— С матушкой и сестрой повидаться хотелось бы, — снова начал Фока, — стосковался очень!
— Вот это дело говоришь, — сочувственно подхватил Василько, — и мне бы хотелось свидеться с ними! Постой, брат названый, пожди немного: вот как соорудим храм каменный, отпросимся у князя в Киев съездить!..
— Отпустит, чай?! — блеснув глазами, спросил Фока.
— Как не отпустить! — подтвердил Василько. — Эку работу завершим!
Марина прибыла в стан и стала обходить работников, отыскивая своих близких.
Незнакомое лицо княжего отрока обратило всеобщее внимание.
— Откуда, молодец, прибыл? — подозрительно спросил Михно. — За коим делом?
Сообразительная Марина сейчас нашлась.
— Потрудиться во славу Пресвятыя Богородицы задумал!
— Доброе дело, молодец! Что ж, скидай доспехи! Я тебе и работу укажу, — более добродушно заметил мечник. — Коня ты своего вместе с нашими пустишь… А поместишься в сборной избе с дружинниками.
Найти брата девушке так и не удалось в этот день. Расспрашивать у дружинников она не решалась, боясь навлечь подозрение.
— Молод да жидок ты, парень! На трудную работу я тебя ставить не буду! — сказал Михно, заведовавший постройками. — Иди ты к изографам, там тебе дело найдется!
Марина послушно отправилась в избу, где заготовлялась вся внутренняя отделка храма.
У открытой двери, на длинных лавках, стояло несколько липовых досок, на которых двое изографов писали иконы.
Они были пожилые люди, один из них, с большою седою бородой, по имени Мирон, с изможденным от долгого поста лицом, изображал на доске, грунт на которую был заранее наведен мальчиками, по установленным древним образам лик Пречистой в том виде, как Она явилась в видении князю.
— Вот привел я к тебе, Мирон, работника! — проговорил Михно. — Пусть помогает тебе по мере сил!
Старый изограф, добродушно улыбаясь, взглянул на Марину и ласково сказал:
— Поработай, паренек! Потрудись для Пречистой! Скидавай кафтан-то: в рубахах работать будет сподручнее!
Новый работник исполнил приказание.
— Исперва потри-ка ты краску вон на том камне вместе с мальчонкой! А потом я тебя и к другому делу приставлю!
Марина прилежно взялась за работу.
XII
Прежде чем начать писать икону, старинные изографы долгое время перед этим постились, прилежно молились, чтобы Бог помог им исполнить задачу, и тогда уж принимались за дело.
Одним из таких, строго относящихся к своей работе, был и старый Мирон. Вставая рано утром, он долго молился и тотчас же принимался за работу, до окончания которой он ничего не ел. Чем-то неземным веяло от написанных стариком божественных ликов.
Это замечал не раз даже сам князь и ободрял Мирона:
— Работай, друже! Твои иконы точно живые: они внушают некий трепет и располагают к молитве…
Радостно становилось на душе у старого изографа от похвал князя.
Не таков был другой, тоже искусный, изограф, Федор. Небольшого роста, плотный, рыжеватый, с небольшою проседью, угрюмый старик хотя исполнял все положенные по уставу для изографов правила и был не ленив в работе, но тем не менее изображаемые им лики святых, написанные искусно, выглядели неодухотворенно.
Угрюмый Федор ни с кем не разговаривал, в изографной избе резко слышался его голос, в противоположность Мирону, любившему распевать духовные канты слабым старческим тенорком.
Помощником Мирона считался шустрый мальчик Григорий, растиравший для старика на камне краски, но не умевший даже навести грунт на доске.
Тяжелая дума глядела из сумрачных глаз Федора. Он, по-видимому, оставался недоволен приемом нового работника и угрюмо заметил своему товарищу:
— Почто взял парня? Разве одни-то мы не могли справиться?..
— Эх ты, дядя! Все тебе нелюбо, все ворчишь! Смотри на меня: годами тебя много старше, а светло у меня на душе!
Федор ничего не ответил и принялся за работу. Марина старательно растирала краски, дедушка Мирон был ею очень доволен.
— Спорый ты парень, Максим, — Марина назвалась этим именем, — и к нашему делу подходящ… Так и быть, начну обучать тебя. Только помни, парень, это дело святое! К нему надо чистым приступать!
— Не сомневайся, дедушка! Только показывай!
Старик начал объяснять ей первые правила изографного искусства.
Наука далась новому работнику. Скоро он мог уже подмалевывать и золотить фон, писать одеяния святых, но до изображения ликов старик его еще не допускал.
О Фоке и Василько Марина имела уже сведения, но их самих не видела. Но через некоторое время ей удалось с ними встретиться.
Был праздник. Работы были прекращены, работавшие на камнеломне работники пришли в стан повидать товарищей.
Икона «видения», которую писал Мирон, уже близилась к концу, и князь хотел ее показать дружине. Все направились к изографной избе.
Старый изограф вместе с Мариной вынесли из избы икону и поставили на сошках возле княжего шатра. Благоговейно смотрели собравшиеся на дивный лик Богоматери. В числе пришедших были Василько и Фока.
Марина сразу заметила их, лицо ее вспыхнуло ярким румянцем. Она сдержала себя и не выдала своей радости при виде братьев, боясь быть узнанной. Летний загар, занятия в мастерской, покрытые краской руки совершенно изменили девушку; в молодом помощнике изографа Мирона молодые люди не могли узнать Марину.
Довольная, что свиделась с братьями, девушка возвратилась вместе с Мироном в изографную избу и снова принялась за дело. Старый изограф только удивлялся ее успехам.
XIII
Постройка храма близилась к окончанию. Внутри он был украшен драгоценными камнями и финифтью. Столбы и двери блистали позолотой. В нем князь поставил привезенную икону, для нее был сделан оклад, на который поя шло пятнадцать фунтов золота, много жемчуга, драгоценных камней и серебра. Вся утварь храма была разукрашена драгоценными камнями.
Долго продолжалась работа по постройке храма.
Поработав до осени в изографной, Марина, уже сделавшая такие успехи в иконописи, что могла самостоятельна писать образа, отпросилась у Мирона, у князя и Михно навестить родных. Они не подозревали, что родные эти так далеко, в стольном Киеве.