— Да, жизнь у тебя не сладкая, брат, — заметил Даумант.
— Ничего, жить можно. Мы вдвоем с батей. Мать ушла к другому. Раз в год приглашает меня в гости. У двери заставляет снять туфли и сразу в ванную комнату — мыть руки. Второй муж у мамаши — врач. У них так стерильно, как в больнице. Даже противно. Когда мать уходила, я плакал. «Потерпи немного, мы получим квартиру побольше — сможешь жить у нас», — так она обещала. Я, дурак, поверил. Часто спрашивал отца, когда она меня заберет. Старик не выдерживал, кричал на меня и шёл за бутылкой. А я больше на улицу: с парнями веселее. Мать получила новую трёхкомнатную квартиру, а вместо меня поселила собаку, большую, как телёнок, с чёрной лохматой шерстью, жутко дорогая, породы ньюфаундленд. Такие на севере утопающих спасают. Странный пёс! Сидит в углу на тёплом мягком одеяле, какого у меня нет и не бывало, пялит на меня свои грустные глаза, кажется, вот-вот заплачет. О чём грустит? Думаю, ему хорошо: тёплое местечко, сытый живот. Не то, что мне — иногда есть что жрать, а когда у старика запой, корки не найдешь.
— А ты матери говорил об этом? Она бы, наверно, взяла тебя к себе!
— Что бы я там стал делать? Собаку караулить? У них со скуки мухи дохнут. И старика жалко. Он всё ещё переживает. Хранит мамино фото в ящике стола, иногда тайком разглядывает.
— У моего тоже запои случаются, — вырвалось у Дауманта.
— Да? — удивился Леон. — Я думал, что у тебя всё о’кей: чемпион по боксу, покоритель сердец. С такой физиономией я бы тоже… Да что там! Шакал есть шакал!
— Ну чего ты? Том пошутил.
— Слушай, что это тебя в «швейники» потянуло? — Леон переменил тему разговора.
— Хочется быстрее встать на ноги, — Даумант сказал только половину правды.
— А от меня учителя просто отделались. Раз, мол, котелок в науке не варит, топай в профтюху. Даже характеристику хорошую дали. Мамаша выбрала это училище. Все уши прожужжала: самое лучшее училище в городе, художественная самодеятельность, эстетическое воспитание, и всё такое прочее. А мне один чёрт: сапожник или портной. Там видно будет. Не понравится — чао. Мой шагает дальше. Глянь-ка, старик, там в кастрюле щей не осталось? Жрать хочется.
Даумант зашел на кухню. На дне кастрюли он обнаружил остатки жидких щей. На столе валялась заплесневелая горбушка чёрного хлеба.
— Слушай, Леон. Я сейчас. Ты только не вставай.
— Мам, что у нас на ужин? — Даумант, запыхавшись, влетел на кухню.
— На плите котлеты и жареная картошка. Возьми сам.
Котлеты источали соблазнительный аромат. Наскоро запихнув всё в миску, и перекусив на ходу краюхой чёрного хлеба, Даумант вернулся к больному товарищу. Леон крепко спал. Даумант закрыл печь, положил рядом с кроватью еду. По дороге домой он думал:
«Как мало мы знаем друг о друге. Этот самый Леон — шут, любитель поиздеваться, подхалим. А почему он такой? Возможно, трудное детство? А, может быть, это маска, и за ней совсем другой человек, с добрым сердцем, обидчивый? А мы — Шакал да Шакал. А что скрывается за шикарной внешностью Тома? Все стараются прикинуться лучше, чем есть на самом деле. Только Байба не как все».
Глава четвертая
Лестница ведет не только вверх, но и вниз
— Девочки! — влетела в мастерскую Даце. — «Огонёк» наш. За победу в осеннем походе и хорошую успеваемость. Мне комсорг Людмила только что сказала.
Право устраивать вечер, или как его называли «огонёк», надо было завоевать. Его получали лучшие группы, победители в социалистическом соревновании или обладатели первых мест в конкурсах и выставках.
— Девочки, каждая должна придумать что-нибудь, или остроумное задание, или игру.
— У брата Дауманта мировые записи.
— Так он и даст нам, — усомнилась Дезия.
— Я поговорю, — пообещала Байба. — А мальчики? Какое училище пригласим?
— Мебельщиков, кого ж ещё?
— Вэфовцев.
— Железнодорожников. У них форма похожа на офицерскую.
— Только не первокурсников. Они слишком зелёные. Когда приглашают, — то краснеют, то бледнеют, — вставила Дезия.
— Столы накроем нашими скатертями и салфетками.
— И украсим композициями из цветов.
— Я могу делать бутерброды и сервировать столы, — добровольно вызвалась Инна.
Подготовка к «огоньку» шла полным ходом. На переменах и в мастерской о нём только и говорили.
— Ты, Байба, должна спеть.
— Я сейчас пою только в ансамбле, — отговаривалась Байба.
— А ты выучи что-нибудь новое из Раймонда Паулса.
— А кто составит программу?
— Какую программу?
— Для «огонька». Всё надо предусмотреть: выступления, игры и всё остальное. Иначе Скуя не разрешит.
— Пусть Байба продумает. Потом обсудим.
— А почему я?
— Ты культорг.
— Давайте пригласим девушек из Грузии.
— Разучим какую-нибудь грузинскую песню.
Всё училище готовилось к ежегодному фестивалю дружбы народов. У каждой группы были друзья в разных городах нашей страны. Художники училища нарисовали и вывесили в вестибюле огромную карту. Из Риги в Москву. Ленинград, Таллин, Вильнюс, Тбилиси, Алма-Ату, в другие города и обратно в Ригу летели письма.
В маленькой комнатке комсорга Людмилы находился штаб фестиваля.
— Пригласительные билеты уже отпечатали?
— Ещё нет. Обещали завтра.
— Что эти полиграфисты тянут?!
— Люда, дай акварельные краски и кисточки.
— Возьми сама, там, на полке.
— Как ты думаешь, Люда, им понравится? — Девушки второй группы выложили на стол сувениры для подруг из Кутаиси — салфетки, вышитые латышским орнаментом.
— А вы показали Кристине Яновне?
— Ей понравилось.
— Вот и хорошо.
— Пятнадцать делегаций, около ста гостей. Где всех разместить?
— Часть гостей можно у нас в общежитии. Мы потеснимся, — предложила Светлана, которая особой общительностью не отличалась.
— Светочка, поговори с комендантом, сколько мест она может выделить, и завтра сообщи мне.
— Об учёбе уже никто не думает, — ворчал в учительской математик Карлис Каспарович Калейс. — Все только поют, танцуют, организуют.
— Ничего, потом подтянем, — успокаивал его историк Дауят.
— Подтянуть можно историю, литературу, но ни в коем случае не математику. Большинству и так ничего не лезет в голову. Я считаю, что в нашем училище общественных обязанностей слишком много. Они мешают главному — учёбе.
— В училище нашей системы самое главное — хорошо обучить профессии и вырастить полезных обществу людей, — резко ответила заместитель директора Скуя.
Математик тяжело вздохнул.
* * *
— Что это за мода каждый день болтаться допоздна?! — ругался Найковский. — У матери вторая смена, посуда не мыта, ужин не готов.
— Через неделю в училище фестиваль Дружбы, мы готовимся, репетируем новые песни, — оправдывалась Байба.
— Пусть другие поют, а тебе надо быть дома. Так и скажи.
Байба промолчала.
Даумант ходил недовольный. Из-за репетиций в танцевальном кружке приходилось пропускать тренировки по боксу.
— Так ты потеряешь форму, — предупредил тренер Роберт Страут. — Не за горами городские соревнования на первенство среди юношей. Если хочешь победить, то…
— А что я могу поделать, если в училище дефицит мальчиков, — оправдывался Даумант. — Некому танцевать. И какого чёрта я связался с этим?!
— Что ты хватаешь меня, как клещами? — злилась Дезия на репетиции. — Синяки будут. Даце, я с этим сумасшедшим не буду танцевать.
— А я вообще больше не буду танцевать, и баста.
— Попробуй только подвести нас, тогда увидишь, — разгневалась Даце.
Настолько неразумным Даумант всё-таки не был.
* * *
У входа в Дом культуры профсоюзов развевались флаги всех республик. Барабанщики барабанным боем приветствовали гостей: будущих ткачей из Нарвы, портних из Москвы, Кутаиси и Вильнюса, строителей из Львова, туркменских девушек в пёстрых шёлковых платьях, загорелых дочерна азербайджанских парней — будущих нефтяников.
— На свете много слов, которые объединяют людей разных национальностей: Мать, Родина, Мир. Нас всех объединяет Дружба. Будет дружба — будет мир, будет мир — будет счастье! — директор училища Вия Артуровна Чолдере открыла фестиваль.
Дарить можно цветы, книги, вещи, но можно подарить и песню или танец. Каждая делегация гостей получила подарок, и сама не осталась в долгу.
— Мы у вас впервые. Забыли сувениры в гостинице, — смущенно признались парни из Тбилиси. — Ваш праздник нам очень нравится. Мы тоже устроим такой, заранее приглашаем вас.
Молдавский ансамбль исполнил последнюю песню Паулса. Она звучала немного непривычно, с южным темпераментом. Но самый большой успех имела исполненная литовцами на латышском языке песня «Вей, ветерок».
Долгожданный «огонёк» вторая группа устраивала в последний вечер фестиваля Дружбы. Привычный старый зал со сценой и рядами стульев вдоль стен выглядел весёлым и сказочно нарядным. Повсюду разноцветные ленты и шары. На празднично сервированных столах горели свечи.
— Музыка в порядке? — вновь переспрашивала Даце Байбу.
— Фирменные записи. Даумант позаботился. Другим брат не доверяет.
— Как красиво! — грузинские девушки от восторга захлопали в ладоши.
В сопровождении своего мастера прибыли парни — мебельщики со второго курса, все в тёмных костюмах и при галстуках, угодив строгому вкусу Майи Альбертовны.
Каждому гостю прикололи на грудь цветок, по которому он должен был найти свою партнёршу для танца и место за столом.
— Такое могут придумать только девчонки, — посмеивались парни.
— Василёк, где василёк? — стройный светловолосый парень изображал отчаянье, рассматривая всех девочек.
Вошла раскрасневшаяся Байба. Парень поспешил к ней, взял из её рук тарелку с пирогами.
— Познакомимся. Арнис — Василёк.
— Байба — Василёк.
— Ну и выдумали же вы. Когда придёте к нам на танцы, мы тоже приготовим знаки для знакомства, нарисуем на них табуретки, столы, стулья и другие наши изделия.
— Фиалка, дайте мне пирожок, пожалуйста.
— Ромашка, можно вас пригласить на танец?
Светлана, приколов себе на блузку алый мак, угрюмо смотрела на своего партнёра, маленького щуплого парнишку. Эта злая шутка была делом рук Дезии.
— Ешь, — предложила Света пирожок.
Парень нехотя жевал и молчал.
— Может, ты, сынок, хочешь танцевать?
— Я, мамочка, ещё не научился.
— Ничего, переживём.
Спустя минуту партнёр Светланы исчез, и вскоре она увидела его прыгающим в танце с одной из грузинок.
— Почему ты не танцуешь? — подсела к Светлане Кристина Яновна.
— Не с кем. Все мальчишки мне до подбородка.
— А с девочками из группы?
— Не хочется.
— Ну так нечего подпирать стены, помоги Инне убрать со столов и помыть посуду.
Светлана охотно принялась за работу. Вечер подходил к концу.
— До одиннадцати и ни минуты позже, — Майя Альбертовна была неумолима.
— У вас как в монастыре. У нас не так строго. Придёте, сами убедитесь, — сказал на прощанье кто-то из мебельщиков.
— Я познакомилась с мировым парнем, — делилась с подругами в общежитии Элита. — Сказал, что будет учиться дальше в Академии художеств. Девочки, я пропала, честное слово. Влюбилась по уши. Какие кудри, а глаза какие! Как он танцует!
— А мой Улдис как медведь, все пальцы отдавил мне, — вспомнила Инна. — Ну, ничего, я его выучу. Хвастал, что поступит в лесотехнический.
— А вы, глупые овечки, верите всему, что они заливают, — Светлана была настроена скептически.
— Дидзис и Улдис совсем не плохие. Мы весь вечер провели вместе. Они даже не курили.
— Притворялись святыми.
— Жаль, что «огонёк» так редко. Парни обещали пригласить нас к себе. Света, ты слышишь?
— Не буди, пусть дрыхнет. Уже поздно.
Элита долго лежала с открытыми глазами, переживая каждую минуту вечера.
Спустя неделю произошло ЧП. Двери общежития были уже заперты. Обитательницы триста двенадцатой комнаты готовились ко сну. Инна накручивала Элите волосы на бигуди. Светлана в постели бубнила заданное на завтра.
— Ой, жуть! — вдруг крикнула она. — Рука!
— Где?
— В окне. Я ясно видела.
— На третьем-то этаже? Тебе померещилось.
— Элита, — раздался голос от окна.
— Не открывай окно! Слышишь? — крикнула Светлана. — Вдруг это воры?
— Какие тебе воры?! Это же Дидзис и Улдис. Вот сумасшедшие! Залезли по пожарной лестнице.
Через минуту оба парня были в комнате девушек.
— Чао, а мы по вам соскучились.
Светлана молча натянула одеяло до подбородка. Элита смущенно запахнула халат.
Воцарилась неловкая тишина.
— Садитесь, раз пришли.
Улдис вытащил из кармана бутылку вина и кулёк с конфетами.
— Для знакомства. И чтоб беседа лучше клеилась, — пояснил он.
— Лучше уходите, — заговорила Светлана.
— Ну, чуть-чуть.
— Пусть остаются. Никто не узнает, — Элита умоляюще посмотрела на Светлану. Та демонстративно повернулась к стене и столовой накрылась одеялом. Ей хотелось плакать. Ради неё ни один парень не карабкался по пожарной лестнице на третий этаж. Но это бы ещё ничего. Никто даже ни разу не взял её за руку и не посмотрел ласково. Элита, счастливая, смеётся.
— Света, хочешь конфету?
— Спит.
— Если спит, пускай спит, — тихо пропел Улдис. — За нашу смелость мы заслужили вознаграждение.
— Герои нашлись!
— Отпусти, дышать нечем, слышишь?
— Тише! — Светлана расслышала шорох за дверью. — Убирайтесь быстрее, а то не поздоровится.
Несмотря на то, что со времени войны прошли годы и годы, комендант общежития Аполлинария Ивановна не раз во сне переживала ужасы той поры. Фашисты колотили в дверь, а она, связная партизан, спускалась по верёвке из окна второго этажа. Тогда удалось уйти. Аполлинария Ивановна в страхе проснулась. В дверь действительно стучали.
— Тётя Поля, тётя Поля! В триста двенадцатой комнате воры!
Наспех натянув платье, Аполлинария Ивановна кинулась на третий этаж. У дверей триста двенадцатой комнаты стояли несколько девушек.
— Мы ясно слышали мужские голоса.
Откуда могли взяться мужчины, если двери давно заперты? Видно, воры зашли днём и спрятались где-нибудь.
Аполлинария Ивановна подёргала за ручку. Дверь была заперта, но внутри кто-то возился. Вдруг на полную мощность зазвучал транзистор.
— Сейчас же откройте, — приказала комендант.
— Одну минутку, тётя Поля, — откликнулась Элита. — Света, ты не знаешь, где ключ?
Наконец, ключ нашёлся. В последний момент Светлана, выскочив из постели, схватила наполовину опустошенную бутылку вина. Пробки не было. Она заткнула горлышко пальцем и спрятала бутылку рядом с собой в постели.
Аполлинария Ивановна обыскала помещение, заглянула в шкаф и под кровать.
— Кого вы ищите, тётя Поля? — насмешливо спросила Элита. — Воров?
— Чей это пиджак?
— Один воспитанный мальчик, когда мы гуляли, накинул его мне на плечи, чтобы я не озябла. Завтра верну ему.
Аполлинария Ивановна выглянула в полураскрытое окно: по пожарной лестнице спускались двое парней.
— Это кто такие? — строго спросила она.
— Не знаем, — уверяли в один голос Элита и Инна.
— Не лгите. Девочки из соседней комнаты слышали, как вы разговаривали.
— Это было радио.
— Я вам не Шерлок Холмс и не служебная собака, чтобы бегать по следам каждого вашего кавалера, — Аполлинария Ивановна рассердилась не на шутку. — Завтра же доложу руководству училища.
— Тётя Поля, не надо, — кинулась упрашивать Элита, но комендант вышла, хлопнув дверью.
Светлана уже несколько минут чувствовала, что промокла. Она подняла одеяло. Ужас! Ночная рубашка и простыня были кроваво-красными.
— Из-за вас у меня вся постель испачкана, — почти плакала она. — Надо стирать!
— Другие спят с парнями, а ты с бутылкой вина, — посмеялась Элита. — Ну, не сердись. Молодец, что спрятала.
Предсказания Светланы оправдались. Действительно, неприятности были, и большие.