Энна Михайловна Аленник
Часть первая. На юг
Наденька
Дождливым утром у окна сидела девочка с завязанным горлом и смотрела, как папа идёт на завод.
Завод напротив. Он как будто из одних окон построен. И только наполовину виден, до ворот.
Хочется девочке, чтобы папа хоть раз обернулся и посмотрел на неё. А он спешит, перескакивает через лужи и не оборачивается.
Вот и дома так. Рисует он какие-то чёрные лесенки, колёса и говорит, что это будет очень нужная машина.
И не смотрит папа, как аккуратно постелена постель и сложено платье на стуле. Девочка ждёт, ждёт, — он не смотрит.
А когда она перестанет ждать, папа поднимет голову, посмотрит, улыбнётся. Но она уже засыпает.
„Вот папа в ворота вошёл и не видно его“, — подумала девочка и стала следить, как по мостовой, у самой лужи, скачет воробей.
Вдруг промчался автобус. Из-под колёс полетели брызги.
Воробей испугался, улетел. А куда?
Стала девочка искать воробья в небе и не нашла. А небо серое. Не небо, а одна большая туча. Из неё холодные струйки дождя вытекают, по крышам барабанят и по окнам. Вот уже всё окно в слезинках.
Сидела так девочка, думала и поёживалась, как будто в комнате было холодно и как будто она была там одна. А это было в детском саду. И в тёплой комнате было много ребят. Они играли и смеялись.
Толстая Ира раскладывала на стуле свои запасы тряпочек и шнурочков. Вова, расталкивая всех, мчался вперёд. Он чуть не опрокинул стул со всеми запасами Иры, а девочке, которая смотрела в окно, закричал:
— Подвинься, Наденька! Я танк! А то ка-ак стукну!
Девочка не успела подвинуться и дать Вове дорогу. Но он её не стукнул, а наоборот, со всего разбега остановился, чтобы не задеть.
Никто в детском саду не звал эту девочку Надей. Все звали Наденькой. Может быть, потому, что у неё болели желёзки и горло было завязано тёплым шарфом. А может быть потому, что была она тихой и глаза у неё были очень серьёзные, не такие, как у других ребят.
— Наверное, над всей землёй эта туча висит и на всей земле идёт дождь, — сказала девочка Вове.
Он глянул в окно и подтвердил:
— Мне тоже края тучи не видно, — значит, над всей.
— Кто говорит, что над всей? — подошла к ним воспитательница Нина Павловна. — Да вы просто чудаки. У нас в Ленинграде пасмурно, в Москве сегодня ни облачка, а далеко на юге не только на солнце, на небо посмотришь — зажмуришься: такое оно яркое, синее. И море там тёплое! И горы высокие! И цветут почти весь год цветы!
Она рассказывала о юге и даже щурилась, как будто видела что-то далёкое и такое яркое, что больно смотреть.
Дети перестали шуметь и окружили Нину Павловну.
Им казалось, что в комнате стало светлее. А Наденьке так захотелось туда, где светит солнце в синем небе, где тёплое море, что она даже вздохнула.
Не знала Наденька, и никто не знал, что ещё один человек в детском саду в это время думал о солнечном юге и очень хорошее дело задумал.
Кто хорошее дело задумал
— Ну и погода! Опять нельзя вести ребят на прогулку, — расстроилась заведующая детским садом Елена Андреевна. — Скоро лето кончается, а ребята и не согрелись.
Она долго стояла в своём кабинете, смотрела в окно; и задумала она вот что: „Начну-ка я хлопотать, чтобы построили нам дачу на юге, у самого моря, среди виноградников и садов“.
И хоть лил дождь, надела она пальто и пошла на завод советоваться с родителями ребят. У каждого из её ребят папа или мама или дедушка работал на этом большом заводе.
Все сказали, что Елена Андреевна задумала очень хорошее дело. Вот только бы в Москве выделили на дачу денег.
А мама толстой Иры заволновалась:
— Ой, что вы! Везти в такую даль сто ребятишек! Да где это видано? В Москве ни за что не разрешат.
Но Елена Андреевна всё-таки написала письмо в Москву и опустила его в почтовый ящик.
В детском саду она сказала об этом только воспитателям, а ребятам просила пока ничего не говорить.
Прошла неделя, прошла другая. Ответа на письмо не было.
Однажды утром Елена Андреевна смотрела, как Нина Павловна учит ребят вырезать из бумаги. Возьмёт голубую бумагу, сложит, вырежет голубя. Развернёт, а там — целая стая. Или вырежет она куклу, развернёт бумагу, а там — целый кукольный хоровод.
Рыженький Вадик, который лучше всех рисовал, первый научился вырезать, и так хорошо, что ребята с ним советовались:
— У меня так, Вадик?
— У меня готово?
Когда Вадику не нравилось, он сердито говорил:
— Не готово.
А когда нравилось, коротенькие брови Вадика удивлённо поднимались вверх, он очень радовался и говорил:
— Готово! Совсем готово!
Вадик уже вырезал голубя, потом страшного зелёного Змея Горыныча. Потом взял большой лист некрасивой серой бумаги, начал мять её и неровно обрывать края. Вадик очень старался, чтобы она стала ещё некрасивее. И когда она стала совсем мятой и не была на бумагу похожей, спросил Нину Павловну:
— Так?
Она взглянула на мятую бумагу, потом в окно на небо и сказала:
— Какой же ты молодец, Вадик! У тебя получилась настоящая серая туча.
А Наденька целый час вырезала солнце с длинными, тоненькими лучами.
Вдруг в окно засветило настоящее солнце и весёлый зайчик прыгнул к ней на стол. Она закрыла его рукой и сказала:
— Не выпущу.
В это время вбежала молоденькая няня — Машенька:
— Елена Андреевна, идите скорей! Вас Москва вызывает к телефону.
— Наверно, насчёт дачи! — закричали ребята.
— А вы откуда знаете? — удивилась Нина Павловна. — Ведь это пока секрет.
— И мама говорит: пока секрет, что Елена Андреевна хлопочет, чтоб построили дачу, где тёплое море, солнечный берег и растёт виноград, — сказал Вадик, — и что она в Москву написала. И я всем тихо-тихо, по-секрету сказал.
— Он совсем шопотом сказал! — подтвердили ребята.
Они толпились у приоткрытой двери. Им не терпелось узнать, что́ говорят Елене Андреевне из Москвы по телефону.
Наденька вытянула шею и замерла прислушиваясь. Ни звука не долетало из кабинета, где был телефон.
И вдруг она услышала удивлённое: „Вот как!“ Но не знала, что это: „Вот как плохо и нельзя на юг“ или „Вот как хорошо!“
Наконец хлопнула дверь кабинета.
— Идет! — закричали ребята. — Ой, сперва к малышам! Нет, к нам, к нам!
Вошла Елена Андреевна.
Наденька заметила, что глаза у неё повеселели, что седая прядка волос оттопырилась над ухом. Наверно, от телефонной трубки.
— Вот так дела! — сказала Елена Андреевна. — Понимаете, что получилось? Я просила построить дачу на юге для нас. А из Москвы мне сообщают: „Будем строить на юге, но не одну дачу для вас, а целый городок для дошкольников“.
— Ур-ра! Это мы дошкольники! — закричал Вова и стукнул себя кулаком в грудь.
— Будет целый городок! — кричали друг другу ребята, подпрыгивали, подтанцовывали, и тесно им было в комнате.
А Наденька радовалась больше всех. Но и от радости она вся сжалась и молчала.
Городок на столе
Осенью Елену Андреевну вызвали в Москву, в министерство.
Когда она приехала, ей сказали: „Пройдите, пожалуйста, к Михаилу Сергеевичу в 33-ю комнату“.
В 33-й комнате уже собрались заведующие детскими садами из других городов и детские врачи.
Рядом с худощавым и хмурым на вид Михаилом Сергеевичем сидел широколицый, светлобровый, светловолосый молодой человек с чемоданом на коленях. Его звали Алексей Васильевич.
Он открыл чемодан, вынул крохотный домик с красивой террасой и поставил на стол. Потом ещё один домик, ещё и ещё — много картонных домиков. Вынул пёстрые клумбы из пластилина, желтые дорожки из бумаги, расставил фонари на тонких, как спички, столбиках.
И вот на столе уже был целый игрушечный городок.
Все долго его разглядывали.
Старенький доктор сказал:
— Кухню надо отодвинуть ещё дальше от детских дач.
Алексей Васильевич подумал и передвинул один домик на самый край стола.
Елена Андреевна посоветовала, чтобы дорожки обсадили вьющимися растениями и над дорожками устроили арки. Растения обовьются вокруг арок — и получатся зелёные коридоры. Тогда дети смогут гулять даже в самый солнцепёк.
— Хороший совет, — сказал Михаил Сергеевич.
— Замечательный! Непременно устроим зелёные коридоры, — обрадовался Алексей Васильевич. Он был архитектором. Сначала он нарисовал городок для ребят. Потом сделал из картона игрушечные домики и расставил их на столе так, как будут стоять настоящие дома, которые построят из камня, кирпича, железа и стекла.
Городок всем очень понравился. Все пожелали Алексею Васильевичу успеха в работе.
* * *
На следующее утро, когда еще только всходило солнце, он со своим крохотным городком в чемодане сел в самолёт.
Завертелся пропеллер, покачнулись огромные крылья, пробежал самолёт по земле и стал подниматься.
Алексей Васильевич смотрел в окно. Самолёт поднимался всё выше, а большие московские дома становились всё меньше, меньше.
И вот они стали такими же маленькими, игрушечными, как домики в чемодане Алексея Васильевича.
Широкая Москва-река промелькнула внизу, как полоска, нарисованная на бумаге. Машины, которые мчались по асфальтовым дорогам, сначала казались смешными букашками, а потом и совсем их не стало видно.
Только облака неслись навстречу. Иногда самолёт взмывал ещё выше и летел над ними.
А через несколько часов Алексей Васильевич увидел залитую солнцем землю, много садов и зелёных холмиков. Вдали заблестела море.
Холмики стали быстро-быстро расти, превратились в высокие горы, берег моря приблизился. И вот толчок! — и самолёт приземлился. Он опять бежал по земле. Но эта земля была, далеко от Москвы и ещё дальше от Ленинграда. Это был солнечный юг, берег тёплого моря.
Пусто было на берегу. Ничего, кроме собранных в кучу камней и сарая для инструментов, на нём еще не было.
Но вскоре на берег пришли строители.
Алексей Васильевич объяснял им, где что будет. Ветер трепал ему волосы, раздувал широкое пальто. Шум моря заглушал слова. Но он говорил громче и громче, чтобы все его услышали и все поняли. Ведь он уже ясно видел, какой здесь будет городок.
Потом к берегу стали причаливать пароходы, с брёвнами, с досками, с разными машинами, и строительство городка началось.
Условились
Утром Вадик вышел из дому и остановился. Как красиво на улице! Жёлтые, оранжевые и красные листья слетают с деревьев и кружатся в воздухе. Вот один упал на балкон нового дома, другой — на подножку проехавшего грузовика.
Вадик, побежал, начал ловить листья. Его мама едва за ним поспевала. Но ей было весело на него смотреть, и она его не останавливала.
В детский сад Вадик явился с целым букетом листьев, ярким, как костёр.
Еще пусто и тихо было в раздевальне. Только в шкапчике, на котором нарисован паровоз, висело пальто и рядом, на скамейке, сидел мальчик. Всё у этого мальчика было тонкое: лицо тонкое, нос тоненький, длинные тонкие пальцы и удивительно тоненький голос.
Мальчик ловко накрутил на палец какую-то проволочку. Снял её с пальца — получилась пружинка.
— Смотри, Шурик, красивые? — показал ему Вадик листья. Шурик протянул Вадику пружинку:
— Видишь, какая? Давай из неё прицеп к заводному грузовику делать.
Вадик замахал своим букетом:
— Жик, жик, правда, как огонь?
А Шурик своё:
— Давай мы к пружинке за колечки верёвки привяжем, к верёвкам игрушки прицепим, и грузовик их всех потянет!
— Не хочу с тобой! — топнул ногой Вадик и сунул в шкапчик листья. Обидно ему стало, что Шурик на них как следует и не посмотрел.
Тем временем пришла Ира и, как всегда, стала перекладывать из карманов пальто в карман фартучка свои запасы тряпочек и шнурков.
Пришло ещё много ребят. Уже было шумно. И вдруг стало ещё в сто раз шумнее. Это вбежал Вова.
По дороге от двери к своему шкапчику он успел подтолкнуть плечом Вадика, подбросить шапку вверх, выдернуть из кармана Иры шнурок и с особым удовольствием дёрнуть за длинную косу Таню.
Вадик подскочил к нему на одной ноге и тоже толкнул. Ира завизжала. А Таня взяла в руку свою косу и как хлестнёт Вову!
Вова заорал.
— Ага, больно? — сказала Таня. — И мне было больно, а я всё равно не заплакала.
И правда, никто не слышал, чтобы Таня плакала. Она была весёлая, крепкая, бегала быстрее мальчишек и сдачи им давала, если её задевали.
— Раздевайтесь скорей, не копайтесь, — торопила ребят няня Машенька. — Уже около восьми.
И только она сказала, — в окно раздевальни хлынул свет. Это напротив, в цехах завода, зажглись все лампы. Потом донеслись шум, гуд, жужжание…
— Слышите, — спросил Шурик, — сколько заработало станков?
Вадик посмотрел на ярко освещённый электричеством завод и увидел там свою маму. Увидел, как мама заложила в станок железную полосу, как на полосу опустилось что-то большое, стукнуло по ней и поднялось.
— Смотрите, как моя мама работает! — закричал Вадик. — Она красивые звёздочки на железе выдавливает, так быстро, как формочкой на песке.
— Ещё быстрей, — сказал Шурик. — Сверху эта форма, наверно, спускается. Она и выдавливает: бух-бух, раз-раз — и готово!
Ребята смотрели в окно и кричали:
— Бух-бух — ещё одна звёздочка готова!
— Р-раз-раз — ещё готова!
Только Наденька стояла молча. Но вот она зашептала:
— Тише. Елена Андреевна приехала. Вон она по улице идёт с чемоданом. Прямо с поезда.
И в тот же день Елена Андреевна им рассказала про Алексея Васильевича, про его городок на столе. И про то, что такой городок, но настоящий, большой, к весне на юге построят.
— Алексей Васильевич! — ласково повторил Шурик и вздохнул. — Жалко, что я сам городка на столе не видел. И я бы с ребятами такой построил.
— Вот погоди, — сказала Нина Павловна. — Мы приедем в настоящий городок, посмотрим, какой он, и построим такой игрушечный. А Елена Андреевна нам скажет, похож он на городок, который она видела на столе, или нет.
— Условились, — согласилась Елена Андреевна.
— Усло-вились! — запел от восторга Шурик.
— Я строить не буду. Шурику помогать не буду, — заявил Вадик. — Я приеду, посмотрю, какое море, и нарисую. Посмотрю, какие рыбы, и нарисую. И горы нарисую.
— А строить ты не хочешь? — переспросила Елена Андреевна. — Хорошо, — значит, дети будут строить городок без тебя. Условились?
— Не уславливайся так, — посоветовала Наденька.
Но Вадик упрямо сказал:
— Условились.
Телеграмма
В Ленинграде наступила зима.
Пришел дед Мороз к ребятам на ёлку, а Наденька ему сказала:
— После тебя весна придёт, и мы поедем в солнечный городок.
Она сказала тихо. И старый дед не услышал.
Весь январь и февраль в Ленинграде простояли морозы.
В марте начались метели. Намело много снегу. Дворники счистят его с панелей, а он опять сыплет и сыплет. Но солнце засветило ярче.
Идут ребята по улице, — на солнечной стороне весна, капает с крыш. Перейдут на другую сторону — мороз.