Алена глянула. Молоток, оставшись без присмотра, вильнул и вместо доски ударил по руке.
Ивас зажмурился: «Сейчас как заревет!» Но рева не было. Ивас открыл глаза. Тамара с Алексом испуганно смотрели на Алену. У Ани лицо стало такое, будто не Алену, а ее стукнул тяжелый молоток. Она сорвалась с места и побежала к калитке. Алена отвернулась и, приплясывая от боли, махала рукой.
Прибежала запыхавшаяся Аня с белой сумочкой, на которой был нарисован красный крест. Она осторожно промокнула кровь ваткой, смазала йодом и залила медицинским клеем.
— Спасибо, Анечка, — все еще морщась от боли, Алена повернулась к Тамаре. Взяла у нее дощечку с янтарным сучком. Сказала: — Красиво… Но когда человек работает… Папа говорит: таким надо по шее давать! Поняла?
— Я нечаянно! — вскрикнула Тамара, прячась за Алекса.
— А за нечайно бьют отчайно! — жестко сказал Ивас.
— Она же и правда нечаянно. Ведь ей самой нехорошо, — вздохнув, сказала Алена.
— Гля! Чего это ей нехорошо? — изумился Ивас.
— А тебе разве не бывает… ну это… стыдно, если кому-нибудь плохо сделаешь?
Большие серые глаза Алены в упор смотрели в Толькины. Он пожевал губами, будто хотел возразить, но так ничего и не сказал, отвел глаза.
— Ну ладно, — сказала Алена, снова берясь за молоток.
Ивасу захотелось показать всем класс работы. Он заторопился и — ой! — под ноготь большого пальца воткнулась заноза.
Тотчас около него оказалась Аня:
— Ты не бойся, Толик. Я быстро. Я умею.
— Ничего я не боюсь! — огрызнулся Ивас — Я сам!
Но выдернуть занозу не удалось. Пришлось уступить Ане.
Ивас тайком поглядывал на Анино лицо. Оно опять побледнело, будто ей самой сделали больно. «Ишь ты! Меня ей тоже жалко, — с удивлением подумал он. — И крови не боится… А ее все трусихой дразнят…»
Пока он размышлял, Аня остригла ноготь и вытащила пинцетом занозу так, что Ивас и не поморщился.
— Ты… как сестра милосердия, — похвалил он.
Аня покраснела и сказала тихо:
— Спасибо. Меня так папа называл…
Очередь дошла до двух больших ящиков из струганных досок.
— Красота! — сказал Ивас. — Из них можно халабуду сделать.
— А что такое «халабуда»? — спросила Алена.
— Это он так шалаш неправильно называет, — объяснила Тамара.
— Много ты понимаешь! — возмутился Ивас. — Шалаш — это шалаш. Вигвам по-индейски называется. А то халабуда! Построить во дворе или в поле. Там и жить можно. Играть во что хочешь.
— Тогда давай разберем их и спрячем, — предложила Алена.
— Аленка, смотри. Твоя мама пришла! — крикнула Аня.
— Ого, сколько народу, — сказала мама. — Здравствуйте! Вот молодцы! Небось, проголодались? И замерзли. Пошли в дом.
— На работе одни лентяи мерзнут! — крикнул Ивас и смутился. Но этого никто не заметил. А вот идти в дом не захотели.
Вскоре мама сама вышла к ним. Постелила на ящик бумажную скатерть и объявила:
— Все! Перерыв! Кто работает, тот должен есть!
Отказаться от горячего какао с ватрушками ни у кого сил не хватило. А когда покончили с едой, мама спросила:
— Ребятки, вы про уроки не забыли?
— Какие уроки, тетя Вера? — радостно ответили ей. — Завтра — санитарный день. Послезавтра — воскресенье.
— Скоро папа придет. Вот обрадуется! — сказала Алена.
Мальчишки переглянулись. Алекс помрачнел, глаза его беспокойно забегали. А Ивас предложил:
— Давайте этот ящик расколотим, а остальные — завтра.
— Конечно. Рабочий день давно закончен! И куда только профсоюз смотрит? — раздался за спиной громкий голос.
Ивас обернулся. От калитки шел широкоплечий мужчина в коротком полупальто и серой кубанке.
— Привет! Решили меня без работы оставить? — улыбнулся он. — Ну, давайте знакомиться. Аню и Тому я уже знаю. А вас…
— Алеша… Жуков, — опустив глаза, представился Алекс.
— Юрия Павловича сын?… Похож. — И Николай Степанович, как взрослому, пожал Алексу руку. — А ты чей будешь? — повернулся он к Ивасу. — Постой. Да я тебя уже у проходной видел.
— Ивасечко. Толик, — ответил Ивас. — Мама у меня токарем.
— Антонина Васильевна? — улыбнулся Николай Степанович. — Хорошая у тебя мать, Толик. Если хваткой в нее пойдешь, знатный из тебя мастеровой получится!
Толик заулыбался, что-то хотел ответить, но так и не нашел подходящих слов.
— Ну, ребятки, первая смена кончилась. Отдыхайте. Спасибо за помощь. Сейчас я во вторую заступлю.
— И мы с вами хотим! — выпалил Толик.
— Мы не устали, — поддержали его Алекс и девочки.
— Ну что с вами делать, — развел руками Николай Степанович. — Тогда так: я начинаю, а вы заканчиваете. Принеси-ка, Аленка, мой большой молоток.
Николай Степанович не торопился. С интересом, как живого оглядел ящик со всех сторон. Положил набок. Tax! Tax! — дважды стукнул молоток — и стенка ящика отскочила. Еще два точных удара — и легко отвалилась вторая. Дно ящика отлетело будто само собой. А потом пошел стучать молоток играючи: тик-так-тук-ток-тэк! Будто музыкант пробежал молоточками по ксилофону, — отлетая, зазвучали дощечки нотами гаммы: соль-фа-ми-ре-до!
Ребята заворожено глядели на работу Аленкиного отца.
— Вот это да-а-а! — вскрикнули мальчишки, когда, издав басовый звук, отлетела последняя дощечка.
— Как красиво! Пять нот. Квинтет, — тихо сказала Тамара.
— Ну вот, братцы, — улыбнулся Николай Степанович. — Теперь вооружайтесь клещами и выдергивайте гвозди. Только не спешить: торопливость — плохой помощник.
Впятером накинулись с клещами и молотком на дощечки. Хотелось сделать это немудреное дело так же красиво и быстро. Да где там! Пока разделались с одним ящиком, Аленкин отец успел разбить еще три. А когда закончил последний, принялся за ту же работу, что и они. Теперь гвозди, как прежде доски, слушались его беспрекословно. Их будто магнитом тянуло под клещи. А оттуда, описав сверкающую дугу, гвозди один за другим падали точно в фанерный ящичек на земле. Мальчишки даже поспорили: пролетит или не пролетит?
Нет, до конца работы ни один гвоздь не пролетел мимо.
— Вот мастер! — шепнул Ивас Алексу. — Недаром его наш директор завода аж с самого Урала выписал!..
«ГЛАЗА БОЯТСЯ, А РУКИ ДЕЛАЮТ!»
Сопровождаемый Алексом, Ивас осторожно нес перед собой тяжелый фанерный ящичек. Каких только гвоздей там не было! И совсем маленькие, и побольше, и огромные, как зубья граблей. Да разве только гвозди! А сколько разных шурупов, винтиков от ящиков, в которых присылали на завод приборы, болтиков с гайками, стальных пластинчатых и спиральных пружинок, вертушек и еще каких-то замысловатых металлических штучек. Вот повезло! С этими железками да с теми прекрасными досками, которые они с Аленой спрятали за сараем, не только халабуду, а что угодно сделать можно!
— Я знаешь как перепугался, — признался Алекс.
— А то! — усмехнулся Ивас. — Я как увидел его — ну, думаю, сейчас ка-а-ак схватит за шкирку!
— А он ничего, — сдержанно похвалил Алекс.
— Кто? Дядя Коля? — переспросил Ивас. — Сам ты «ничего»! Он мастер! Понял? Мама говорит, что настоящий мастер — это как народный артист!.. А смелый, как черт! Видал, как тогда он на Манькином спуске через доты?! А-а-а! То-то!
Алекс не возражал. Ему самому Аленкин отец понравился.
— Так, выходит, что Алена ему ничего про то… ну на Манькином спуске, не сказала?! И про Аню? И про то, что в школе?
— Гля, он только понял! — насмешливо сказал Ивас. — Алена — девчонка мировая! Язык проглотит, а не пожалуется!..
Когда Толик вошел в дом, там уже зажгли свет. Шурка в своем уголке строил из кубиков крепость. Мама жарила на плите пирожки; с капустой и разговаривала с дядей Климом, своим младшим братом, о работе.
— Такая твердая сталь пошла, ужас! — говорила она. — Резцы так: и садятся. Даже моего запаса не хватает. За день несколько раз приходится затачивать. А время идет. Хорошо токарям на Московском станкостроительном — давно алмазными резцами работают.
— Известное дело — столица! — откликнулся дядя Клим. — Самый лучший инструмент прежде им попадает.
Толик, хотя уже в который раз слышал от мамы об этих удивительных резцах, не удержался:
— Мам, а ты их сама видела?
— На картинке только, — вздохнула мама. — И ничего в нем особенного. Резец как резец. Только на конце крошечка алмаза вкраплена.
— И здорово режет? — надеясь услышать новые подробности спросил Толик.
— А то! Из-под такого резца деталь выходит зеркальная! Девятый класс чистоты. Если после шлифовать станешь — только испортишь!..
Они поужинали. Дядя Клим ушел домой. Мама потушила свет. Шурка уже давно сладко посапывал. А Толик долго еще ворочался, думал о чудесном резце, после которого сталь становится, как зеркало, строил планы, как добыть для мамы такой.
* * *
Ивас с Алексом пришли к Алене и на следующий день, и в воскресенье. Надо было обсудить вопрос, где строить халабуду. Излазили закоулки дворов, но подходящего места не нашли. А пока решили собрать материал в одном месте. Только вот где?
— Давайте я у папы спрошу, — вдруг предложила Тамара. Побежала домой и вскоре вернулась.
— Идите, папа вас ждет.
К удивлению Иваса, дядя Сережа, Тамарин папа, оказался сговорчивым и веселым дядькой. Узнав, в чем дело, он огладил свою черную бороду, подмигнул Ивасу и повел в глубину двора.
— Вот, сложите в сарай, — сказал он. — Я уже сам подумывал: а не переселиться ли мне сюда на лето из моего дворца?
Ребята посмотрели на маленький, покосившийся от времени деревянный домик Васильченко, который дядя Сережа назвал дворцом, потом на массивный высокий сарай с толстыми стенами, сложенными: из белого камня-ракушечника, и засмеялись.
Они перенесли в сарай отобранные доски, а потом каждый день пополняли запасы строительных материалов то куском фанеры или: толя, то рейкой, найденной на стройке. Все пригодится.
Тамарин сарай стал для них чем-то вроде клуба или штаба. Здесь тихо и так хорошо думается. Родители сюда не заглядывают. Лишь иногда через широкую дверь сарая видно, как выйдет в сад с: этюдником дядя Сережа, сядет в отдалении, порисует и уйдет, помахав на прощание рукой.
Тамара с удовольствием исполняла роль хозяйки: то угостит невкусным пирогом, то чаем с чудесным хрустящим хворостом, который любила делать ее мама.
* * *
После той, первой, встречи Ивас с восхищением смотрел на отца Алены и старался как можно чаще попадаться ему на глаза. Однажды, после ожесточенного боя на улице, они с Алексом заскочили во двор Алены.
— А-а, вояки прибыли! — приветствовал их Николай Степанович. — Ну, кто кого?
— Конечно, мы, дядя Коля! — доложил Ивас. — Всех разогнали!
— Значит, победа? А покажите-ка свое прославленное оружие.
В прошлом году Ивас выменял у Женьки Кислицына на десяток пробок обломок пластмассового меча. Без ручки он никуда не годился. А Толик надел на лезвие медную трубку, расплющил ее молотком — получился большой кинжал с медной рукояткой.
— Сам рукоятку делал?… Молодец, прочно, — похвалил дядя Коля. — Только что ж она у тебя такая?… Надо бы украсить.
— А как? — заинтересовался Ивас.
— В музее был? Видел, как там рукоятки оружия разукрашены?
— Ясно, видел. Так то в музее!
— Ну и что? Все равно люди же делали. И ты сделай!
— У-у-у-у, дядя Коля. Я так не сумею.
— Пусть не так. Но чтоб красиво было. — И, видя, что Ивас сомневается, дядя Коля добавил: — Короче, договоримся так. Я сделаю одну сторону рукоятки, а ты — другую. Идет?
— Конечно, идет! — обрадовался Ивас. — А когда?
— Да хоть сейчас. Вот только Алешин пистолет посмотрю.
— Он поломанный, — уныло предупредил Алекс. — Папе в мастерской сказали: починить нельзя. У них нет такой пружины.
— Красиво сделано, — сказал дядя Коля, любуясь лучевым пистолетом. — Ну а насчет пружины… сейчас мы… по-смот-рим. — Пока он говорил это, отвертка крутнула винт, щечка рукоятки отскочила, и на ладонь упала пружинка с отломанным колечком. — Не мастера попались твоему папе, а пенкосниматели безрукие! — рассердился он. — А ну-ка, ребята, разожгите примус.
Когда примус загудел, дядя Коля взял поломанную пружинку плоскогубцами и сунул в пламя. Конец быстро накалился и стал вишневым. Не выпуская ее, дядя Коля взял другой рукой круглогубцы, крутнул размягченный конец — получилось колечко. А через минуту он вынул из банки с водой уже охлажденную синюю пружинку. Она была точно такой, как до поломки, только чуть короче. Дядя Коля вставил ее на место, щелкнул курком — из ствола вырвался тонкий луч света.
— Работает!.. Как новый! — закричали мальчишки.
— А вы дадите из него пострелять? — подходя, спросила Алена.
— Хоть каждый день! — пригласил счастливый Алекс.
— Ну а теперь возьмемся за твой кинжал, — сказал дядя Коля. — Вот смотри. Я набросал рисунок. Подойдет?
Все склонились над листком.
— Вот такая будет?! — поднял недоверчивые глаза Ивас.
— Если постараемся, — улыбнулся дядя Коля. — Да ты не робей. Знаешь, как мастера говорят? «Глаза боятся, а руки делают!»
Он зажал в тиски с мягкими алюминиевыми нагубниками рукоятку кинжала. Опилил ее личным напильником с мелкой насечкой. Прочертил стальной чертилкой тонкие косые линии так, что, перекрещиваясь, они образовали маленькие ромбики. Провел по линиям граверным резцом, который резал медь, как масло, и ромбики вдруг сразу стали выпуклыми. Наметил кернером точки, где будут просверлены отверстия и вставлены вороненые заклепки с красивыми восьмигранными головками. А в центре рукоятки, в оставшемся незаштрихованным кружке, другим резцом вырезал две красивые переплетающиеся буквы «А» и «И» — Анатолий Ивасечко.
— Ну вот, — сказал дядя Коля, — моя сторона вчерне готова. А когда закончишь свою, мы все окончательно отделаем.
Целую неделю Ивас после уроков ходил к дяде Коле. Становился у слесарных тисков и осторожно проводил на меди линии, намеченные мастером. Работал он не граверным резцом: у него для этого не хватило бы и силы в руках, и умения. Дядя Коля дал ему другой инструмент — надфиль, крохотный напильничек, похожий на ножик. И вот этим самым надфилем Толик пропиливал треугольные канавки. Работа шла медленно: чуть дрогнет рука — и все испортишь. Получилось не так чисто, как у дяди Коли, но он похвалил:
— Ничего. Рука у тебя твердая. И глаз точный. Ну а терпению со временем научишься.
Когда рукоятку отделали начисто, закрасили канавки черным лаком; вставили фигурные заклепки и начистили до блеска, получилась такая красота, что Ивас не мог отвести глаз и боялся браться за рукоятку кинжала.
При торжественной сдаче изделия присутствовали все девочки и даже Аленина мама.
— Прямо как в музее! — выразила общее одобрение Тамара.
А когда Ивас тайком принес кинжал в школу, за ним ребята табуном ходили. Женька Кислицын, у которого он когда-то выменял этот жалкий обломок меча, теперь предлагал ему за кинжал новый пистолет «маузер», пять коробок пистонов и совсем еще хорошую игру «Хоккей». Но Ивас только смеялся:
— Нашел дурака! Непродажный кинжальчик! Понял? Сам сделай такой, а тогда и хвастайся!