Во дворе появились оборванные, исцарапанные Пальчик и Гук.
— Эй, подрывник, — окликнул Людоед возмутителя спокойствия, — я давно хотел спросить: твой вечный двигатель для переливания воды, да?
— И напитков, — строго добавил Леший.
— Ну-ну, пусть. А куда? Для переливания откуда и куда?
— Было б откуда, найдется и куда. И наоборот.
— Лучше не темни, — пригрозил Людоед.
— Из пустого в порожнее, — важно произнёс Леший. — Странные вы все, право. Для чего ж ещё нужен вечный двигатель! Дом освещать? Лук жарить? Землю копать? Ему же всё равно, что делать, пойми ты, садовая голова, — только останавливаться нельзя. На то он и вечный!
— Действительно, — опешил Людоед. — Постой, дом-то освещать можно?!
— А кто ночью при свете спать будет? — Леший слез по водосточной трубе, чуть не прихватив её себе на память. — Эх ты, недоучка!
— Мрракобесие! Кррупоррушка! — донёсся откуда-то сверху резкий голос.
Все задрали головы.
На ветке дерева сидела знакомая сорока с газетой, вдетой в перья хвоста. Она старательно счищала концами крыльев сажу с макушки.
— Потррясающе! Фейеррверрк! — бросила вниз газету и улетела.
Людоед поймал лист и недоуменно взглянул на крупный заголовок:
— Мы пропали! — уткнулся он в газету. — Теперь нам крышка. От кипящего супа.
— Что там? — забеспокоился изобретатель. Людоед тяжело опустился на ступеньки:
— Ужас-с. И не тихий, а громкий! Здесь обо всём написано.
— О чём — обо всём?
— Как были доставлены катапульты на остров, как «улетели» забрасыватели, как… Смотри, что напечатано: «Возможен ответный удар!!» — Кто написал? Кто? — Леший выхватил газету. — Где подпись? Ага, вот: «Неизвестный автор по вполне известным причинам решил остаться неизвестным».
— Ничего не понимаю, — развёл ручищами Людоед. — И как только напечатали? Им нет никакого интереса шуметь!
— Правда. Никакого. Может, всё ещё обойдётся?
— Ну-ка, — Пальчик взял у него газету и с удовольствием посмотрел на жирный чёткий шрифт. — Напечатали-таки, успели. Правда, я малость поднаврал насчёт возможного ответного удара, но…
— Как?! — вскинулся Людоед.
— Запросто. Я ночью потихоньку смотался в город, дорога знакома — не страшно. У меня знакомые мальчишки в типографии, и они тайком…
— Ты понимаешь, что ты натворил?.. Скорей в город! — заторопился Людоед. — Может, чего разузнаем. Вдруг до нас докопаются? Опасность я люблю встречать лицом к лицу.
— Верно, — поддакнул Леший. — Уж там-то нас никто не найдёт.
— Да там сейчас такое будет, такое!.. — воскликнул Пальчик. — Неужели вы не понимаете!
— Ты так полагаешь?.. — нахмурился Людоед и вдруг широко улыбнулся. — Тогда захвачу нашу большую сковородку.
АУ-АУ-У
— Это всё вы! — метался по залу замка Держихвост. — Из-за вас!
— Не сваливайте со здоровой головы на больную, — шипел генерал Паф, потирая забинтованный лоб. — Вы сами виноваты!
Все высокие стрельчатые окна зала были разбиты. Со двора доносился гул толпы.
— Раньше меня провожали хоть тухлыми яйцами, — возмущался посол, спотыкаясь о булыжники и поскальзываясь на осколках стекла. — А теперь…
Вслед за Правителем он ринулся вверх по винтовой лестнице.
Они выскочили на площадку смотровой башни.
— Где ваши стражники?
— А ваши карабинеры?
И одновременно ответили друг другу:
— Что они — дураки?!
— Они смылись!
Сбежали все стражники, караульные, карабинеры… Они уже давно мчались без остановки кто куда, то и дело оглядываясь назад. Их потом видели в чужих краях и легко узнавали по скособоченным шеям.
Держихвост осторожно просунул голову между зубцами башни и глянул вниз.
В огромном дворе замка негде было и сливе упасть. Собрался весь город. Никому, до единого, не хотелось погибать из-за каких-то случайно «улетевших» забрасывателей от катапульт, нацеленных на далёких и близких соседей. Своя жизнь дороже, чем военные интересы чужедальней Двадцатьсемёрки. Новости подняли всех. Так крохотный камешек, сорвавшийся с вершины, вдруг становится сметающим всё камнепадом.
— Дорогие горожане! — закричал Держихвост. — Я лично телеграфировал в соседние страны. Там ничегошеньки не случилось. Клянусь, катапульты не были ни чем заряжены! Даже если б соседи и захотели, никакой ответный удар невозможен — у них пока такого оружия нету!
— Вот именно — пока! — донёсся чей-то возглас.
— Если не брешет, — добавил кто-то.
— Любимый город, можешь спать спокойно! — вновь заголосил Правитель. — Не волнуйся, я с тобой!
В ответ раздался громовой смех толпы. Хохотали все, от мала до велика, не в силах остановиться.
Держихвост хотел ещё что-то крикнуть, но внезапно заметил внизу высоченного Людоеда. Он размахивал здоровенной, хорошо знакомой сковородой. И Правителя словно ветром сдуло.
С тех пор ни Держихвоста, ни Пафа никто не встречал. Говорят, они заблудились в тайных подземных переходах и до сих пор не могут оттуда выбраться. И по ночам в старом замке откуда-то слышатся глухие, сдавленные камнем крики: «Ау! Ау-у!..» — Нет, я не могу, — отказался Людоед, когда жители города, наконец-то, узнав обо всём, предложили ему самому стать Правителем. — Я трусоват малость. И вообще паникёр. Леший, подтверди.
— Ага, — охотно подхватил тот. — Трус, паникёр, пустозвон и…
— И потому я прошу, — поспешил прервать его Людоед, — назначьте меня и моих друзей лесничими. Как-никак, а за оленями, которых нам так любезно привёз высокочтимый посол Паф, следить-то надо.
В ЛЕСНИЧЕСТВЕ
Несмотря на осень, приятно припекает солнце…
Двор Людоеда теперь не узнать. Аккуратно расчищены дорожки, подстрижены кусты и деревья.
На крылечке сидит, попыхивая трубкой, Домовой и читает газету. А на плече у него вертит головой сорока, приносящая «захвостелые» новости.
За открытым окном виднеется Леший. Он помешивает половником в кастрюле и хочет высыпать в суп целую пригоршню перца.
Гук деловито учит уроки в новой садовой беседке. Гука приняли в городскую школу, куда его каждое утро доставляет Ведьма на своей быстрой длинной метле. Пальчик же школу не посещает — он и так почему-то всё знает, хотя о своём прошлом — единственная беда! — по-прежнему ничего не помнит. Ведьма сидит на крыше и гадает на замусленных картах. А Пальчик, удобно пристроившись над ней на трубе, болтает ногами, чем приводит её в крайнее раздражение.
— Людоед идет! — вдруг объявил он.
— Орёт над ухом, — пробурчала она. — Какой он тебе людоед?..
— А кто же?
— Людоед Шестнадцатый — это его глупый цирковой псевдоним.
— Цирковой?! — изумился Пальчик.
— А то какой же… Он большие тяжести подымал. Не поверишь — до семисот кило! А потом его вытурили, когда он слабеньким щелчком — силач такой, нашёл с кем сладить! — слегка расквасил Магнуму нос, чтоб не совал его куда не надо.
— А Домовой?
— Оригинальный жанр. Людоед его под купол цирка подбрасывал, а потом мизинцем ловил. Да… Тоже неудачный псевдоним. Его бы следовало Кумполом обозвать.
— А Леший — фокусник, — вдруг сказал Пальчик.
— Откуда знаешь?
— Догадался.
— Мы вместе работали, — кивнула она.
— А зачем же вы все нас обманывали? Людоед, Леший, Домовой…
— Чтобы вас не разочаровывать. — Ведьма принялась снова раскладывать карты.
— Не-е, меня не проведёшь! — Пальчик засмеялся. — А как же вы на метле летаете?
— Чего ты ко мне привязался? — вспылила она. — Я ведь тоже с ними работала. — И напыжилась. — На трапеции. Мой номер назывался: «Со скоростью ведьмы под куполом цирка!» — И привычно поджала губы. — Ушла по ветхому возрасту.
— Ну а метла?!
— Леший изобрёл. — Она восхищённо покрутила головой. — Тонкий механизм эта метла! Внутри — сплошь пустотелая. На сжатом газе действует. Он мне её каждую ночь…
— Подзаряжает, — подсказал Пальчик.
— Накачивает, — возразила Ведьма. — Всё-таки, что ни болтай, а Леший — настоящий изобретатель! Позаботился о бабусе на старости лет. Понятно, с вечным двигателем у него — того… Ну, не того! Но я считаю, если уж при второй попытке у него не получится, то другим вообще нечего браться.
— Ага, — согласился ошеломлённый новостями Пальчик. — Только я боюсь, опять всё взорвётся.
— А какой он нам дом отгрохал! — Ведьма восхищённо похлопала по гулкой крыше. — В жисть к нему дорогу не найдёшь. Правда, сейчас это уже ни к чему — вот вчера к нам почтальон шёл и заблудился, еле его самого разыскали. А раньше такое уединение очень нам помогало. — И разъяснила: — Спокойно жили. Никто чужой не совался! Я не о вас, — подсластила она пилюлю.
В воротах появился лесничий Людоед. Он вёл за шиворот браконьера, увешанного подстреленными кроликами. Нарушитель сроков охоты вытягивал шею и всем тревожно улыбался.
— Заловил? — спросил из окна Леший, хотя факт был налицо.
— Попался. Жаль, только один.
— А другие?
— Других просто нет. Всю ночь караулил. А как тут дела: мыши опять скреблись?
— Опять, постылые.
— Я же тебе поручал — всех извести! — вскипел Людоед. — Извёл?
— Что я — кот? — оскорбился Леший. — Слышь, а если и вправду кота извести… то есть завести! Домашнего — из бездомных. Свалочного.
— Како-о-го?
— Свалочного, — повторил тот. — Ну, из тех, что по свалкам бродят. Они самые хваткие!
— Заводи. Разрешаю, — лесничий втолкнул браконьера в дом и захлопнул дверь.
На двери красовалась табличка:
ЛЕСНИЧЕСТВО «УГОДЬЯ»
А ниже — еще пять с буквами помельче:
ЛЮДОЕД XVI
Главный Лесничий
(Можно не звонить!)
ЛЕШИЙ VI
Обходчик
Всемирно знаменитый изобретатель!
МАЛЬЧИК С ПАЛЬЧИК
Старший помощник Лесничего
ГУК
Помощник Старшего помощника Лесничего
ДОМОВОЙ И ВЕДЬМУШКА
Домохозяин и Домохозяйка
ДОМОЙ
Однажды Пальчик полетел с Ведьмой в город за покупками. Кроме него и Гука, больше никого она никогда с собой не брала, боялась за метлу после той самой ночки на озере. Она тогда страсть как напугалась за своё средство передвижения, которое чуть не сломал Людоед, спасаясь с острова. Она даже Домового не прихватывала в город, хотя он был лишь на голову выше Гука, а значит, и ненамного тяжелее. «Всё равно лишний вес, — твердила она. — Лучше лишнюю пачку соли привезу».
В городе она встретила знакомых старушек и сразу отправилась вместе попить чайку со сгущёнкой, наказав Пальчику прогуливаться поблизости от кафе и всякий раз заглядывать в окно, не освободилась ли уже она. А то она, мол, его ждать не будет. Но с собою и не додумалась пригласить. Понятно, слишком докучливый собеседник для её умудрённых подруг. Да и сам Пальчик не напрашивался. Из-за какого-то чая, пусть и со сгущёнкой, терпеть целый час нудное перемывание косточек всем и вся?!
Поэтому он ушёл гулять, рассчитав, что если через пару часов заглянет в кафе, то и тогда будет слишком рано.
И, нате вам, тут же за углом он наткнулся на клоунов Толстого и Тощего. Они его еле узнали! А может, не хотели сразу узнавать только для того, чтобы сделать ему приятное, — ведь он так подрос за минувшее время! Зато сами они почти не изменились, разве что Толстый стал ещё толще, а Тощий — ещё худее. Все очень обрадовались встрече и пошли бродить по городу втроём. Пожалуй, только ночи не хватало — как прежде.
Клоуны уже были наслышаны о похождениях Пальчика и даже собирались на днях наведаться в лесничество, но о многом им ещё было неизвестно, и поэтому, когда он взахлёб рассказывал обо всём, эти добряки ахали, охали, эхали и ухали.
— Ах-ах! — восхищался Толстый.
— Ох-ох! — пугался Тощий.
— Эх-эх! — сокрушался один.
— Ух-ух! — изумлялся второй.
Что касается их жизни, то она протекала без всяких приключений. Сплошной цирк.
— А Магнум? — неожиданно вспомнил Пальчик. — Как он? Всё бушует?
— Отбушевался, — вздохнул Тощий.
Оказалось, что на очередном «Сеансе чёрной магии» Магнум увлёкся и превратился не в шесть своих уменьшенных подобий, а в целый десяток! И собраться снова в одного так и не смог. Теперь все десятеро работают на арене униформистами.
— Не выгонять же их на улицу, — заметил Толстый. — Не те времена.
— Очень исполнительные, ведут себя тихо, прилично, — сказал Тощий, — а вот после работы только и знают, что спорят до хрипоты, кто из них раньше был хозяином цирка.
— И не дерутся?
— Нельзя, — смеясь, покачал головой Толстый. — Стоит кому-то поставить другому синяк, как синяки появляются сразу у всех.
— Ну, а ты так ничего про себя и не вспомнил? — вдруг спохватился Тощий.
— Нет…
— Может, снова попробуем нашу игру? — предложил Толстый. — Дом!
— Крыша, — улыбнулся Пальчик.
— Дверь! — подхватил клоун.
Пальчик остановился, задумчиво глядя на цифру «7» на двери какого-то дома.
— Семь, — пробормотал он.
— Что? — Толстый тоже увидел цифру и, не прекращая игры, воскликнул: — Шесть! Продолжай по уменьшению.
— Семь. Шесть… — повторил Пальчик, беспомощно подняв на него глаза.
— Пять!
— Да нет, постойте… Семь! Шесть!
— Уже было, — пожал плечами клоун.
— Было, — волнуясь, закивал Пальчик. — Сначала шесть. Потом семь.
— Ну? — нетерпеливо сказал Толстый. — Давай тогда по возрастанию. — Итак… Восемь!
— Восьмого ещё не было, — машинально сказал Пальчик. И замер.
— А почему ты сказал: «восьмой»? — насторожился клоун. — «Восьмой», а не «восемь», как полагается по счёту? Может, номер подъезда…
— Этажа! — выпалил Пальчик. И вспомнил всё!!!
— У нас в городе нигде нет семи этажей, — вконец растерялся Толстый.
— А на башне в замке? — неуверенно вставил Тощий.
— Я… спешу, — в отчаянии произнёс Пальчик. — Некогда… Меня ждут. Я не могу!.. Передайте всем в лесничестве, — уже на бегу обернулся он, — я когда-нибудь, может, ещё и вернусь. Не волнуйтесь и не ищите меня! Всем спасибо за всё!
Тот переулок с дощатым «киоском» он нашёл быстро, словно сами бегущие ноги вывели его к нему.
Дверь с цифрой «7» была на месте! Пальчик юркнул внутрь лифта.
Через какую-то минуту он уже спускался на первый этаж, торопя кабину: скорей, скорей, ну скорей же!
На этот раз его отсутствие не обошлось так же незаметно, как после приключений на «шестом этаже». Пальчик не был дома… час. Ну, конечно, при чем тут какой-то час? Мальчишки пропадают во дворе целыми сутками, и то ничего. В другом дело: раз в месяц папа непременно измерял ему рост, а сегодня был именно такой «замерный» день!
Когда сын влетел в квартиру, папа тут же суматошно схватил его, не дав и рта раскрыть, потащил на кухню и приставил к дверному косяку:
— Чуть не забыл! Хорошо, что ты быстро вернулся, — и черкнул карандашом на уровне макушки.
— Недавно же мери… — обернулась от плиты мама и осеклась.
— Поразительно! — Папа отступил на шаг. — Каково! Мальчик вытянулся на восемь сантиметров! Час назад я даже и не замечал. Такими темпами…
Он не нашёл нужных слов, и никто бы так и не узнал, что стало бы с Пальчиком, вздумай он так расти. Если б не мама:
— Такими темпами он скоро отца догонит! — Она была приятно удивлена.
— Скажешь тоже, — сиял сын. — Он у нас великан!
Теперь-то Пальчик обязательно рассказал бы родителям о всех своих похождениях. Но решил: ещё успеется.
И не пожалел об этом, потому что на крыше кабины лифта — он не поленился проверить! — ожидало новое письмо от верного Гава.
«Встретимся на восьмом?» — спрашивал Пёс Собаков. И всё, больше ни слова.