Олег так разнежился на солнце, что задремал.
***
— Эй, парень! — услышал он голос Ваньки. — Так ты все царство небесное проспишь. Вставай. Уже четыре.
— А откуда ты знаешь? — не открывая глаз, спросил Олег. — У тебя же часов нет.
— На кой они мне? Гляди: солнце коснулось верхушки собора. Да и крупзавод прогудел. Так что точно!
Искупались еще разок на дорожку и пошли к пристани.
К пяти, как договорились, они были уже у дяди Феди.
— Э-э, братцы! Да вы свеженькие, — засмеялся Федор Захарович, потрепав их еще влажные на затылках волосы. — Завидую. Ну и жара! Как говорят, июль — макушка лета. Сам бы поплескался в Дону с удовольствием.
— Так чего ж вы? — удивился Ванька. — Такой начальник.
— Дел, Ваня, по горло. Некогда. Ну что, пошли?
— А вещи? — спросил хозяйственный Иван.
— Да вот они, — улыбнулся Федор Захарович, поднимая небольшой чемоданчик и взяв на руку сложенную шинель.
— Нет, дядя Федя. Шинель понесу я, — заявил Олег.
— А я чемоданчик. — Ванька отобрал его у дяди Феди. — Легкий какой! Пустой, что ли?
— Ну вот. А я что? — засмеялся Федор Захарович. — Буду идти, как генерал со свитой?
— Ты и так генерал! Только советский. Ромбы ведь тебе недаром повесили, — сказал Олег. — А мы твои ординарцы.
— Убедил, — согласился Федор Захарович и шутливо скомандовал: — Ординарцы! За мной ша-а-гом — марш!..
До прибытия скорого «Тифлис — Москва» оставалось еще сорок минут. Оглядев перрон, Федор Захарович посетовал:
— Черт возьми! И присесть негде.
— Сильное дело! — ухмыльнулся Ванька. — Сейчас все будет, — и побежал за пакгауз.
Через несколько минут он появился с парой кирпичей и гладкой доской от какого-то ящика. В тени вокзального навеса они поставили кирпичи на попа и положили на них доску.
— Молодец. Находчивый, — похвалил Ивана Федор Захарович. — В ординарцы я бы тебя взял с удовольствием. — Он осторожно опустился на скамейку. — Нога, братцы, разболелась — спасу нет. Как бы рана опять не открылась.
С дальнего конца перрона за «строительством» скамейки наблюдал милиционер в белой гимнастерке. Очевидно, придя к выводу, что это непорядок, решительно направился к ним. Но, подойдя вплотную, увидел красные ромбы в петлицах Федора Захаровича, вытянулся, вскинул руку к фуражке и любезно осведомился:
— Отдыхаем, товарищ бригадный комиссар? Жарко, может, вам стульчик из дежурки вынести?
— Лучше скажите начальству, чтоб скамейки для людей поставили. Есть же больные, раненые, с детьми.
— Есть, товарищ бригадный комиссар! Тотчас доложу. Разрешите выполнять? — И решительно направился к дверям с табличкой «Начальник вокзала».
— Ишь, припустил, — улыбнулся довольный таким поворотом дела Ванька. — А если б одни были, так сразу за шиворот — и в каталажку!.. Дядя Федя, вас беляки ранили?
— Деникинцы, Ваня. В двадцатом… Коли б не Миша, батька его, — кивнул он в сторону Олега, — так гнить бы мне у Генеральского Моста… Такая рубка была, не приведи господь!.. Михаил меня из самого пекла вытащил. Через седло перекинул, на коня, — и к санитарам дивизии. А те брать не хотят. Ну, ясное дело, живым на санитарных повозках места не хватает, а я, считай, уже мертвый. Три ранения: в грудь навылет, нога перебита, а черепушку саблей распанахали… Мишка горячий был. Сунул маузер фельдшеру под нос: «Если с повозки скинешь — под землей найду!..» Огрел коня плетью и снова в бой… Вывезли. Не скинули. А на другой день, девятого января, наши Ростов взяли, и я в госпиталь попал. Выходили вот… Я-то всего этого не помню, конечно. Товарищи в госпитале рассказали, когда на поправку пошел…
Олег сбегал к окошку телеграфистов и узнал, что поезд опаздывает на целый час.
— Порядки! — недовольно сказал дядя Федя. — Ну так давайте, ребята, перекусим. — Он достал из чемоданчика кирпичик темного пайкового хлеба, сало и помидоры.
Мальчишки съели по куску и отодвинулись.
— Вы что стесняетесь? А ну навались! — скомандовал Федор Захарович. — После купанья быка слопать можно… Да, Олег, вот эти талончики отдай матери. Пусть в нашем магазине возьмет по ним крупу и еще что, не помню.
— Дядя Федя, а когда отменят карточки и хлеб вольный будет? — спросил Олег. — Чтоб пришел в магазин и взял, сколько тебе надо. Как до двадцать девятого года.
— Вам разве по обществоведению не объясняли, какое положение у нас в деревне?
— Ой, у нас обществовед, знаешь, кто? Мурашов! Учитель пения. Он и сам-то в этом ничего не понимает.
— Учитель пения?! — удивился дядя Федя.
— Точно. Он, знаешь, какой? Ну… всех боится. Что скажут, то и преподает. И пение, и историю. Раз даже вместо Вильгамиды Вильгельмовны две недели немецкий вел.
— Разве можно такому человеку обществоведение преподавать? — сердито сказал дядя Федя. — Тут нужно срочно принимать меры… А вопрос этот, ребята, трудный. За пять — десять минут не расскажешь. Ну, в общих чертах… Вы, небось, и сами слышали, как в закоулках кое-кто шепчет: «Пока колхозов не было — был хлеб. Стали колхозы — хлеба нет. От них все горе…» Это чистая контрреволюция, ребята!.. Еще Владимир Ильич Ленин предупреждал: «Если мы будем сидеть по-старому в мелких хозяйствах, хотя и вольными гражданами на вольной земле, нам все равно грозит неминуемая гибель». И партия стала на ленинский путь, на путь колхозного развития сельского хозяйства. Чтоб жизнь нашего государства и построение социализма не зависели от прихоти сельского буржуя, кулака, — даст он нам хлеб или не даст… Вы понимаете, о чем я говорю, ребята?
— Конечно!.. Ясное дело! — подтвердили мальчишки.
— Так вот. К весне нынешнего года в колхозы объединилось приблизительно восемьдесят процентов единоличных хозяйств. Кажется, все, победа. Хлеб для страны обеспечен… Но создать колхозы — это только первый шаг. Нужно, чтобы они крепко стали на ноги, чтобы производили много хлеба, молока, мяса и других продуктов, без которых не может жить человек. Чтобы колхозники могли не только прокормить себя, но и город, рабочие поселки, число которых растет с каждым днем, стройки, Красную Армию. Да и про запас чтоб кое-что осталось. Без хлеба не повоюешь. Враги наши за кордоном в любой день могут напасть и с востока, и с запада… Но хлеба колхозы дают пока еще недостаточно. Почему, спросите вы. Тут одним словом не ответишь. Чтобы обработать огромные колхозные поля, нужны машины, трактора, комбайны. А их еще очень мало. Нужны люди, которые могут этими машинами управлять. А деревня почти сплошь неграмотна. Чтобы правильно организовать труд сотен и даже тысяч колхозников, нужны опытные руководители: председатели, бригадиры, агрономы, зоотехники. Разве их подготовишь за год?.. А чтобы набраться опыта, нужно еще больше времени. Да и враги наши — кулаки, «бывшие» — пакостят на каждом шагу: разлагают дисциплину, сеют слухи, травят скот, выводят из строя машины. Делают все, чтобы не дать рабочему классу хлеба, сорвать индустриализацию страны… Я понятно говорю, хлопцы?
— Понятно, — подтвердили Олег с Иваном.
— Вот в колхозе имени Парижской коммуны. Недалеко от Ростова. Нам ребята знакомые рассказывали, — вспомнил Олег. — Так там кулак из другого района в бригадиры затесался. Весь хлеб не успели смолотить осенью. Ну, его в скирды сложили на поле. А весной хватились — сгнил хлеб. Оказывается, скирды незавершенными оставили. Тысяча пудов погибла.
— А наши рыбаки ходили на лов в Азовское море, — сказал Иван, — так, говорят, в трех колхозах по весне ни пахать, ни сеять не на чем было. Все тягло кулаки из строя вывели. Штук семьсот лошадей со сбитыми холками, копытами, потертыми ногами, с запалом… Так они на коровах пахали.
На перроне засуетились, забегали пассажиры. Послышались крики: «Едет!.. Тифлисский прибывает на первый путь!»
— Есть еще много и других причин, — сказал дядя Федя, поднимаясь. — Ну, ничего. Вы, я вижу, тоже кое в чем разбираетесь… А насчет карточек — пока придется, ребятки, потерпеть. Враги наши спят и видят, что мы бросим строить заводы, шахты, рудники, домны и придем на поклон к господам империалистам. А уж они быстренько приберут к рукам все, что народной кровью завоевано в революцию и в гражданскую войну. Не будет этого! Все построим, сами. Еще к нам на поклон приезжать будут да шапки снимать. Вот увидите…
Стоянку поезда сократили. Едва пассажиры успели втиснуться в вагоны, паровоз загудел так, что заложило уши, и рванул состав.
— Береги мать! — крикнул из окна дядя Федя. — С винтовкой не балуй!.. К ноябрьским ждите с подарками…
Когда хвост поезда скрылся за корпусом паровозного депо, Иван сказал:
— Мировой дядька твой Федор Захарович. Башковитый. Вот бы он нам обществоведение преподавал!..
***
За лето Олег с Ванькой, Сенькой и Феодалом несколько раз навещали своих хуторских друзей из колхоза имени Парижской коммуны. И никогда ребята не отпускали их домой с пустыми руками. Возвращались в город с сумками, полными абрикосов, слив или яблок.
— Ну, а когда же вы к нам в гости заявитесь? — спросил Олег в последнюю встречу.
— Да как-нибудь. Вот управимся чуть с хлебом, — ответил степенный Ермолай. — Видишь, какая запарка?
— Так и лето пройдет… — сожалел Сенька.
— В Дону покупаемся! Поныряем с гавани! Ух, хорошо! — говорил Иван.
— Из винтовки постреляем! — соблазнял Олег.
Гринька, который мечтал стать командиром Красной Армии и питал неудержимую страсть к оружию, этого вынести уже не мог и пообещал твердо:
— Хоть кровь с носу, а на той неделе выберемся!..
Но прошла «та» неделя. Уже и август на исходе. А Гриньки с товарищами все не было.
Утром, едва Олег расположился с книгой под акацией, его позвал Мишка:
— Лелька! Там тебя пацаны какие-то спрашивают!
Олег, недовольно ворча, поднялся, глянул и побежал к калитке.
— Ребята! Приехали? Вот молодцы!.. Здорово, Гринька!.. Ермолай! Левка!.. Заходите в хату! Чего вы там топчетесь?..
— Мишка! Дуй к Сеньке. Скажи так: «Парижане прибыли». Понял? Пусть зайдет к Феодалу и сейчас же бежит к Ваньке.
Гости с интересом рассматривали жилище Олега. Острый нос Левки безошибочно определил нужное направление. Он сразу прилип к этажерке. Листал, рассматривал картинки и всё вздыхал: «Вот бы мне такую книжечку!..»
Широколобый крепыш Ермолай, страстный любитель техники, тотчас ухватился за наушники детекторного радиоприемника. Поймал станцию и махал руками: не мешайте, мол, слушать.
А Гриньку Котлярова потянуло к коврику над кроватью Олега, где висело оружие: кривой арабский кинжал в самодельных ножнах, морской офицерский кортик и малокалиберная винтовка.
Олег метался между гостями, отвечал на их вопросы, давал разъяснения о книгах, устройстве радиоприемника, боевых качествах винтовки. Он так был рад, что не знал, как им еще угодить.
Ермолай, который давно хотел собрать собственный приемник, получил в подарок катушку провода, детектор и схему, вырезанную из краевой пионерской газеты «Ленинские внучата».
Левке так не хотелось расставаться с книжкой Беляева «Человек-амфибия», что он, рассматривая другие книги, все время держал ее на коленях, снова и снова раскрывал на разных страницах и бросал на хозяина жалобные взгляды.
— Ладно! Бери, Левка, «Амфибию»! — не выдержало сердце Олега.
— Правда?! Насовсем?! Да я… я тебе за это что хочешь сделаю!.. Дай газетку. Оберну, чтоб не замарать…
Вернулся Мишка. Вслед за ним пришел Феодал. А вскоре прибежали запыхавшиеся Ванька Руль и Сенька Явор.
— Где тут «парижане»?! — смеясь, крикнул Иван. — Здорово, братцы-колхозники!..
— В комнате стало сразу шумно, тесно. Вскоре они перешли во двор, под громадную раскидистую акацию. Вспоминали и совместные походы по окрестным садам, и самую первую встречу у железнодорожной площадки «Карьер».
— Вань, — отозвав Ивана в сторону, шепнул Олег, — гостей же угощать полагается, а у меня ничего нет… Только вот немного мамалыги осталось.
— А это что?! — Ванька вытащил из оттопыренных карманов полдюжины провяленных таранок. — Неси свою мамалыгу да ставь чайник.
Чаепитие удалось на славу. К таранкам и мамалыге гости добавили еще гору румяных яблок и десяток вареных кукурузных початков, прихваченных с собой в дорогу.
— Ну, братцы, а теперь постреляем! — пригласил Олег, и вся компания направилась на конюшню.
Олег раздал всем по три патрона, повесил на стене мишени. Сначала стреляли гости. Но как Олег ни старался им помочь, пули упорно не хотели дырявить черное яблочко, попадали или в края мишени, или совсем «уходили за молоком». Ребята были смущены. Особенно Гринька. А тут еще Феодал высказался:
— Слабаки! А еще казаки называется!.. Дай, я им покажу!
— Чья б корова мычала! — оборвал его Иван. — Феодал у нас снайпер: без промаха попадает… в миску ложкой.
Потом стреляли Сенька, Иван. А Толька злился и дважды промазал. Олег показал свой трюк — стрельба с зеркалом. Ни разу не промахнулся! Гости в ладоши захлопали, как в цирке.
— Нам пора! — спохватился Гринька. — Олег, сколько там натикало? В четыре наши на нефтебазе керосин для тракторов получат и сразу уедут. А туда еще топать версты три.
Олег побежал во флигель, глянул на будильник, выскочил и вдруг увидел, что Феодал с колена целится из винтовки в Левку. А Левка, прижимая к груди книжку, смеется, пошатывается из стороны в сторону, изображая раненого.
— Идиот! Отдай винтовку! Я же говорил тебе сто раз!..
— Сам идиот! Она не заряжена! — ответил Феодал, продолжая целиться.
— Все равно, отдай сейчас же!..
Олег не договорил. Щелкнул негромкий выстрел. Где-то раздался звон разбитого стекла. Феодал бросил винтовку на землю. Левка побледнел, круглыми от удивления глазами смотрел на слетевшую вдруг с его головы фуражку.
Олег глянул. На противоположной стороне улицы, в глубине сомовского двора, в доме на третьем этаже, зияла пустотой шибка закрытого окна. Тотчас там появилась голова и донесся приглушенный расстоянием крик:
— Колька! Фулиган триклятый!.. Доигралси со своими рогатками!.. Пусть теперя мать мине стекло вставляет!..
Тетка Маня не знала, что Колька Сущин ни при чем. Еще в шесть утра он отправился на Дон. Ей и в голову не могло прийти, что стекло разлетелось от пущенной издалека пули.
Олег кинулся к Левке. Нет, его не задело. Лишь в высокой тулье казачьей фуражки виднелась маленькая дырочка.
Олег поднял винтовку и осторожно открыл затвор. На ладонь вывалилась горячая латунная гильза. На ее донышке он разглядел три вмятины от удара бойка.
— Феодал! Где ты взял этот патрон?!
— Нигде… там никакого патрона не было!
— Врешь! Тут же видно… было две осечки. А ты зарядил им в третий раз! У меня спер?
— Не скажешь, — подступил к нему Иван, — морду набью!
Но, несмотря на угрозы, Феодал твердил свое:
— Да чтоб я сдох!.. Чтоб мне отца-матери никогда не видать, если я его туда сунул!.. Не заряжал я ее!..
— У тебя были патроны с осечками? — добивался Олег.
— Ну, были… два… так я их уже давно потерял где-то…
Ребята готовы были разорвать Тольку в клочья. Ванька все же не сдержался. Дал Феодалу пару таких затрещин, что он пулей выскочил за ворота.
Олег с Иваном и Сенькой проводили перепуганных гостей до угла и распрощались с ними.
— Чтоб я еще когда-нибудь дал Феодалу винтовку! Да пусть у меня руки отсохнут! — поклялся Олег.
Верно говорил дядя Федя: раз в году и незаряженная винтовка стреляет.