– Зачем? Зачем, скажи на милость, тебе надо раскрывать эти тайны, да еще таким варварским образом? Разве в повседневной жизни человека мало того, чего не должно открывать? И разве от этого мы становимся дикарями? Я вижу, что именно наоборот. Дикость начинается там, где кончаются тайны, где их перестают уважать.
– Да причем здесь это? Я же говорю о великих тайнах природы! Нет, ты решительный враг науки и хочешь всю жизнь просидеть во тьме!
– Отнюдь! – твердо возразил архивариус.
Оба спорщика вошли в раж. Возбужденные и красные, они уже готовы были выскочить из-за стола и начать размахивать руками. Себастьян слушал этот разговор в недоумении. О трактирщике и говорить нечего – тот смотрел на спорщиков во все глаза.
– Вот я-то как раз друг науки, – продолжал архивариус, стараясь испепелить противника взглядом. – Я враг всякой горделивой и напыщенной учености. Как, скажи на милость, можно открывать тайны живой природы, умерщвляя при этом живое существо? Кто дал тебе право так изучать природу?!
– Ну знаешь! Человек – венец природы, и кому, как не ему, владеть ее тайнами?
– О, если бы ты, мой дорогой профессор, и тебе подобные действительно так считали! Но вы не понимаете, что говорите. Венец существует для того, чтобы венчать славное чело. Это оно обладает славой. Венец же служит лишь для ее выявления, сам по себе венец – вещь бесполезная, его ни на что не употребишь. Неужели, Артур, ты так низко ценишь человека? Вправду ли ты и тебе подобные полагаете, что голова монарха менее ценна, нежели ее золотое украшение? Безумцы! Вы воспринимаете природу как пьедестал для собственной кичливой славы. Но человек, хвала Небесам, – не венец природы. Он – сердце природы. Венец, например, может лежать в ларце, ожидая достойного человека. А как ты положишь в ларец сердце? Сердцем живет всякое живое существо, человеком живет природа. Сердце не командует, не распоряжается. Его важность в том, что оно неустанно трудится для того, чтобы жило все остальное. И все то, ради чего трудится сердце, оно познает не препарируя, а тем, что имеет с ним общую кровь. Любое другое место человека в природе унижает его и, если хочешь, унижает природу.
Начав эту краткую речь возбужденно, архивариус закончил ее спокойным, ровным тоном. Себастьян Нулиус, напротив, пришел в такое волнение, что поднялся из-за стола и смотрел на Бальтазара, странно улыбаясь. Локк почесывал в затылке, а профессор Инсекториус был похож на нахохлившегося воробья.
– Не знаю, не знаю, – не совсем уверенно проговорил он. – Существует же в конце концов научный метод… И потом, я не стал бы валить в одну кучу человека и бессмысленных, бессловесных тварей.
– А ты уверен в том, что они бессловесны и бессмысленны?
– Что?.. – встрепенулся профессор.
– Не ты один стремишься прикоснуться к тайнам природы, – вместо ответа продолжал архивариус. – Есть люди, которые делают это весьма успешно, но иными методами, в известной мере не менее научными.
– Интересно кто? – насторожился профессор.
– Ну, например, покровители насекомых…
– Кто, кто?! Покровители кого?
– Покровители насекомых, – спокойно ответил архивариус и принялся набивать свою трубку.
Себастьян опустился на стул. Он был в недоумении, в глазах трактирщика загорелись искорки интереса, а профессор чуть ли не завопил:
– Нет! Это уж слишком! Это уж чересчур! Я восемь лет учился в нашем славном Нустерне, пять лет стажировался в Тюрлероне, но нигде и никогда не слыхивал ни о каких покровителях насекомых!
– Что ты так разволновался, Артур? Значит, пришло время услышать о них.
– Я тоже ничего не слышал о них, – промолвил Себастьян. – Кто они?
– Это великие мудрецы и, если хотите, чародеи, каким-то чудом сумевшие сохранить первозданную связь с природой.
– Нет, это просто смешно, – не сдавался профессор. – Ты еще вспомни бабушкины сказки про фей и леших…
– И про великого мудреца-чародея Рисли, соратника и друга короля Бергора, – сурово проговорил архивариус. – Или ты и это назовешь бабушкиными сказками?
– Ну, еще неизвестно, был ли Рисли таким чародеем, каким изображают его легенды. Мудрецом – конечно, но чародеем… Тут, возможно, некоторое преувеличение. Ведь утверждают же легенды, что Рисли до сих пор не умер.
– А тебе хотелось бы его смерти? – мрачно спросил архивариус.
Трактирщик Локк раскрыл рот.
– Великие Небеса! – воскликнул он. – Да разве вы, господин профессор, не верите в Древние Легенды?
Профессор захлопал глазами, покраснел, затем вскочил из-за стола.
– Я вижу здесь меня не понимают и не хотят понять! Я… Вы… Ноги моей здесь больше не будет!
Он решительно направился к выходу, распахнул дверь… и невольно отступил назад. На пороге стоял совершенно никому неизвестный молодой человек.
– Добрый день, – сказал незнакомец и шагнул в трактир.
– Это город сумасшедших! – выкрикнул профессор Инсекториус и, с треском захлопнув за собой дверь, кинулся на улицу.
Глава вторая
Странное поведение незнакомца.– Поразительная характеристика собеседников.– Архивариус Букреус несколько озадачен.
Уход профессора, да и сам исход неожиданной полемики расстроили звездочета, и в первое мгновение он готов был броситься вслед за старым другом, однако внезапное появление незнакомца, его странное приветствие и необычный вид вмиг заставили Себастьяна забыть обо всем на свете.
– Добрый день! – повторил незнакомец неуместно громко и непонятно к кому обращаясь.
Локк поднялся из-за стола и направился к гостю.
– Вы, сударь, хотели сказать «добрый вечер»?
– Что? – удивился незнакомец. – Ах да! Ну конечно, добрый вечер. Простите, я немного рассеян.
Он принялся расхаживать по трактиру, деловито осматривая интерьер. Звездочет и архивариус тем временем внимательно разглядывали незнакомца не в силах сдержать любопытство. Это был молодой человек приятной наружности, хотя и с несколько угловатыми движениями. Одет он был для здешней моды довольно странно: длинный, до пят, плащ из какой-то блестящей материи, отливающей по временам то фиолетовым, то золотисто-зеленым, странной формы шляпа того же цвета, а из-под плаща раз-другой сверкнул шитый золотом камзол.
– Вы что-нибудь ищете, сударь? – полюбопытствовал трактирщик, которому на ум пришла странная мысль: уж не собирается ли гость приобрести трактир, настолько внимательно он оглядывал помещение, заглядывая буквально в каждый уголок, и даже задирал голову, чтобы осмотреть потолок, рискуя обронить свою диковинную шляпу.
– Ведь это гостиница, не так ли? – ответил вопросом незнакомец.
– Совершенно верно, сударь, – подтвердил Локк.
– Могу ли я видеть хозяина?
– Дело в том, сударь, что хозяин гостиницы – я.
– В самом деле? – удивленно проговорил гость и внимательно оглядел трактирщика. – Странно. Впрочем, почему бы и нет? Мне нравится ваша гостиница. Я, пожалуй, остановлюсь у вас.
Он как будто не замечал Себастьяна и архивариуса, сидящих в углу за столом.
– Определенно хорошая гостиница, – добавил он.
– Да ведь это только трактир, – заметил Локк, – комнаты для постояльцев на втором этаже.
– Не скажите. Я много путешествую и хорошо усвоил, что ли-цо страны – это первая попавшаяся деревня, лицо города – рыночная площадь, а лицо гостиницы – трактир. Поверьте, я перевидал множество гостиниц, постоялых дворов и прочих заведений этого же рода, так что мне есть с чем сравнивать. Ваша гостиница просто прелесть! Я не удивлюсь, если у нее и своя собственная история.
– Это истинная правда, сударь, и не будь сейчас поздний час, я бы с удовольствием ее вам рассказал. Так вы, значит, сударь, путешественник?
– Я-то? – рассеянно переспросил незнакомец. Восторженность сошла с его лица, он задумался, тяжело вздохнул и, опустившись на первый попавшийся стул, промолвил:
– Можно сказать и так. Путешественник. Какое странное амплуа, не правда ли? Вот уже полгода, как я переезжаю из города в город, и везде меня преследуют неудачи.
Он обхватил голову руками, уронил локти на стол и принялся горестно вздыхать. Встревоженный трактирщик бросил взгляд в сторону звездочета и архивариуса. Те поднялись с мест и подошли к незнакомцу.
– Что с вами, сударь? Вам нездоровится? – спросил Бальтазар Букреус.
– Ах, не спрашивайте, не спрашивайте меня! – отозвался гость, ни на кого не глядя, и принялся вздыхать еще горестней.
– Сударь, – принялся уговаривать его трактирщик, – не надо так. У вас, должно быть, неприятности? Знаете, у меня их сколько! А я вот, смотрите, бодр и свеж, выгляжу молодцом, хотя мне немало лет. Поверьте моему опыту: все образуется.
– Вы думаете? – спросил юноша, отрывая ладони от лица и с надеждой глядя на своего утешителя.
– Конечно, – улыбнулся Локк. – Горести – что брехливые собаки: привяжутся на темной улице и идут по пятам, но укусить они не посмеют. Хороший дрын, сударь, – и их как не бывало.
– Правда?
– Верьте мне, я пожил на свете. А в качестве дрына осмелюсь предложить вам стаканчик старого традосского вина.
– Охотно, – согласился юноша. – Вы так добры. Знаете, а ведь вы почти угадали мои мысли. Я тоже, как только попал сюда, сразу подумал: все будет хорошо. А расстроился я скорее по привычке.
Локк пошел к стойке, незнакомец же только сейчас увидел стоящих возле него Себастьяна и Бальтазара.
– Ах, господа! – воскликнул он. – Я вас и не приметил. Простите, это все моя рассеянность. Должно быть, я выгляжу ужасно нелепо.
Он быстро поднялся и представился с изящным поклоном:
– Самюэль Карабус, к вашим услугам.
– Очень приятно, – кланяясь, отозвался архивариус. – А я, с вашего позволения, – Бальтазар Букреус, архивариус городского магистрата и хранитель библиотеки Нустернского университета.
– В самом деле?! – вскричал Самюэль Карабус. – Вы архивариус?
– А что тут удивительного? – поинтересовался Бальтазар.
– Ах нет, ничего. Просто у меня есть странное обыкновение: я свожу знакомство со всяким архивариусом, которого встречаю в своем вынужденном путешествии.
– Действительно странное обыкновение, – тихо заметил архивариус, а громче произнес следующее: – Позвольте представить вам моего друга – звездочет Себастьян Нулиус.
Себастьян, давно ожидающий своей очереди представиться, учтиво поклонился.
– Вы правда – звездочет? – оживленно переспросил Самюэль Карабус. Казалось, и это сообщение привело его в восторг. Он так открыто и внимательно посмотрел на Себастьяна, что тот невольно смутился.
– Вы не поверите, как я рад! – воскликнул восторженный гость. – Мне еще ни разу не встречались звездочеты. Случалось, конечно, видеть каких-то ярмарочных астрологов, но настоящего звездочета вижу впервые.
В это время к ним подошел трактирщик с кружкой вина и тарелкой ветчины.
– Господин Карабус, не присядите ли вы к нашему столу? – спросил архивариус и, получив согласие гостя, обратился к трактирщику: – Локк, поставь все это на наш стол.
С подчеркнутой церемонностью, на которую буквально провоцировал всех Самюэль Карабус, уселись за стол. Отпивая вино и жадно закусывая ветчиной, господин Карабус болтал почти без умолку. Он, видимо, хотел поведать сотрапезникам о своих странствиях, но из-за того, что беспрестанно перескакивал с одного на другое, цельного рассказа не получалось. Здесь были Юст и Баргорель, Турон и Сараманто. Даже архивариус, обыкновенно серьезный и сдержанный с незнакомцами, смотрел на гостя с улыбкой. Только Карабус начал говорить об Оргарде, как тотчас оборвал на полуслове и восторженно воскликнул:
– Я так рад, господа, что встретил вас всех! Мне давно не попадались такие милые люди! Напрасно вы, господин архивариус, скептически улыбаетесь. Это не лесть. Если бы вы знали, как много дурного я насмотрелся за время своего путешествия! Но не хочу об этом вспоминать. И только когда я оказался в вашем герцогстве, все вдруг преобразилось.
– А давно, позвольте узнать, вы попали к нам? – спросил Себастьян. Ему чем-то очень нравился этот странный молодой человек.
– Три дня назад я прибыл в Традосс, а вот сегодня – уже в Нустерне. И везде встречаю очень милых людей, вот таких, как вы. Напрасно вы смеетесь, господин архивариус. Впрочем, я, видимо, и впрямь смешон, но говорю правду.
– Я нисколько не сомневаюсь, – ответил архивариус. – Просто мы всего лишь минут десять как знакомы, а вы спешите делать такие далеко идущие выводы.
– Но, господа! – воскликнул Карабус. – Ведь для того, чтобы узнать человека, достаточно одного взгляда. И я уже знаю вас гораздо лучше, чем вы полагаете. Ведь все написано на ваших лицах.
– Ах вот как! – озадаченно заметил Бальтазар.
– Конечно! Вот вы, господин трактирщик, очень добрый человек. Да-да, вас легче огорчить, чем разозлить. Я даже подозреваю, что вы вообще не способны злиться. (Локк порозовел и расплылся в смущенной улыбке.) Вы, господин звездочет, человек очень прямодушный. Для вас легче умереть, чем солгать, и вы от этого часто страдаете. Кроме того, вы большой фантазер и такой же восторженный, как и я. Только вы глубоко прячете свои идеалы и фантазии, копите их для какого-то большого свершения. Такому, как вы, непременно повезет. У вас чистая душа, на ней нет ни единого пятнышка. Просто удивительно!
Бальтазар, видимо, польщенный характеристикой друга, улыбнувшись, посмотрел на Себастьяна. Потом посерьезнел и, глядя в глаза Карабусу, спросил:
– Ну а как насчет меня, молодой человек?
– А вы, господин архивариус, напрасно сдвигаете брови. Вы очень веселый человек, у вас душа юноши. И это удивительно, потому что, судя по вашим глазам, вы познали большую печаль. Но, должно быть, надежда в вас сильнее. Вы часто напускаете на себя суровый вид, но не оттого, что вы суровы, а оттого, что очень много знаете о том мире, в котором живете. Вы вообще очень умны. Вы хранитель огромных знаний, и ваш ум постоянно ищет новой мудрости. Вы необыкновенный человек.
Самюэль Карабус внезапно замолчал и задумался. Неудивительно, что после таких слов наступило молчание. Каждый был несколько смущен характеристикой в свой адрес, но безоговорочно признавал поразительную правоту характеристики другого. Заметив это несколько напряженное молчание, гость поспешно, как бы оправдываясь, сказал:
– О, не подумайте чего! Здесь нет никакого фокуса. Добрый человек прост и открыт, а стало быть, виден. Вы все добрые люди.
Архивариус почел за благо коренным образом переменить тему разговора.
– Скажите, господин Карабус, вы надолго приехали в Нустерн?
Гость как-то рассеяно посмотрел на Бальтазара и, вздохнув, ответил:
– Не знаю, как вам и сказать. Все будет зависеть от обстоятельств. Если и здесь меня ждет неудача, то отправлюсь дальше на север, хотя мне так нравится у вас.
– Дальше на север? – удивленно переспросил Локк. – Да ведь дальше нет дороги, сударь. На севере Красное болото и Дальний лес, который тянется неизвестно сколько. Одно слово – Глухомань.
– Как так? – спросил Карабус. – Совсем нет дороги?
– Так вот, нет, – подтвердил архивариус. – Разве что считать дорогой кабаньи тропы, но ходить по ним небезопасно.
– Еще бы, – подхватил трактирщик, – многие ходили по ним, но не многие возвращались.
Это сообщение привело Самюэля в крайне восторженное состояние. Он вскочил с места и принялся метаться по трактиру.
– Нет дороги! Ведь это замечательно! – восклицал он. – Ведь это надежда! Неужели в этой милой стране мне повезет? Ах, если бы! Если бы она была здесь!..
Восклицания юноши становились все более невнятными, в них даже почудились чужие, незнакомые слова, к которым внимательно стал прислушиваться архивариус. Наконец, восторженный юноша, то ли устав, то ли вспомнив что-то неприятное, остановился. Восторг его пропал так же внезапно, как и появился. Он сел на место и со вздохом попросил еще стаканчик вина.
– Охотно, сударь. – отозвался Локк и удалился к стойке.
– Простите, господа, – проговорил Карабус. – Я выгляжу ужасно глупо. Но если бы вы знали мои обстоятельства, то охотно извинили бы меня.