– Он так и сказал – “останки”?
– Да, точно так.
– Странное выражение, – задумчиво промолвил архивариус и тут же добавил: – Это еще больше заставляет меня сомневаться в смерти Карабуса. Ведь если Самюэль погиб, то это случилось два дня назад, а если он никуда не уезжал, то тело его должно находиться в городе. Но в городе его никто не обнаружил, и было бы странно, если бы только вчера приехавший иностранец на него случайно наткнулся. Тут все не так просто. Нам граф сказал, что встретил Самюэля в Традоссе, Леоноре же заявил, что тот погиб. Что из этого ложь, а что правда? Недаром вчера он мне показался подозрительным.
– Но Пардоза так уверенно говорил, – возразил Себастьян.
– Не забывай, что наш дорогой граф – обладатель сильного талисмана лжи. Он мог просто шантажировать Леонору. Влюбленный соперник и не на то способен. Да, скорее всего он лжет Леоноре.
– Понимаешь, Бальтазар, – горячился Себастьян, – судя по голосу, граф торжествовал. Это так походило на правду.
– Это не исключено, – задумчиво проговорил архивариус.
– И еще вопрос, – продолжал Себастьян. – Какое отношение имеет перстень ко всему этому делу?
Архивариус внимательно посмотрел на друга.
– У тебя есть какое-нибудь соображение?
– А что если, потеряв этот перстень, Самюэль лишился права на руку Леоноры? То есть все равно, что погиб для нее.
– Очень здравая мысль, – задумчиво проговорил Бальтазар.
Оба друга замолчали, и некоторое время каждый думал о своем. Наконец архивариус спросил:
– Кстати, Себастьян, а ты не пробовал надеть перстень?
– Н-нет, – с трудом проговорил звездочет. – Тут есть какая-то странность. Вчера ночью, когда я рассматривал перстень, у меня непроизвольно возникло желание надеть его. Он как будто притягивал к себе, манил… Но в последний момент я удержался.
– И правильно сделал.
– Он и теперь будто манит меня, – проговорил Себастьян, зачарованно глядя на перстень.
– Тогда спрячь его поглубже в карман и ни в коем случае не надевай. С талисманами шутки плохи.
Себастьян спрятал перстень, помолчал с минуту и сказал:
– Что же нам теперь делать?
– Пока не знаю, мой друг, – тихо отозвался архивариус, – слишком много загадок и слишком мало сведений. Однако нам не помешает все это подытожить. Итак, что нам известно? Четыре дня назад вечером в Нустерн приезжает Самюэль Карабус, человек, скажем так, не совсем обычный. Он путешественник, но путешествие его тоже какое-то странное: то ли его кто-то преследует, то ли он кого-то ищет. Во всяком случае он говорит, что его преследуют неудачи, и ужасно радуется тому, что дальше на Север дороги нет. Ко всему прочему он обладает способностью читать в чужих душах. Я до сих пор под впечатлением того фокуса, что он проделал с нами. И что же делает этот человек? Первый день он проводит в городе, а на следующий отправляется за город на прогулку и исчезает бесследно. Это произошло позавчера. Вчера утром в город приезжает племянница бургомистра, которая, как выясняется, ищет этого господина Карабуса, чтобы дать ему свободу – не исключено, что от брачного обязательства, – но не находит его. Причем заметь, что бургомистр совершенно незнаком с Самюэлем Карабусом. Впрочем, он, наверное, и племянницу видит впервые в жизни. Далее, в тот же вечер объявляется идальго из Валезии, который выдает себя за страстного любителя энтомологии. Теперь выясняется, что это не просто идальго, а граф Пардоза, который хорошо знает исчезнувшего юношу и претендует на руку племянницы бургомистра. Кто-то из них, скорее всего Самюэль, обронил возле дома профессора Инсекториуса перстень, и перстень, надо полагать, не простой. И, наконец, последнее: по крайней мере двое из них интересуются тринадцатым томом «Традосских хроник», книгой, которая всегда считалась мифом. Это самое непонятное. Почему они решили искать этот том именно в архиве маленького провинциального городка? К тому же, этот странный документ…
– Какой документ?
– Ты же сам говорил, что Пардоза обещал Леоноре с помощью какого-то документа доказать право на ее руку.
– Ах да, – уныло закивал головой звездочет. – А что это за документ?
– Откуда мне знать! Но думаю…
Архивариус вдруг замолчал. В ту же минуту дверь архива распахнулась, и на пороге появился профессор Инсекториус. Он постоял в нерешительности, очевидно, ничего не разбирая в полумраке архива, затем спросил:
– Эй, есть тут кто?
– Что ты кричишь, друг мой? – отозвался архивариус. – Проходи, не стой на пороге.
Профессор ухватился за перила и стал осторожно спускаться по лестнице.
– У тебя тут кромешная тьма, Бальтазар, того и гляди свернешь себе шею, – ворчал профессор. Наконец он спустился и, освоившись в полутьме, воскликнул:
– Ба, и Себастьян здесь! Здравствуй, мой дорогой, а где же господин Пардоза?
– Откуда нам знать, где господин Пардоза? – заметил Бальтазар.
– Как? – удивился в свою очередь профессор. - Он должен быть здесь!
– Этого только не хватало! – изумился архивариус.
– Артур, почему ты решил, что господин Пардоза должен быть здесь? – спросил Себастьян.
– Мы с ним договорились, – ответил профессор, усаживаясь в свободное кресло. – Вернее, он сказал, что будет в архиве, где я могу его найти.
– И давно он это сказал?
– Часа два тому назад, когда мы с ним расстались. Ах, если бы вы знали, друзья мои, как приятно встретить коллегу! Господин Пардоза был настолько любезен, что сегодня нанес мне визит, и три часа кряду мы беседовали.
– Вот как? – заинтересовался архивариус. – Значит, твой коллега был у тебя?
– Да. Я показывал ему свою коллекцию, и он пришел в восторг от моей золотой жужелицы. Он потирал руки от удовольствия и чуть не прыгал на одной ноге. Впрочем, его заинтересовала не только моя коллекция, но и сад Эмилии. Он обошел его весь, поинтересовался, где именно я нашел жужелицу, тщательно обследовал цветник, назвав его чудом света, и посоветовал строже охранять его. Он обошел все заборы, желая убедиться, что они достаточно крепки. Чудной такой, право… Что вы на меня так смотрите? – вдруг спросил профессор, поймав на себе очень уж пристальные взгляды друзей.
– Ничего, – ответил архивариус, – просто ты интересно рассказываешь, а Мигель Пардоза, сам понимаешь, нам не безразличен. Но ты не все рассказал: ведь твой коллега спрашивал, не нашел ли ты еще что-нибудь интересное или ценное, помимо жужелицы.
– Действительно, – промолвил пораженный профессор, – он спрашивал что-то в этом роде. Но откуда ты знаешь?
Архивариус не ответил, а задал другой вопрос:
– Так значит, прощаясь с тобой, господин Пардоза сказал, что сразу же отправляется сюда?
– Да, именно так. Он еще прибавил, что пробудет здесь долго, до самого вечера. Так что, его здесь не было?
– Надеюсь, нет, – процедил сквозь зубы архивариус.
– Странно, куда же он подевался?
– Может, он расшибся, прыгнув со второго этажа? – предположил Себастьян.
– Кто прыгал со второго этажа? – удивился профессор.
– Не обращай внимания, Артур, – быстро проговорил архивариус и незаметно наступил на ногу звездочету. – Себастьян находится под впечатлением от сегодняшнего происшествия и поэтому говорит невпопад.
Себастьян недоуменно посмотрел на архивариуса, но ничего не сказал.
– А что сегодня случилось? – поинтересовался Артур.
– Бернар, сын плотника, – стал на ходу придумывать архивариус, – чинил раму в доме Тома Глины, ну и, не удержавшись, сорвался со второго этажа. Однако ничего страшного не произошло, я это точно знаю.
– При чем тут Бернар? – возмутился профессор. – Я вам толкую совсем о другом. Вы, должно быть, переутомились…
– Есть немного, – покраснев, промолвил Себастьян.
– Ну ладно, – сказал профессор, вставая с кресла. – Поскольку моего коллеги здесь нет, а я должен его непременно увидеть, то я отправлюсь в трактир Локка Бочонка.
– Блестящая мысль, – подхватил архивариус. – Мы с тобой. Самое время проветриться. Что скажешь, Себастьян?
– Ничего не имею против.
– Итак, идем?
– Идем.
Зал трактира был забит людьми. Столько народу в здешнем заведении никто из друзей не видывал. И народ-то был какой-то незнакомый, да к тому же находящийся в непрерывном движении. Разодетые дамы и разряженные кавалеры в пестрых камзолах поднимались по лестнице в гостиничные номера, спускались вниз, бродили по залу, ненадолго подсаживаясь, то к одному, то к другому столу. Гул в трактире стоял невообразимый. И это было бы полбеды, но к гомону примешивались хаотичные музыкальные звуки, непривычно резавшие ухо. Друзья быстро нашли источник какофонии. В конце зала, под самой лестницей, пристроилась большая группа музыкантов, разодетых в зеленое и напоминающих молодые гороховые стручки. В руках у них были музыкальные инструменты: изящные виолы да браччо, пузатые и неуклюжие виолы да гамба, причудливые виоль д’амур, несколько продольных флейт, две валторны и, разумеется, лютни. Все это скрипело, дудело, свистело, и все невпопад. Музыканты настраивали инструменты.
С большим трудом пробившись к стойке, друзья увидели трактирщика, покрытого испариной и ошалело таращившегося на своих удивительных гостей.
– Локк! Что у тебя здесь происходит? – стараясь перекричать гомон толпы, спросил архивариус. – Что это за люди и откуда такой роскошный оркестр?
– Это все гости нашего бургомистра, – ответил очумелый трактирщик. – Вернее сказать, гости его племянницы. Они приехали сегодня на бал в честь дня ее рождения, и все до единого остановились у меня. Я просто схожу с ума! Посудите сами, любой трактирщик и хозяин гостиницы радовался бы на моем месте такому наплыву посетителей, а у меня голова идет кругом. Ведь я не привык к таким толпам: у меня за год не бывает столько посетителей, сколько набралось в один день. Это невыносимо! За последние три дня наш тихий, спокойный городок стал похож на какой-то проходной двор!
– Это верно, – согласился архивариус. Потом, наклонившись к Себастьяну, сказал:
– Да это целая армия. Против такой никакому графу не устоять. Думаю, что твое участие в защите Леоноры стоит теперь под большим вопросом. Вот только какие-то они суетливые, ни минуты не сидят на месте. Но, может быть, это и к лучшему.
Тем временем профессор выспрашивал трактирщика:
– Скажи, Локк, а вчерашний твой постоялец, господин Пардоза, здесь?
– Он недавно вышел, но просил вас, если вы вдруг объявитесь, непременно его дождаться.
– Ах, вот как! – обрадовался профессор. – Тогда налей мне стаканчик традосского.
А архивариус снова обратился к Локку:
– Скажи-ка, дружище, рано ли сегодня поднялся господин Пардоза, и в котором часу он впервые вышел из трактира?
Локк, ничуть не смутившись вопросом, ответил:
– Поднялся он довольно поздно, завтракал в компании рыцарей барона Фойербарда, а примерно в полдень пошел с визитом к господину профессору. Так и сказал: «Если кто будет спрашивать, я – у господина Инсекториуса». Но лично вам, господин архивариус, он ничего не велел передать.
Архивариус рассмеялся и поблагодарил трактирщика. Потом повернулся к Себастьяну:
– Мне кажется, нам пора на свежий воздух. Моему благовоспитанному слуху вредна здешняя музыка. А ты, Артур, будешь дожидаться своего коллегу?
– Разумеется, – ответил профессор.
– Ну, тогда увидимся на балу, ведь все мы приглашены. Надеюсь, ты не забыл?
– Как можно! – воскликнул профессор. – Я собираюсь сегодня хорошенько позабавить виновницу торжества, – и он лукаво подмигнул друзьям.
– Посмотрим, посмотрим, – улыбнувшись, промолвил архивариус. – До встречи на балу. Пойдем, Себастьян.
В городе царили голубые сумерки. Уличный гомон, не в пример трактирному, бодрил сердце и отдавал явно весенними нотками. Внезапно впереди, где-то над улицей Оружейников, небо озарилось яркой вспышкой, и над домами взлетел сноп разноцветных искр. Друзья невольно остановились, залюбовавшись этим зрелищем.
– Должно быть, алхимик Бертольд испытывает свои кунштюки, – предположил архивариус. – Неужели он собирается устроить фейерверк? Невероятный размах принимает вполне обычное, я бы даже сказал, сугубо семейное торжество.
Они двинулись дальше и, пройдя Гончарную улицу, остановились на перекрестке.
– Итак, Себастьян, простимся ненадолго, – сказал архивариус. – День пролетел незаметно, и у нас осталось времени только на то, чтобы переодеться, а там нас ждет бал. Несмотря на то, что у Леоноры теперь так много защитников, постарайся быть все время около нее.
– Об этом меня просить не надо, – успокоил его Себастьян.
– Я понимаю, но постарайся следить за всем, что происходит. Следи зорко, как ты следишь за звездами, на балу наверняка появится Пардоза, а от него можно ожидать все что угодно.
Бальтазар немного помолчал и добавил:
– Не нравится мне, что граф так уверен, будто у него чуть ли не сегодня в руках будет важный документ. Не нравится мне и то, что он целый день где-то пропадает и явно что-то затевает. Побегу в архив и еще раз проверю надежность замков.
Звездочет и архивариус простились, и каждый поспешил в свою сторону.
Глава девятая
Бал в доме бургомистра. – Маэстро Мантис, маэстро Теттигон и танцовщица Калима. – Баллада о Тиме Уэлле. – Демонстрация уникальной коллекции, и что из этого получилось.
В доме бургомистра вольного города Нустерна все было готово к большому празднику. Гостиная, через которую днем пробегал Себастьян, догоняя возлюбленную, представляла собой, по сути дела, большой зал, который в этот вечер казался особенно просторным. Виною тому, надо полагать, было огромное количество зажженных свечей, совершенно рассеявших обычный полумрак этого помещения. По залу шел тонкий и сладостный аромат, источаемый цветами, которые для этого случая любезно предоставила Эмилия Инсекториус. Обитые бархатом стены, белоснежные колонны, начищенный до блеска пол – все сверкало, переливалось, играло. Прибывшие первыми, гости робко топтались у стен, дивясь всей этой красоте. Среди них находился и бургомистр, явно не узнававший своего дома. Леонора еще не появилась, и слегка обалдевший дядюшка сам принимал поздравления. Вскоре гостей прибавилось, и они, осмелев, стали расхаживать по залу, с удивительной быстротой привыкая к невиданной роскоши. Наконец к подъезду дома подкатил целый поезд карет. Первыми в зал вошли музыканты; они быстро расселись на приготовленные в углу стулья, дирижер взмахнул палочкой и грянул торжественный марш. Под его звуки в зал стали попарно входить разодетые дамы и кавалеры, те, что так поразили Себастьяна и архивариуса в трактире Локка. Входящие пары выстраивались в правильном танцевальном порядке, и когда вошли все, под заключительные аккорды марша на лестнице показалась виновница торжества Леонора. Этот неизвестно кем и когда спланированный выход произвел на всех большое впечатление. Волна восторженных возгласов прокатилась по залу. Эффект появления Леоноры подчеркивал ее поистине царский наряд: золотое платье из невиданной тончайшей и легкой материи было перехвачено на талии сверкающим жемчужным поясом, сотнями разноцветных искр горели самоцветы великолепного ожерелья, а на голове, в черных кудрях, уложенных с необыкновенным искусством, сияла алмазная диадема, очень схожая с королевским венцом.
Себастьян появился в зале за минуту до этого торжественного входа и несмотря на то, что стоял далеко, почти у самых дверей, видел все. Когда вошла Леонора, будто окруженная сиянием в своем сказочном наряде, звездочет остолбенел. Леонора медленно спускалась по лестнице. Красота ее была столь ослепительной, что больно было смотреть. Больно и сладко. Все померкло в глазах звездочета, все и вся, кроме Леоноры. А между тем городские кумушки шушукались буквально над его ухом:
– Какое платье!
– Какой тончайший и легчайший шелк!
– Да что вы! Любой шелк будет грубоват по сравнению с этой материей. Что-то невиданное…