Если бы мог, Клык испепелил бы его взглядом. Но с одним глазом это трудновато. Грозный тон в его положении тоже особо не получается. Но Клык напрягся изо всех сил:
— Немедленно меня отсюда выпусти.
— Тебе придется еще десять минут полежать под капельницей, — говорит доктор. — Реактант вступит во взаимодействие с твоей ДНК и вызовет ускоренные мутации. Твоя индивидуальная эволюция пойдет семимильными шагами.
«Та-а-ак. Что еще хорошего он мне скажет», — думает Клык в отчаянии и осторожно пробует, прочно ли он привязан. Что теперь с ним станет? В разъяренного дикого борова будет превращаться? В том-то и проблема с этими учеными фанатиками, что они обожают свои эксперименты, а те, на ком эти эксперименты ставят, никакого значения для них не имеют.
— Ты же сам видел, — продолжает профессор, — какой прекрасный образец получился из Дилана. Его прогресс поразителен. Не пройдет и пары дней, как он будет и сильнее, и быстрее, и гораздо более психологически развит, чем вся стая.
Г-Х чрезвычайно собой доволен. Он практически дрожит от возбуждения.
— Этот биологический материал, который мы тебе вводим, поможет тебе сравняться с Диланом. Правда, когда ты достигнешь его уровня, Дилан с Макс уже создадут устойчивую пару. Возможно, даже во всех смыслах. Их эволюция пойдет параллельно.
Клык почувствовал в груди страшную тяжесть. Как будто на него наступил слон.
А Полотняный все распинается:
— Ты будешь готов повести за собой свою собственную стаю. Найдешь собственную пару, более подходящую к совместному выживанию.
Голова у Клыка начала кружиться.
— Сердце… — прошептал он. — Я не могу дышать.
— Все в порядке. Не волнуйся. — Уверенности в голосе Г-Х нисколько не поубавилось. — Кстати, ты знаешь, когда Макс к нам сегодня заглянула, она отказалась от моего предложения спасти тебе жизнь.
Нет! Он старается сделать вдох, но боль в груди такая ужасная, что у него ничего не получается. Голова его запрокинулась, и он услышал, как где-то вдалеке писк прибора превратился в мерный ровный гуд. А потом, совсем уж издалека, Клык услышал отчаянный крик Ангела.
— Боже мой! Клык! Профессор!
77
Ангел в ужасе смотрит на монитор. Еще минуту назад ровные частые зигзаги показывали нормальный ритм сердца Клыка: 140 ударов в минуту. Теперь на экране ровная прямая линия.
Клык лежит неподвижно. Глаз, тот, что не совсем заплыл, полуоткрыт. Ангел хватает его за руку:
— Клык, очнись! Клык!
— Промашка вышла, — огорченно констатирует доктор Ханс. — Незапланированный сбой эксперимента. Очень странно. Препарат испытывали на сотне образцов.
— Но он не такой, как все!
— Да, но в большинстве своем…
Гудение монитора буравит Ангелу мозг. Она с размаху стукнула кулаком по койке Клыка:
— Сделай же что-нибудь! Ты обещал мне, что с ним ничего не случится! — кричит она Полотняному. — Обещал! Сделай же что-нибудь поскорей!
— Поздно! Теперь уже поздно. Ему уже не поможешь.
Ангел закружилась на месте, оглядывая лабораторию в поисках телефона. Но телефона там нет. Выскочила из комнаты — в холле телефона тоже не обнаружилось. Через три ступеньки Ангел понеслась вниз. И там никакого телефона. Рывком открыла дверь на террасу и закрыла глаза. Глубоко вдохнула и прижала пальцы к вискам. «Макс, приди, — мысленно зовет она Макс. — Немедленно лети сюда. Клыку нужна твоя помощь! Скорее!»
Она открывает глаза и смотрит в небо, хотя понимает: Макс немедленно не появится. Ангел даже не знает, услышала ее Макс или нет, ведь она никогда не посылала мысли на такое большое расстояние. Но лететь за подмогой на явочную квартиру времени нет. Все, что она может сейчас сделать, это слать Макс мысленные сигналы SOS.
Даже если теперь уже поздно.
78
«Макс, приди! Немедленно лети сюда. Клыку нужна твоя помощь! Скорее!»
Я замерла.
— Надж, ты слышишь?
— Что? Нет. — Она трясет головой.
— Ангел шлет мне сигнал SOS. Говорит, с Клыком беда. Говорит, ему нужна моя помощь. Срочно! И чтоб я немедленно туда летела.
— Он что, тоже там? — спрашивает Надж, раскрывая крылья, готовая прыгнуть с балкона вслед за мной. А что случилось, она не сказала?
Я на минуту остановилась. Надо подумать. Я не доверяю Ангелу. И тем более не доверяю Кошмарику. Но если Клык действительно там, если ему действительно нужна моя помощь…
Прыгаю с балкона и взмываю в небо.
Все наши высыпали из дома на балкон.
— Я не могу рисковать! — кричу им на лету. — Надж, объясни им все. Если бы речь шла только об Ангеле, я бы еще подумала. Но Клык — совсем другое дело. Если с ним беда, я лечу.
Решаю снять все тормоза. Прижимаю руки к бокам, беру прицел на Малибу и перехожу на сверхскоростной режим. Пятнадцать секунд — и я вспарываю небо со скоростью больше двухсот пятидесяти миль в час. Только не паниковать. Пара-тройка минут — и я там.
В одном я абсолютно уверена. Если что-то случилось с Клыком и в этом виновата Ангел, клянусь, нам с ней в одной стае теперь не быть.
79
Между тем профессор суетится в лаборатории. Он схватил шприц с каким-то лекарством и колет Клыку в вену. Ангел сама держала Клыку руку, пристально глядя на монитор. На экране никаких изменений.
— Каррамба! — крикнул Г-Х и побежал в соседнюю комнату, где хранятся медикаменты.
Ангел в шоке. Когда ее Голос предупредил ее о смерти Клыка, она просто передала сообщение. Она не знала ни где, ни когда, ни почему это может случиться. К тому же ей почему-то казалось, что, если Макс и другие об этом узнают, предсказание не сбудется.
Потом появился Дилан, и она решила, что он — решение всех проблем. Голос сказал ей, что две стаи — лучший способ для всех выжить. Макс соединится с Диланом, а Клык объединит усилия с Ангелом. Она будет командиром, а Клык ее помощником. Когда Макс и Клык в одной стае — это нерациональное использование ресурсов.
Доктор Ханс обещал ей, что, если Клык прилетит к ним, все исполнится, как задумано, и начнется новая прекрасная жизнь. Но потом его варвары избили Клыка до полусмерти, а сам доктор поставил ему капельницу под тем предлогом, что препарат сделает Клыка еще лучше, сильнее и умнее. Наврал!
Ангел почувствовала приближение Макс. Спина у нее выпрямилась и напряглась. Она тихонько отошла от Клыка и отперла дверь лаборатории. Оглянулась, нет ли вокруг охраны Полотняного. Вроде нет. Тишина. Она снова села рядом с Клыком и взяла его руку.
Кажется ей это или правда, что рука его уже похолодела?
80
Ястребом падаю на террасу. Едва мои кроссовки коснулись твердой поверхности, я рванулась в открытую дверь и сразу вниз по ступенькам. Каким-то образом я знаю про эти ступени, про двери справа и слева. Как будто в мысленном послании Ангела весь план дома был нарисован как на ладони.
— Клык! Ангел! — Я кричу, даже не пытаясь скрываться. Зачем скрываться? Я иду на приступ крепости, а не влезаю в окно украсть бриллианты.
Наконец за баррикадой лабораторных столов, металлических и стеклянных полок, всяческих приборов и медицинского оборудования я вижу на больничной койке Клыка, избитого, всего в синяках. Слишком неподвижного. Слишком бледного. Со стула рядом с койкой поднимается похожая на привидение Ангел и медленно движется в мою сторону.
— Макс, я…
— Ангел! Что…
Я одним прыжком подскочила к Клыку. Хватаю его за руку. Она ледяная. Один глаз приоткрыт, но в нем нет ни искры жизни.
Клык будет первым, кто…
Я не разрешаю себе об этом думать. Этого слова я не скажу, даже мысленно, даже про себя. Но он и вправду выглядит как… Кажется, он…
В этот момент в дверях боковой комнаты появляется Полотняный. В руках у него коробки с лекарствами.
— Похоже, ты, Макс, пожалела о своем решении?
В ответ я рычу:
— Грязный мясник, что ты с ним сделал? Ты что, через мясорубку его пропустил?
— У него оказалась неадекватная реакция на успокоительные средства, — врет Полотняный. — У него была травма.
В мозг мне ворвался монотонный гуд, и мой взгляд падает на монитор рядом с койкой Клыка. И на прорезавшую экран прямую линию.
— У него сердце остановилось! — ору я, хватая Полотняного за грудки. — Сделай же что-нибудь!
— Чему удивляться, Макс. Я тебя предупреждал. Говорил, что ничего хорошего из вашей «любви» не выйдет. Но ты не слушала. Тебе только одного хотелось. Я давал тебе шанс защитить всех, кого любишь. Ты сама от него отказалась.
Он убил Клыка? Как он мог?
— Теперь уже поздно. Никто ему не поможет. Сожалею.
Он. Убил. Клыка. Какая бессмыслица. Всего три слова, но мне никак не сложить их в связное предложение.
Мне хочется схватить и трясти Клыка за плечи, плеснуть ему в лицо холодной водой, таскать его за волосы — только бы он проснулся. Я смотрю на него, на его сине-серое лицо. Я не понимаю, я не хочу понимать, куда ушла из него жизнь.
Какая-то отдаленная часть моего сознания фиксирует хлопанье крыльев на террасе. Значит, прилетела стая. Но все, что я вижу, все, что я чувствую, — это холодная безжизненная рука Клыка в моей руке.
Мой мозг никак не может включиться. Сознание не работает. Оно застыло в мертвой, не постижимой уму точке.
Клык — после всего того, что мы с ним пережили, через что прошли…
Ушел?
81
Та малая часть моего сознания, которая еще на что-то способна, регистрирует двери по обе стороны лаборатории. В одни врывается стая. В другие хлынула охрана.
Знакомая злобная физиономия моего старого врага мистера Чу на мгновение выводит меня из оцепенения.
— Круши их! — крикнула я. — Бей без пощады!
— Вперед! На врага! — откликнулся Игги.
Ребята знают, мне от Клыка не отойти, но я никогда еще не видела их такими уверенными и такими полными решимости и отваги. Может, это оттого, что мы в лаборатории, и нигде наша ярость и наши природные боевые инстинкты не срабатывают лучше, чем в белых кафельных лабораторных стенах?
Игги вихрем пронесся по комнате, сметая с каждой поверхности банки и пробирки, переворачивая столы и роняя стеллажи.
Треск, звон и хаос дали стае мгновенное преимущество. Охранники было прицелились, но стая рассыпалась по всем углам комнаты. Мозги у взрослых все-таки страшно неповоротливые.
— Скейтборд! — подсказывает Игги Газману.
Газ подлетает к потолку, повисает на трубе, качнувшись разок, катит по ней через весь потолок, поддавая охранникам пятками направо и налево, спрыгивает на каталку и несется на ней через всю лабораторию, сбивая с ног вооруженных амбалов. Доезжает до стены и, оттолкнувшись, несется обратно, пока каталка не переворачивается, врезавшись в особо мясистую задницу. Газ катапультируется, точно им выстрелили из гигантской рогатки, и — коленом в лоб — валит на пол очередного громилу.
Надж схватила стальную стойку капельницы и вертит ею покруче всякого жонглера. Вовсю раскрученная металлическая штанга в лепешку сплющивает жирную морду зазевавшегося телохранителя. Победа? Увы, в ту же секунду еще один увесистый кулак раскроил ей скулу.
Никто в стае никогда не стеснялся хорошенько вмазать противнику промеж ног, и обозленная Надж с диким ревом всаживает неприятелю ботинком в самое чувствительное место. Хорошо, если он минут через двадцать чуток оклемается.
— Пардон, — извиняется она, подбавляет ему по шее и вместе с Игги, не тратя времени, заталкивает его и еще парочку ему подобных в здоровенные контейнеры для подопытных животных.
— Да здравствует справедливость! — победоносно кричит Надж и с треском захлопывает дверцу клетки.
Минус пятеро охранников. Четверо пока на ногах. Плюс мистер Чу, плюс Кошмарик. Враги еще могли бы одержать верх, если бы не секретное оружие стаи. Дилан. Самый молодой, но самый сильный, он, не переводя дыхания, с холодной яростью крушит противника направо и налево. На него даже смотреть страшно. Куда девалась его всегдашняя спокойная легкость. В нос, в ухо, в глаз, в солнечное сплетение, под ребро, в живот, кулаком, коленом, ногой, головой. Когда только он успел так отточить и отработать боевые приемы? Перед ним не устоит ни один здоровый мужик. Один скорчился у него в ногах, другой отлетел на восемь футов и сползает по стенке, третий ошалело сдирает с головы стул.
Правду мне Тотал про Дилана говорил. В бою он не крылатый мутант, а оружие массового поражения.
Между тем профессор Г-Х нашел себе угол побезопаснее, загородился стеллажом и спокойно наблюдает за подопытными животными. В пылу сражения никто не заметил, что Ангел куда-то исчезла. Теперь она появляется из склада медикаментов, нагруженная шестью или семью разнокалиберными контейнерами:
— Газ! Есть здесь что-нибудь подходящее?
На языке стаи это означает: «Сгодится здесь что-нибудь под взрывчатку?» Газ, только-только очухавшийся от своего же собственного убойного воздействия, подбегает к Ангелу и быстрее всякого сканера оценивает ее добычу.
— Нет, взрывчатого ничего. Но вот здесь кислота. — Он отодвинул в стороны три канистры. — Мало никому не покажется.
— Что это вы тут, ребятки, затеяли, — вырастает перед ними одетый с иголочки мистер Чу. Он доселе отсиживался под столом, то ли драки избегая, то ли костюмчик боясь попортить.
— Чу! — ахнул Газзи.
— Уж кто-кто, а ты, насколько я помню, отлично в химических веществах разбираешься, — оскалилась на него Ангел. — Может, поможешь?
Не успела она договорить, как Игги прицельно рухнул на Чу с потолка. Тот повалился на пол, и с оглушительным «уххх» воздух вырвался у него из груди. А Игги стальной хваткой сцепил пальцы у него на шее.
— Ни хрена себе! — У Газзи глаза полезли на лоб, а Ангел оцепенела на месте.
Лицо сползло с мистера Чу и, как омерзительная кожаная маска, повисло в руках у Игги.
— Что? Что случилось? — подбегает Надж.
Рядом с Игги на полу распростерто тело Чу с головой… урода. На детском, покрытом зеленой чешуей лице выкатились из орбит круглые водянистые глаза.
— Вот те и на! — выдохнула Надж.
— Только не убивайте меня, — умоляет урод.
— Немедленно отпустите Роберта! — приказывает профессор Кошмарик из своего угла.
— Роберт? — чуть ли не визжит Игги. — Да он зеленый!
— Ребята! Сека! — предупреждает Дилан. — Пара охранников почти что пришли в себя и подбираются к стае. Но Надж, Ангел и Газзи успевают открыть канистры и пускают в ход химикаты, которые никогда не должны попадать в руки детям.
— Обработайте их хорошенько, — приказывает Дилан, переводя дыхание. — А я пока займусь профессором.
82
Побоище гудит на заднем плане. Ровным, мерным уверенным гудом. Но это где-то далеко. А передо мной только мертвенно-серое лицо Клыка, и мои пальцы перебирают его сразу потускневшие волосы.
Но я все равно вижу его живого.
Вот он пытается меня рассмешить и из соседней клетки в Школе рассказывает мне дурацкие детские анекдоты.
Вот он дрыхнет в нашем давнишнем доме, который устроил нам Джеб. Я прыгаю на его кровать, трясу его, бужу, а он притворяется, что спит. Я хохочу и «случайно» пихаю его коленкой, где понежнее. И он сердито вскакивает и сбрасывает меня на пол.
Вот после исчезновения Джеба он потешается над моей первой попыткой приготовить обед и выплевывает котлету и сыр. А я за это опрокидываю ему на голову полную кастрюлю с моей стряпней.
Вот Клык, тяжело раненный, на берегу океана. И я смотрю на него и понимаю, что люблю его.
Клык, целующий меня, и мы так близко друг к другу, что я больше не вижу его черных глаз. А он целует меня снова и снова.
Как я могу все это забыть. Я всегда буду его помнить.
Клык.
Не.
Мертв.
83
Потом что-то внутри меня щелкнуло. Я словно разморозилась.