– Да-да, прекрасна… – рассеянно проговорил Себастьян и, поднявшись из-за стола, принялся расхаживать по комнате.
– А насчет трубы не волнуйтесь. Я отнесу ее Гуго Кривому, и он отшлифует вам новую линзу, – донесся голос Марты, выводя Себастьяна из задумчивости.
– Какая труба? Какая линза?
– Как! – искренне удивилась нянька. – Разве вы не лишились прекрасного инструмента?
Себастьян помрачнел.
– Ну да, труба, конечно.
– Я вижу, господин звездочет, вы нуждаетесь в отдыхе. Поднимайтесь наверх и ложитесь спать. Вам необходимо восстановить силы.
Себастьян поцеловал Марту и поднялся в спальню. Но прежде чем им овладел сон, мысль его снова и снова возвращалась к тому краткому мгновению, когда он видел лицо незнакомой девушки и слышал ее удивительный голос.
Глава четвёртая
Странная записка.– Удивительный сад Эмилии Инсекториус.– Безумие профессора естественной истории.– Золотая жужелица и семейная ссора.
Солнце уже давно перевалило за полдень, когда звездочет Себастьян Нулиус спустился в столовую. Выспавшись, он совершенно успокоился и пребывал в обычном для себя уравновешенном состоянии. Будто и не было ни испорченной трубы, ни прекрасной незнакомки. И только за обедом, когда Марта сообщила ему о том, что отнесла астрономическую трубу Гуго Кривому в починку, взор Себастьяна заволокла тень задумчивости, да и то ненадолго.
– Гуго совершенно меня успокоил, – говорила старая нянька, – пообещав исполнить заказ в самый короткий срок и с величайшей аккуратностью. Потом он битых полчаса рассказывал о своей дочери, которой давно пора замуж, а он как бедный отец не знает, какой из женихов лучше.
– Хорошо, – с глубоким вздохом промолвил Себастьян, – передай ему, что, как только освобожусь, составлю гороскоп для его дочери.
Себастьян отправился в кабинет навести порядок в результатах своих ночных наблюдений. Ближе к вечеру, когда работа звездочета была в полном разгаре, на пороге кабинета появилась старая Марта.
– Извините, господин Нулиус, что отвлекаю вас от дел, – сказала нянька, – но только что этот шалопай, сынок алхимика Бертольда, принес записку от Эмилии Инсекториус.
Себастьян смотрел на Марту, и было видно,что он все еще пребывает в мире никому не понятных астрономических вычислений.
– Вам записка от супруги профессора Инсекториуса, – медленно и громко повторила Марта.
– Я понял, – отозвался звездочет, – но при чем тут Бертольд?
– Да ни при чем. Просто записку принес Нок, его сынишка. Видно, Эмилия отправила записку с первым подвернувшимся ей мальчишкой. Должно быть, что-нибудь срочное.
– А почему от Эмилии? – удивился звездочет.
В ответ Марта лишь пожала плечами. Себастьян быстро пробежал глазами записку, и на лице его отразилось еще большее недоумение.
– Ничего не понимаю, – проговорил он и протянул листок няньке. В записке было следующее:
«Господин Нулиус, только Вы один можете мне помочь! На Вас вся моя надежда, ибо я всего лишь слабая и беззащитная женщина. Если Вам дорог Ваш друг, если Вы питаете хоть каплю уважения ко мне, придите и прекратите этот кошмар. Умоляю, поторопитесь! Он совершенно безумен, он способен разрушить весь дом!
С искренним уважением
Эмилия Инсекториус».
В некоторых местах чернила были слегка размыты, как если бы на них брызнули водой.
– Ты что-нибудь понимаешь, Марта? – спросил Себастьян, когда та отложила записку.
Фрау Марта пожала плечами и промолвила:
– Ясно одно: вам нужно как можно скорее идти к профессору.
– Да-да, – согласился звездочет, – но как некстати!
– Ничего страшного, ведь только начало вечера. Быть может, недоумение разрешится быстро, и вам еще удастся сегодня поработать.
Себастьян спустился вниз, накинул плащ и вышел из дома.
Очутившись на улице, он удивленно огляделся по сторонам. Прохожие были разодеты пестро и празднично. У Западных ворот вместо одной стояли три цветочницы, что бывало только в дни больших торжеств.
– Скажите, пожалуйста, – обратился Себастьян к проходившему мимо кузнецу Грохту, шапка которого была украшена фиалками, – что за праздник нынче в городе?
– Как! Вы разве ничего не знаете? – удивился кузнец. – В городе очень важная гостья – племянница нашего бургомистра.
– Племянница бургомистра? – озадаченно переспросил Себастьян.
– Да. Говорят, она приехала сегодня утром. Проснитесь же наконец, господин звездочет! Весь город только об этом и судачит.
И кузнец, посвистывая, направился к цветочницам.
«Вот оно что, – подумал Себастьян, продолжая свой путь. – Стало быть, та неизвестная наездница – племянница бургомистра. Ну и дела!»
Кузнец Грохт говорил правду: на протяжении всего пути Себастьян слышал разговоры только о племяннице бургомистра.
– А вы, сударыня, видели ее? – спрашивала веснушчатая цветочница пожилую пестро одетую даму, копавшуюся в корзине с розами.
– Нет, но говорят, она не дурна собой.
– Дурна она или хороша, – слышалось у хлебной лавки, – это не имеет значения, но какое на ней платье!
– Нет сомненья, – говорил один студент другому возле пивного погребка «Сивый конь», – что по такому случаю бургомистр устроит гуляния или даже бал!
– Я сама видела, – шептала толстая кухарка молодой дочери булочника, – как она приехала в такой роскошной карете!..
Себастьян только диву давался, как людская молва может исказить истинные события. Устав слушать весь этот вздор, он ускорил шаг.
Справедливость требует того, чтобы хотя бы в нескольких словах рассказать о том месте, куда направлялся звездочет. Дом профессора Инсекториуса считался одним из примечательных в Нустерне и славою своею был обязан, главным образом, замечательному саду, разбитому супругой профессора Эмилией. Дело в том, что Эмилия Инсекториус обладала удивительной способностью к выращиванию каких бы то ни было растений. Все вокруг нее росло, зеленело и расцветало. Казалось, для этого ей не нужно прилагать никаких усилий. Соседи замечали, что стоит Эмилии посидеть в их доме с полчаса, как фиалки, настурции и розмарины цвели на подоконниках по нескольку месяцев не переставая.
Сад Инсекториусов приносил всегда такой большой урожай, что девать его было решительно некуда, и, на радость городской ребятне, калитка оставалась открытой всю осень. Но цветник!.. Цветник Эмилии был настоящим чудом. Цветы в нем появлялись сразу после того, как сходил снег, и цвели чуть ли не до Нового года. Городские старики, захаживая в сад Эмилии ранней весной, говорили: «Неизвестно, доживем ли мы до настоящего лета, но здесь им можно насладиться загодя».
Все сказанное касается лишь внешнего облика дома Инсекториусов. Изнутри дом выглядел иначе. Здесь целиком и полностью властвовал профессор-энтомолог. Везде можно было встретить застекленные коробочки с красивейшими бабочками, разнообразными жуками, панцири которых отливали всеми цветами радуги. Но в отличие от цветника Эмилии в покои Артура Инсекториуса никто не приходил полюбоваться красотами его коллекции, за исключением, разумеется, друзей.
Однако поспешим за нашим звездочетом. Едва Себастьян шагнул за калитку, как нос к носу столкнулся с Эмилией.
– Господин Нулиус, – воскликнула она, – наконец-то вы пришли!
Себастьян сделал шаг назад и, холодея сердцем, оглядел жену своего старшего друга. Обыкновенно опрятная и со вкусом одетая, теперь Эмилия стояла перед ним простоволосая и заплаканная, в глазах ее застыли тревога и отчаяние. Себастьян, припомнив водяные разводы в записке, только теперь догадался, что то были слезы бедняжки.
– Что случилось, Эмилия? Неужели все так плохо?
– Гораздо хуже, чем вы можете себе представить, – ответила Эмилия нетвердым голосом.
– Да что же, что произошло?! – теряя терпение, воскликнул звездочет.
– Как! – воскликнула в свою очередь Эмилия. – Разве вы не получили моего письма?
– Получил, но, признаться, ничего из него не понял.
Эмилия как-то странно на него посмотрела, в глазах ее вспыхнул огонь, и дрожащими губами она произнесла:
– Пойдемте, я вам все покажу!
Она схватила гостя за руку и повела его в глубь сада.
– Только вы, господин Нулиус, – говорила Эмилия, – только вы один можете мне помочь. Вы просто обязаны это сделать!
Эмилия внезапно остановилась, выпустила руку звездочета и указала на цветочные клумбы.
– Вот, полюбуйтесь!
Себастьян взглянул на цветник и обомлел. «Неужели, – подумал он, – этой ночью в городе побывали кабаны из Дальнего леса?»
Цветник был в плачевном состоянии: вдоль и поперек по нему пролегали тропы, устланные смятыми цветами. Себастьян поднялся на мысочки, чтобы заглянуть в глубь цветника, и среди цветов с удивлением разглядел как бы торчащий из-под земли худосочный зад своего друга профессора Инсекториуса, обтянутый зелеными панталонами.
– Артур! – вскрикнул звездочет, но созерцаемая им часть профессора не откликалась.
– Вот ви-ди-те! – зарыдала Эмилия и уткнула лицо в ладони.
– Да что с ним стряслось? – в недоумении вопрошал Себастьян. – Что за безумную прополку затеял ваш муж?
Но Эмилия только качала головой и горько всхлипывала. Поняв, что толку от нее не добиться, звездочет принялся настойчиво звать своего друга. Но с клумбы доносилось только едва внятное бормотание:
– Сейчас, сейчас. Одну минутку, моя дорогая…
Эмилия отняла ладони от лица и заговорила:
– Слышите? Вот уже несколько часов кряду он утешает меня этими словами.
– Но все-таки что же произошло? – снова спросил звездочет. – Расскажите, Эмилия, прошу вас. У меня голова идет кругом.
– Ах, все из-за его несносных букашек! Вообразите себе, вчера вечером, перед заходом солнца и сразу после ужина, мы с Артуром вышли в сад и уселись вон там, под яблоней. Он по своему обыкновению принялся читать мне главы из своей будущей книги “О нравах и устройстве насекомых”, а я принялась перебирать красную смородину. Вечер был теплый и безветреный. И вдруг я услышала какой-то странный шум, подняла глаза и увидела, что какой-то мужчина перескочил через ограду прямо в цветник. Вы, господин Нулиус, знаете наши обычаи: калитки цветника и сада всегда открыты для всякого доброго человека. Но прыгать через забор!.. Я, разумеется, была оскорблена до глубины души. Артур, вооружившись граблями, тут же кинулся искать этого человека, дабы расспросить его о столь недостойном поведении, но, к нашему удивлению, ни в цветнике, ни в саду этого вора не было! Мы обшарили буквально все…
– Вы хотите сказать, что Артур по сию пору ищет того человека здесь, в цветнике?!
– Ах, не перебивайте меня, господин Нулиус! – горько ответила Эмилия. – Поверьте, мне сейчас не до шуток. К счастью, вора мой муж не обнаружил, но, на мою беду, он нашел какого-то золотого жука, а может, и не жука, не разбираюсь я в этом. Всю ночь он спал беспокойно, а сегодня, вернувшись из университета, не пообедав даже, направился в цветник и роется там уже несколько часов. Ему, видите ли, кажется, что там должен быть еще один экземпляр.
Эмилия снова ударилась в слезы, а у Себастьяна отлегло от сердца.
– Артур! – крикнул он. – Выходи!
– Сию минуту, сию минуту, – отозвался профессор и принялся ползать по клумбе.
– Артур! Ты, право же, совершенно нелеп. Ну что за ребячество! Посмотри, как расстроена Эмилия.
– Сейчас, сейчас…
– Господин Нулиус, – сказала Эмилия, прервав рыдания. – Неужели вы не видите, что он спятил? Я уж думала, не послать ли за доктором Целиусом, чтобы он пустил Артуру кровь. Ах, неужели мне предстоит теперь жить с рехнувшимся энтомологом?
Себастьян недоуменно посмотрел на Эмилию, затем снова обратился к «безумному» другу:
– Артур, выходи немедленно. Мне надо с тобой поговорить.
Толку не было никакого. Глаза Эмилии заблестели, но уже не от слез, а от гнева.
– Господин Нулиус, – сказала она голосом полным решимости, – не лучше ли вам взять моего муженька за шиворот и силой выволочь из клумбы. Поверьте, я не буду в претензии.
Себастьян, конечно, не думал хватать своего друга за шиворот, но желая хоть как-то обратить на себя внимание профессора, шагнул к цветнику. Однако в эту минуту профессор сам поднялся во весь рост, потоптался на месте, развел руками и проговорил:
– Ничего не понимаю…
Затем в три огромных шага оказался на дорожке. Взгляд его был рассеян.
– Нету. Его там нету. Но этого не может быть!
Себастьян укоризненно покачал головой, а Эмилия, уперев руки в бока, сверлила мужа недобрым взглядом. И только в эту минуту профессор будто очнулся.
– Что это с вами, друзья мои? Почему у вас такие лица?
– Он еще спрашивает, что с нашими лицами! – грозно произнесла Эмилия. – Жестокий, несносный человек! Что ты сделал с моим цветником?
– Я? – удивился профессор и оглядел цветник. Похоже, он только сейчас разглядел следы своей бурной энтомологической деятельности.
– Надо же, какая досада… – прошептал он. – Но, Эмилия, дорогая, пойми…
На профессора было жалко смотреть.
– И слушать ничего не хочу! – заявила Эмилия. – Вот уж не думала, что энтомология – такое вредное занятие.
– Что ты говоришь, дорогая? – робко запротестовал Артур. – Я, конечно, понимаю, ты огорчена… я и сам огорчен…
– Огорчена?! Ничуть не бывало! Я в восторге! За два часа ты уничтожил то, что я выращивала целое лето. И все из-за каких-то букашек…
– Букашек?! – возмутился профессор. – Ты понимаешь, что ты говоришь? Называть благородных насекомых букашками! Это… это… Я даже слова такого не знаю – “букашки”…
– Да-да, из-за букашек, а если тебе не нравится, то из-за козявок.
– Козявок?! – профессор побагровел. – Не смей так говорить! Нет, вы только послушайте! Козявки, к вашему сведению, сударыня, как известно, водятся в носу у нерадивых детей и, как я подозреваю, у нерадивых жен и ничего общего не имеют с благородными насекомыми.
– Благородными? Вот еще! Козявки – они и есть козявки, как их не называй.
– Замолчи! – Артур затопал ногами.
Себастьян попробовал было унять ссорящихся, но вскоре убедился, что лишь подливает масла в огонь, и почел за благо потихоньку удалиться. Но это ему не удалось.
– Себастьян! – окликнул его профессор. – Ты куда?
Себастьян пожал плечами.
– Впрочем, это неважно, – заявил Артур. – Я иду с тобой. Я не могу больше оставаться в этом доме. Здесь меня и мое благородное занятие подвергают неслыханным оскорблениям. И кто? Моя жена, с которой я прожил столько лет! Ноги моей здесь не будет!
– И хорошо, и прекрасно, – говорила Эмилия, – можешь идти на все четыре стороны, зловредный ты человек. И тебе я отдала всю свою молодость!
– Ты… – начал и оборвал профессор. – Нет. Ни слова больше. Себастьян, пошли.
Себастьян с жалостью посмотрел на Эмилию, пожал плечами и поплелся за другом.
Выйдя за калитку, Артур остановился. Похоже, к нему стало возвращаться благоразумие, хотя негодование было еще слишком велико.
– Нет, ты слышал, что она говорила? – спрашивал профессор. – Ведь это же невозможно! Я, конечно, виноват, даже, положим, очень виноват, но ведь нельзя же так…
– Артур, успокойся. Все обойдется, – попробовал утешить его Себастьян и тут же пожалел об этом.
– Обойдется?! – вскричал профессор. – Дудки! Ноги моей не будет в этом доме! Вперед, мой друг, – в трактир к Локку. Только там я смогу утешиться в своем горе.
И друзья устремились в трактир. Чтобы как-то оправдать себя и немного успокоиться, профессор принялся рассказывать Себастьяну подробности истории с найденным жуком. Действительно, он не обнаружил вора ни в саду, ни в цветнике, но, на всякий случай продолжая поиски, увидел, как меж цветов что-то поблескивает будто оброненная золотая монета.
– Я подумал, мой друг, – говорил профессор, – что вор, издали углядев меня с граблями, бежал и в поспешности обронил золотой. Но каково же было мое удивление, когда, нагнувшись за монетой, я взял в руки жужелицу, но не простую, а… золотую. Ты понимаешь, что это значит?