Леонид Викторович Почивалов
Глава первая
Все началось с приключения
Представляю, какой шум поднимется, когда ребята соберутся в классе в первый день после каникул. Каждый будет надрывать горло, перебивая другого, добиваясь, чтобы слушали именно его, потому что, как ему кажется, он провел лето интереснее всех — куда там другим! Васин, конечно, будет кричать громче остальных, вскочит на стул, взмахнет рукой: «Тише! А кто из вас был на Енисее? — и победоносно оглянет притихших ребят. — Никто! А я был. Целых два месяца. И на вертолете над тайгой летал. И диких оленей видел. И…»
Начнет Васин хвалиться — не остановишь. У него отец в геологической партии где-то в Сибири и на лето обычно Валерку забирает к себе вместе с Валеркиной матерью. Конечно, есть что Васину порассказать! Да и другим тоже. Саенко, например, вместе с родителями отправился в поход на байдарках по озеру Селигер.
А что расскажу я? Поначалу все было просто замечательно! Еще бы: в Крым отправился, к берегу самого синего моря! Вез с собой набор лесок и крючков — столько, что всю рыбу в Черном море можно было бы выудить. И маска для подводного плавания была, и легкий рюкзак, и новые кеды, пахнущие резиной, для похода в горы. Может быть, именно кеды эти и привели к беде? Уж слишком были новые.
Но начну все по порядку. Моря я никогда не видел. Про морские путешествия немало книг прочитал, и не только «Дети капитана Гранта», или «Таинственный остров», или «Алые паруса» — и про Кусто, и про Хейердала… А вот настоящего моря не видывал. «Слишком многого хочешь! — говорил отец. — А знаешь, когда я впервые побывал на море? Тогда, когда мне минуло четверть века: то денег для поездки не оказывалось, то времени не выкраивал — учился, работал. Так что терпи. Побываешь!»
Мне не пришлось, как отцу, ждать четверть века, чтобы с разбега нырнуть в теплую черноморскую волну. Отец однажды сказал: «Хотел укатить на юг всей семьей, да мамин летний отпуск сорвался — не пускают маму летом на отдых. Значит, уедем мы с ней куда-нибудь осенью — грибы собирать. А ты, Антошка, с бабушкой отправляйся-ка в Крым. Дядя Коля снимет для вас в Планерском комнату, у него там есть знакомые. Ну как? Возражений нет?» Отец весело щурил глаза, радовался, что преподнес мне такую новость. Я чуть ли не до потолка прыгал от восторга. Еще бы! Море, Крым! Правда, ехать с бабушкой… С отцом бы лучше. А бабушка, известное дело: туда не ходи, этого не делай!
Короче говоря, мои родители посадили нас с бабушкой в поезд на Курском вокзале в Москве, я увидел в оконном стекле веселые, прищуренные глаза отца и широко раскрытые, чуть тревожные мамины, потом поднятые, словно по команде, две руки — большая и сильная, а рядом с ней худенькая и маленькая. Помахали эти руки нам на прощание, и мы помчались на юг.
Утром в купе вагона я положил на столик толстую тетрадь в пластиковом переплете, открыл первую страницу, взял фламастер и написал крупными аккуратными буквами: «ЛЕТНИЙ ДНЕВНИК». В углу страницы старательно вывел дату. С этой даты и начал описывать все, что со мной должно произойти во время удивительного путешествия на юг и необыкновенной, полной приключений жизни там, на юге. Дело в том, что Мария Николаевна, наша учительница по литературе, дала задание на каникулы: написать расширенное сочинение о своей летней жизни, причем, как она сказала, непременно в литературной форме: мол, одной-двумя страничками не отделаться, нужно писать подробно к интересно. А осенью она в школе проведет конкурс сочинений.
Понятно, не очень-то охота, чтобы о тебе, прочитав сочинение, потом сказали: особых способностей не проявил. Мол, ни то ни се! Сочинять я люблю. Когда отец уезжает в командировку во Владивосток или Хабаровск, я посылаю ему длинные письма. Он говорит, что читать их интересно. А ведь это самое главное — чтобы интересно было. Для этого я особенно и не стараюсь. Ничего не выдумываю. Просто записываю то, что своими глазами видел. Например, на нашей улице рабочие асфальт новый кладут. Приползло широкогрудая желтая машина. Над машиной вьется едкий синий дымок, а из ее широкой, лягушачьей пасти выползает густая струя жидкого асфальта, как паста из тюбика, ровно ложится на мостовую. Постоял я, посмотрел, разобрался, что к чему, и стало ясно, как работает машина. Пришел домой и обо всем написал отцу, который в это время был на Дальнем Востоке: о раскаленной асфальтовой реке на мостовой, о пышущей жаром машине, о рабочих в оранжевых жилетах с лопатами в руках, которые ровняли асфальт. Написал о том, какое трудное у этих рабочих дело — жара, гарь, копоть…
Наш поезд мчался с огромной скоростью. Громко стучали под вагонами колеса, телеграфные столбы за окном валились как подрубленные. Я сказал бабушке, что вдруг я возьму и стану машинистом. Разве не интересно? Бабушка, понятно, свое: для любого дела надо прилежно учиться. А кто это не знает?
На первой странице своего дневника написал я про все, что видел по пути: про телеграфные столбы, которые валятся назад, про толстых дядей и тетей, которые в полосатых пижамах важно прогуливаются по перрону во время остановок поезда (неужели они тоже едут на юг «поправляться», как и я?). Писал про многие другие интересные и не очень интересные вещи, которые попадались на глаза.
И вот то, что вы читаете сейчас, — это и есть мой дневник, который я начал писать в поезде, идущем на юг.
В Симферополе нас встретил дядя Коля, папин друг, который приехал в Крым из Москвы на своей машине. На его «Москвиче» мы и добрались с ветерком до Планерского. Поскольку поезд пришел в Симферополь вечером, вся наша дальнейшая дорога была во тьме. Я крепко устал, клевал носом и, честно говоря, почти ничего по дороге не видел. Если что и видел в этом крымском мраке, то не запомнил. Но Планерское ведь тоже Крым. И здесь есть на что поглядеть. Хотя бы вот эта горища, которая возвышается над берегом моря. Называют ее Карадаг. Дядя Коля сказал, что это вовсе не гора, а горушка. Высота у нее несерьезная. Но ведь я и такой не видел никогда в жизни. В Москве-то таких гор нет, и на станции Клязьма, куда меня возят летом на дачу, горы не возвышаются.
Дядя Коля снял для нас с бабушкой комнату в небольшом домике на окраине Планерского. В комнате всего одно окно, две железных скрипучих кровати и рассохшийся шкаф, куда мы сложили наши вещи. Из окна видна дорога, по ней курортники ходят к морю, за дорогой — домишки, которые один за другим забираются на холмы. Постепенно повышаясь, холмы превращаются в склон Карадага. Вечерами, когда солнце садилось за морем, Карадаг становился черным и неприветливым. Дядя Коля сказал, что, если около вершины горы висит облако, — ожидай дождя. А дожди здесь бывают южные — проливные, сильные, тугие, отхлестывают бока Карадага, как плеткой.
Карадаг стал главной причиной всего того, что со мной приключилось и что в конце концов превратилось в эту книгу. Другой, тоже главной причиной была Ленка. Настала пора о ней немного рассказать. Ну, прежде всего, как она выглядит. Представьте себе две длинных-предлинных ноги, которые сами по себе ходят по земле; на ногах-ходулях держится хилое девчачье тельце, а на нем на длинном стебельке шеи — круглая голова с круглым белым, засыпанном крупными веснушками лицом, круглыми, как у куклы, глазами и двумя русыми косичками, наскоро заплетенными в два тощих хвостика и торчащими в разные стороны. Когда я впервые взглянул на Ленку, то сразу сказал ей: «Послушай, так ты же настоящий циркуль». Она вначале обижалась, а потом привыкла. Так и стал ее называть Циркулем.
Ленке, как и мне, четырнадцать. Она тоже окончила этой весной седьмой класс, ходит в студию живописи, потому что, как сказала мне бабуля, у девочки обнаружили талант. Живет Ленка в Симферополе, приехала в Планерское погостить на каникулы к своей бабушке. А бабушка ее и есть хозяйка дома, где мы сняли комнату. Так что Ленка теперь будет мне попадаться на глаза с утра до вечера. И это, честно говоря, меня не очень-то обрадовало. Девчонка есть девчонка. Даже если не шибко воображает, то все равно говорить с ней не знаешь о чем.
Когда я увидел Ленкину оттопыренную губу, то подумал: «Недотрога». Но недотрога вдруг спросила: «В горы не боишься ходить?» Я не понял, к чему она клонит, но презрительно дернул плечом: «А чего тут бояться?!» Не растолковывать же незнакомой девчонке, что в горах я никогда не был, поэтому знать не знаю, боюсь ли ходить туда или нет. Но думаю, что не боюсь. Чего особенного! Лезь по скалам вверх, да и только! Главное, не сорваться.
Недотрога сказала:
— Говорят, если залезть на самую вершину Карадага, то оттуда видны берега Турции.
Я не поверил:
— Врешь!
Она вовсе не обиделась.
— Я же сказала: говорят… Мне ребята на пристани говорили. Если подняться на Карадаг на заре, когда солнце только-только выйдет из-за гор и будет светить в сторону Турции, как огромный прожектор, то с самой карадагской вершины совсем просто увидеть берега Турции — они не высокие и желтые, потому что песчаные.
Она взглянула мне в лицо серыми немигающими глазами.
— Я хочу забраться на Карадаг и посмотреть. А вдруг правду ребята говорят? И еще попробовать порисовать там…
Замолчала, явно дожидаясь от меня ответа.
— Пойду с тобой! — решительно сказал я. — Мне тоже интересно взглянуть, какая она, эта самая Турция. Когда пойдем?
Она вроде бы готова была к этому вопросу:
— Хоть сейчас!
Поход на Карадаг — целая военная операция, надо было ее подготовить. Ясно, главными противниками героической экспедиции будут наши дорогие бабули. Здесь уж сомнения нет. Поэтому нам с Ленкой надо было придумать подходящую отговорку, чтобы усыпить бдительность «противников». Конечно, обманывать бабушек нехорошо, это мы твердо знаем, но разве по доброй воле одних нас на Карадаг они отпустят? А с нами не пойдут — Карадаг не для бабушек. Что же делать? Ленка предложила схитрить. Сказать, что, мол, собираемся идти в поле за Планерское кузнечиков ловить. Водятся там огромные кузнечики, и ловить их лучше всего на заре, когда в поле не так жарко и кузнечики весело сигают в траве во все стороны.
План Ленкин мне понравился. Хитрющая девчонка, ясно! Только я предложил: вернемся с Карадага и честно скажем, где были. Будут ругать, грозить, что напишут родителям, но ведь это лучше, чем таить обман дальше. Думаю, мой отец не стал бы очень ругать за поход на Карадаг. Он любит, когда я, как он выражается, «проявляю настоящие мужские качества». Вот и пойду на Карадаг проявлять эти качества.
Ленка легко согласилась: после возвращения повинимся. Я понял: девчонка она легкая, может, даже немного легкомысленная, но товарищем может стать неплохим. Самое главное: готова к приключениям. А ведь это же самое главное — приключения. Люблю путешествия и приключения. Хорошо бы, став взрослым, путешествовать по разным странам, участвовать в самых невероятных историях. Это отец меня так настроил. «Важно, — говорил он, — не прирастать к месту. Если нет возможности отправиться в путешествие на Чукотку, или на вершины Гималаев, или в джунгли Африки — отправляйся хотя бы в Мытищи. Ходи по окрестностям, смотри вокруг себя, изучай жизнь. Любое путешествие — великое благо для человека».
Забраться на Карадаг, да еще увидеть берега Турции! Я подумал о моем летнем дневнике. Вот распишу свое путешествие! Не хуже, чем у Васина.
Короче говоря, решили мы организовать самую настоящую экспедицию. Ленка в Планерском не первый год, многих знает. Знакомая ей женщина, которая работает в здешнем санатории, принесла из санаторной библиотеки две книги о Турции и сборник рассказов турецкого писателя Назыма Хикмета. Мы решили, что прежде, чем идти на Карадаг, прочтем эти книги. О стране, на которую ты хочешь взглянуть, надо заранее хоть что-то знать.
Книги мы прочитали за два дня. Я одну, Ленка другую, а потом менялись. Бабушка даже удивилась: «Что это ты вдруг за книги взялся в такую погоду? Лучше бы гулял». Взглянула на название книги «Турция», удивилась еще больше: «Уж не в Турцию ли собрался?» — «Ага! — согласился я. — Как раз туда и надумал». Бабушка улыбнулась: «Вплавь не доберешься. Далеко!»
Не догадалась!
Готовы к походу мы были через неделю. Ленка тайно запасла несколько бутербродов, я достал бутылку с пробкой и налил в нее вчерашний холодный чай. В поселке на мои карманные деньги купили двести граммов леденцов. Провиант на поход был готов. А все остальное просто — рубашка, джинсы да кеды. Еще взял с собой блокнот с шариковой ручкой — записывать впечатления, перочинный ножик — на всякий случай, все-таки горы, мало ли что, оружие иметь нужно. А Ленка положила в мешок альбом для эскизов и цветные фламастеры.
Все получилось, как задумали. Вечером сказали бабушкам, что на другой день на заре пойдем в поле за кузнечиками и всякими другими насекомыми — набрать для школьных коллекций. Наши незадачливые бабушки очень удивились: «Почему же вставать на заре?» Но мы стояли на своем: «Нужно! Именно на восходе у кузнечиков самая прыгучесть». И вот тогда моя бабуля вдруг заявила, что пойдет с нами, что ей тоже хочется посмотреть, как прыгают в росистой траве кузнечики.
Что мы только не придумывали, лишь бы уговорить ее отказаться от своего намерения. Ни в какую! Пойду, и все! Прямо наказание!
Мы решили не сдаваться. Пошептались во дворе и решили, что спать этой ночью не будем. Как только бабули увидят первый сон, мы тихонечко выберемся из дома и отправимся на пляж. Там у моря посидим до рассвета. Подумаешь — не поспать ночь!
Своей бабуле я сказал, что у меня голова заболела и еще не знаю, пойдем ли мы завтра в поход или нет. «Утро вечера мудренее», — произнес я фразу, которую бабуля часто любит повторять. Она покачала головой: «Что-то ты у меня стал загадочным…»
Честно говоря, хотя я и наставлял Ленку точно выполнять задуманное, хотя и чувствовал себя в этой экспедиции главным, именно по моей вине все чуть не сорвалось. Просто-напросто я заснул. Вечером, когда бабуля погасила свет в нашей комнате, я долго лежал с открытыми глазами, все ждал, когда бабуля засопит в своем темном углу. А сопит она так тихо, ласково, мирно, что веки у тебя как под гипнозом — сами собой тяжелеют. Так со мной и случилось. Думал: пусть заснет бабуля покрепче, лучше немножко подожду.
Разбудила меня Ленка. В окно влезла — я у открытого окна сплю. Схватила за руку, дернула, зашептала, будто зашипела, да так сердито, словно змея:
— Эх ты, альпинист! Соня! Турцию чуть не проспал.
Я мгновенно вскочил. Пружины в кровати зазвенели, как колокола. Ну, думаю, все — бабуля сейчас пробудится. Пронесло! Не пошевелилась. Схватил заранее оставленный у кровати рюкзак с походными вещами и сиганул за Ленкой в окно. За окном стояла темень — глаз выколи.
Так начался наш поход. Чем окончился? Подробно рассказывать не буду. Случилась глупая история, и вспоминать о ней мне не очень-то охота. Дождались мы с Ленкой на пляже того часа, когда небо за невысокими здешними горами стало медленно светлеть. Мы пошли. Шли быстро. Ведь еще заранее изучили подступы к Карадагу, знали даже тропы, которые кратчайшим путем доведут нас до места, где предстояло взбираться по камням вверх.
Накануне вечером над Планерским пролился короткий, но довольно сильный дождь. Мы приуныли: не сорвет ли он задуманное? Но больше дождя не случилось. А сейчас, на склоне горы вчерашний день то и дело напоминал о себе. Камни были скользкие, и крутая тропа ненадежна. То Лена, то я падали, и Ленка даже немного рассадила себе локоть. Но мы упорно лезли вверх, а над нашими головами все ярче разгорался рассвет.
До вершины оставалось не так далеко, мы уже радовались предстоящей победе, когда произошла эта дурацкая история. Почти на ровном месте я поскользнулся, почувствовал, что теряю под ногами опору, пытался свободной рукой схватиться за воздух, даже подпрыгнул, как кот, в которого швырнули камнем. И рухнул на камни. Почувствовал сперва легкую, потом все более усиливающуюся боль в щиколотке правой ноги. Попытался вскочить, сделал несколько шагов и снова повалился наземь. Подскочила Ленка с протянутой рукой, попыталась меня поднять, но я от боли кусал губы. Боль была невыносимая. Я стонал, и мне даже не было стыдно Лены.