Лис Улисс и край света - Фред Адра 12 стр.


— Большое спасибо за угощение! Нам уже совсем-совсем пора!

— А то если мы вовремя не вернемся, нас будут искать специальные поисковые группы, — быстро добавил Евгений. — Карательные отряды. Никого не пощадят.

— Если хоть одна шерстинка упадет с наших голов… — сказала Берта.

— Хоть одно перышко… — сказал Евгений.

Константин, который все это время заливался соловьем, повествуя о чудесах Градбурга, махнул лапой:

— Ребята, не мешайте! Так вот, а в море есть буйки. Это очень злобные рыбы, которые не выпускают пловцов в открытое море. Но если вы все-таки заплывете за буйки, то все, кранты — эти чудовища вас обратно к берегу не пустят.

— Константин… — попыталась остановить друга лисичка.

— Отстань, милая, я занят. Ну вот, и тогда приплывают патрульные-акулы и отгоняют пловцов на остров, сделанный из цельного куска хрусталя. Этот остров — одно из чудес света. Всего в мире триста шестьдесят семь чудес света, и четыреста из них находятся в нашем городе.

— Константин! — Берта хлопнула по столу ладонью. Кот изумленно уставился на подругу.

— Да что с тобой, Берта?

— Мы уходим!

— Как уходим? Ведь я еще не рассказал про небесный цирк и подземные самолеты!

Но Берта была неумолима.

— В другой раз! — она решительно встала и обратилась к удивленным Башенькам: — К сожалению, мы должны идти. Нас ждут.

— И ищут, — добавил Евгений, поднимаясь с места.

Глава семейства развел лапами.

— Ну, что же, раз так, то конечно. Идите, если пора.

— Тихо! — внезапно крикнул Теодор Башенька, навострив уши. Все замолчали и прислушались. Откуда-то снизу донесся тихий стук.

— Погреб! — охнула Мама Башенька.

— К оружию! — призвал Папа Башенька.

Тигры кинулись в угол гостиной и вооружились: Папа Башенька схватил ружье, Мама Башенька, Теодор и Ирина взяли каждый по ножу и дубинке, и даже маленький Аркадий поднял с пола железный прут, воскликнув:

— Мы им покажем! Пусть белегутся!

— Да что происходит? — ошеломленно спросил Константин.

— Воры! — лаконично ответил Теодор Башенька, устремляясь в погреб. За ним, с криками и угрозами, бросились остальные члены семейства.

— Так это они от воров вооружились, — сказала Берта с раскаянием в голосе. — А я уже подумала невесть что.

— Ну, подумала и подумала, — пожал плечами Константин. — Подумаешь, подумала. В общем, воры — не наше дело. Это же не ужин. Ну что, пошли отсюда?

Но Берта внезапно покачала головой.

— Нет! Так не годится. Мне стыдно перед Башеньками. Они были к нам добры, а мы к ним — несправедливы. Я не уйду, пока не увижу, что с ними все в порядке.

Константин подарил лисичке тяжелый взгляд.

— А передо мной тебе не стыдно? А ко мне ты была справедлива? Ты прервала самую блестящую мою речь за последние годы, ну ладно, дни! Задушила мое вдохновение, прирезала мою музу, наступила на горло моей песне и потопталась на ней! А теперь, оказывается, все это было напрасно!

— Остынь, — сказала Берта. — Если бы не я, то все равно твое вдохновение придушили бы воры, и твой удивительный и абсолютно лживый рассказ по-любому бы прервался.

— Лживый рассказ, — в голосе кота задребезжала горечь. — Ты слышишь, Евгений? Это она про художественный вымысел, между прочим. Представляешь, что скажет эта приземленная реалистка, когда прочитает твой роман? На твоем месте я бы ее к нему и близко не подпускал!

Берта фыркнула и решила, что Константин не достоин той гневной отповеди, которая звучала в ее голове.

— Я пошла в погреб.

И она пошла — такой твердой и уверенной походкой, что становилось предельно ясно: усилиями одного кота и одного пингвина ее не остановить. Поэтому коту и пингвину не оставалось ничего другого, кроме как последовать за обуреваемой жаждой покаяния подругой.

В погребе их ждала картина, напоминающая поле битвы непосредственно перед сражением. Возле двери в угрожающих позах стояли Башеньки, готовые в любой момент пойти в атаку на врага, расположившегося у противоположной стены. Численностью враг превосходил защитников дома, но сильно уступал им в росте и комплекции.

Ворами оказались крысы. Их было около дюжины, они были одеты в старые и поношенные комбинезоны, а вооружены — палками и камнями. В середине композиции возвышался самый внушительный крыс — главарь. Он был единственным из всей компании, кто держал не камень и не палку, а кое-что посерьезней: пистолет.

Перед крысами валялись мешки с продовольствием — это и был предмет спора: еда, принадлежащая Башенькам, которую воры не успели утащить.

— Если припретесь сюда еще хоть раз, пеняйте на себя! — пригрозил Папа Башенька.

— Мы не сдадимся! — ответил на это главный крыс. — Наше дело правое, мы хотим прокормить наш народ!

— Да на здоровье! — возмущенно воскликнул Теодор Башенька. — Ваш народ, вы и кормите! А мы-то с какой стати должны кормить ваш народ?

Главарь оскалился.

— Проклятые эгоисты! Раз построили дом на нашей земле, то ваши запасы принадлежат нам!

— На вашей земле?! — Папа Башенька угрожающе вскинул ружье. — Убирайтесь в свои горы, воры несчастные!

Главарь злобно прищурился. Вслед за ним злобно прищурились остальные крысы.

— Горы? Как бы не так! Знайте, мы везде. Под каждым домом. Каждая труба служит нам дорогой. Каждый подвал — укрытием. Нас сотни тысяч. И мы голодны. Нам нужны завтрак, полдник, обед и ужин. Поэтому лучше отдайте нам еду по-хорошему. Или…

— Или что? — холодно поинтересовался Папа Башенька.

— Или мы пожалуемся гуманитарным организациям, что вы морите нас голодом! Что они с вами сделают, даже страшно подумать!

— Ах, вы пожалуетесь? Воришки, которые жалуются на тех, кого они обкрадывают, вы только полюбуйтесь! Убирайтесь! Считаю до трех, потом стреляю!

Главарь сделал шаг назад и сказал:

— Мы вырвем ваши сердца и съедим их, запивая вашей кровью.

— Раз!

Главарь попятился еще на шаг.

— Мы покусаем вас своими острыми, как кинжал, зубами.

— Два!

— Мы перемелем вас в муку и испечем из нее бублик, который обглодаем со всех сторон своими острыми, как кинжал, зубами.

— Три!

В тот же миг крыс будто ветром сдуло — они стремительно скрылись в больших норах, проделанных в дальней стене.

Папа Башенька опустил ружье.

— За работу! — скомандовал он.

Башеньки дружно сложили оружие и взялись за доски и инструменты. Было ясно, что они не в первый раз заделывают крысиные ходы.

— А вы что стоите? — накинулась Берта на Константина и Евгения. — Помогите им!

— С чего вдруг? — фыркнул кот.

— Надо загладить мою вину перед Башеньками! — объяснила Берта, протягивая ему молоток. — Поэтому вы им поможете.

— Мы? А что ты будешь делать, чтобы загладить, свою — подчеркиваю, свою! — вину, а? — возмутился Константин, но молоток взял.

Берта уперла лапы в бока и строго уставилась на кота.

— Константин, скажи, если бы не моя вина, ты бы стал помогать Башенькам?

— Нет!

— Вот именно! И что, ты по-прежнему не понимаешь, как много я сделала, чтобы помочь Башенькам? Хорошо, объясню доходчивей. Ты, мой дорогой, чтобы помочь им, используешь молоток. А я — тебя.

Обалдевший Константин несколько раз открыл и закрыл пасть и наконец промолвил:

— Ну, знаешь… В хитрости ты самого меня сейчас обскакала!

— Ох… Ребята, ну они же нас кормили…

Кот и пингвин переглянулись.

— Да я и сам хотел помочь, — сказал Евгений.

— Я тоже! — заявил Константин. — И если бы наша красавица не просила меня помочь, то я бы уже давно помогал!

И они принялись вместе с тиграми заделывать норы, из которых доносились голоса крыс:

— Ничего-ничего. Мы еще вернемся. Мы еще оторвем вам лапы!

— Намотаем ваши хвосты на телеграфные столбы!

— Задушим в объятиях!

— Отравим ложью!

— Пожалуемся гуманитарным организациям!

— Острыми, как кинжал, зубами!

Наконец последняя нора была заделана и голоса крыс смолкли.

— И часто такое происходит? — спросил Константин.

— В последнее время — довольно часто, — мрачно ответил Теодор Башенька.

— Ничего, — сказала Мама Башенька. — Мы уже написали в мэрию, в полицию и даже в прессу, самой Катерине — в «Утреннюю правду». Или в «Вечернюю»? Не важно. Все объяснили как есть. Так что скоро нам помогут.

— Как помогут? — поинтересовалась Берта.

— Скажут крысам, чтобы прекратили.

— А-а-а… И крысы послушаются?

— Конечно! Ведь им власти скажут!

Берта ничего не ответила, решив, что сейчас не время бороться с чужой верой в добро и власти.

— Мы пойдем, — сказала она.

— А может, еще чаю? — предложила Мама Башенька. — Как же вы так сразу пойдете после работы?

— Давайте еще чаю! — немедленно согласился Константин, который после помощи Башенькам опять был голоден. Вслед за ним согласились и Евгений с Бертой.

Усталые, но удовлетворенные одержанной победой, все поднялись в гостиную. Берта подошла к окошку и вгляделась в слабо освещаемую редкими фонарями улицу. Силуэты Сабельных гор были уже почти черными. Внезапно лисичка ахнула.

— Константин, Евгений, смотрите!

Кот и пингвин подскочили к подруге. За окном они разглядели одиноко бредущего по улице тигра с трубой в правой лапе.

— Ну и что? — не понял Константин.

— Да вы присмотритесь к нему! — взволнованно призвала Берта.

Друзья присмотрелись. Тигр поравнялся с калиткой, и на него упал свет уличного фонаря.

— Ой! — вздрогнул Евгений. — Это же Флейтист-В-Поношенном-Пальто!

— Вот именно! — ответила Берта.

Константин скептически усмехнулся.

— С чего вы взяли? Он же не в поношенном пальто, а в потертой куртке. И в лапах у него не флейта, а труба.

— Ну и что? — сказала Берта. — Ты на морду его посмотри!

Кот снова пригляделся.

— Хм… А ведь и правда он…

Не сговариваясь, Несчастные бросились к выходу.

— Извините, — на лету бросил Евгений удивленным Башенькам.

Друзья выскочили наружу и огляделись по сторонам. Улица была пуста.

— Где же он? Куда он мог подеваться? — разочарованно спросила Берта.

— Может, он тоже бумажный? — предположил Евгений. — И сейчас повернулся к нам своей задней, плоской стороной?

— Нет, друг мой, — ответил Константин. — Насколько я помню, Флейтист не был бумажным.

— Тогда, может, его ветер похитил? — продолжал генерировать идеи пингвин.

— Нет, мой дражайший соратник, — в тон Константину ответила Берта. — Насколько помнится мне, Флейтист не похож на прекрасную девушку. Он же не я.

На улицу вышел Теодор Башенька.

— Что случилось?

— Мы увидели в окно Флейтиста-В-Поношенном-Пальто, — объяснила Берта. — А он куда-то пропал.

— Ребята, о чем вы? Флейтист-В-Поношенном-Пальто — мифологический персонаж, — тоном наставника заметил Теодор Башенька.

— Угу, — кивнул Константин. — Вот именно его мы и видели.

— Ладно, как скажете, — пожал плечами тигр. — Пойдемте в дом.

Он повернулся мордой к калитке и вдруг изумленно произнес:

— Странно, в почтовом ящике что-то есть. В такой час…

Он вытащил из ящика небольшой конверт и его изумление возросло.

— По-моему, это вам, — сказал он Берте.

— Нам? — удивилась лисичка, принимая письмо.

Несчастные уставились на конверт, на котором было выведено: «Красивой лисице, ловкому коту и великодушному пингвину».

— Да, действительно нам, — согласилась Берта, вскрывая конверт. Она вытащила листок бумаги и прочитала вслух: — «После полуночи приходите в дом Неизвестного Гения. Это очень важно. Искренне ваш, Трубач-В-Потертой-Куртке».

Друзья недоуменно переглянулись.

— И что это значит? — спросил Теодор Башенька.

— Сами не понимаем… — ответила за всех Берта. — Знаете что, мы действительно пойдем.

— Ладно, — кивнул Теодор Башенька. — Всего хорошего. Если будут проблемы — приходите, звоните… Чем сможем, поможем.

— Спасибо. До свидания.

Друзья зашагали прочь.

Теодор Башенька некоторое время смотрел им вслед, а потом ушел в дом.

Чуть позже из щели между калиткой и забором возникла бумажная фигура, напоминавшая не то тигра, не то ящерицу, и неслышно поплыла вдоль улицы к центру города…

Глава девятая

Приход ночи

На Вершину опускалась ночь. Если бы кто-нибудь из зверей понимал ее язык, он бы разобрал довольное хихиканье и бормотание: «Ох, и повеселюсь же я сегодня». Вряд ли это заявление вызвало бы оптимизм: как известно, обычно ночь веселится за счет других.

В отличие от жителей Вершины, ночь прекрасно видела Бумажных Зверей и знала, что означает их появление. Ведал это и ветер, без устали обрушивающийся на улицы города. Он ухмылялся и говорил ночи:

«Поглядите-ка, госпожа Ночь, Бумажные Звери! Похоже, горожане включились в опасную игру, и даже не подозревают об этом. А ведь я их предупреждал, чтобы не строили город в таком дурацком месте!»

Ночь отвечала: «Вы совершенно правы, господин Ветер. Зато теперь мы с вами хорошенько развлечемся».

«Уж вы-то развлечетесь, моя госпожа, я и не сомневаюсь, — смеялся ветер. — А я понаблюдаю. Ради такого дела я даже отвлекусь от своей любимой мечты о похищениях прекрасных девушек и превращении их в дождинки».

«О, дорогой мой Ветер, вы не поняли. Я не собираюсь ничего делать, я настроена, как и вы, наблюдать. Зверюшки сами все сделают. Я лишь слегка подтолкну их к действиям — одним лишь своим присутствием».

И ночь продолжила нисхождение на Вершину, окутывая город темнотой и легким ароматом безумия, тайн и авантюр.

Живейший интерес ночи, в частности, вызывала гостиница «Два клинка и одни ножны», куда как раз прибыли встревоженные Несчастные.

Как только друзья покинули гостеприимных Башенек, Константин предложил отправиться в дом Неизвестного Гения, но Берта настояла на возвращении в гостиницу, потому что ей необходимо принять душ и переодеться — не может же она явиться на встречу непонятно с кем, не приведя себя в порядок. Деликатный Евгений поддержал лисичку, и Константину, оставшемуся в меньшинстве, пришлось уступить, хотя лично он считал желания Берты сплошной придурью. Вот он почти никогда не переодевается — и что, ему хоть раз помешало это встретиться непонятно с кем? Но друзей этот довод не убедил.

Берта приняла душ, переоделась, и уже заканчивала накрашиваться, когда в дверь номера постучали.

— Ну что же вы такие нетерпеливые! — громко возмутилась она, чтобы Константин с Евгением за дверью ее услышали, и чтобы им стало стыдно. — До полуночи еще полно времени! Аж два часа! То есть полтора. Час. Но все равно — целый час еще!

В дверь снова постучали, но уже не так уверенно, как в первый раз. Берта нахмурилась. Что-то не похоже на Несчастных. Уж Константин-то точно после ее отповеди стучал бы настойчивей.

Лисичка подошла к двери и распахнула ее. На пороге переминался с лапы на лапу смущенный Бенджамин Крот. В одной передней лапе он держал цветок, в другой — бутылку лимонада.

Берта немедленно надела маску холодного безразличия.

— Дверью ошиблись? — спросила она.

Енот подавил малодушный порыв трусливо сбежать и покачал головой. Берту это не удовлетворило:

— А чем тогда? Гостиницей? Городом?

— Нет. Я к вам.

— А как же конспирация?

— Хвоста не было! Честное археологическое слово!

— Нас не должны видеть вместе, — строго предупредила Берта.

— И не надо, — немедленно согласился Крот. — Я и не хочу, чтобы нас видели. Я бы хотел… хотел… остаться с вами наедине. — Енот окинул Берту восхищенным взглядом.

Лисичка еле заметно усмехнулась.

— Уж не разыгралось ли у вас воображение, господин Крот?

— Нет-нет! Нисколько, уверяю вас!

— Признавайтесь, что вы там себе нафантазировали?

О своих фантазиях Крот мог бы много чего рассказать, но благоразумно решил, что время для подобных откровений еще не пришло.

Назад Дальше