Какое-то время он еще побродил кругами, рассматривая все подряд и принюхиваясь, потому что мир был для него нов и удивителен. Особенно мир, в котором не присутствовали другие орки. Их следы были словно темные пятна грязи на чистом полу. Среди вони орочьих нор Клюпп чувствовал струйку совершенно другого запаха — свежего и прекрасного. Будто тонкая голубая лента над черной рекой грязи. Маленький орк встал с камня, на который присел, размышляя над смыслом своего существования, а заодно устройством летучих мышей, и пошел туда, откуда она тянулась.
Страх перед Харканом был столь велик, что даже его слуги старались держаться от него подальше, и каждый раз ему приходилось кричать как резаному, чтобы принесли ночной горшок или тарелку супу. Да и дисциплиной орки не отличались — только дай поспать или подраться, набить брюхо падалью и поорать в темной пещере друг на друга. Так что сторож, оставленный присматривать за подъемником и лестницей, давно куда-то запропастился. На нее-то и набрел маленький любопытный орк, искавший источник свежего воздуха в подземельях. Он напряженно посмотрел на ступени, вздохнул и начал карабкаться вверх.
Третьим, что сделал Клюпп в своей жизни, было открытие огромного мира вокруг горы, а заодно и самой горы — только уже не изнутри, а снаружи.
Глава 13
ПЕСЕНКА ЗА СПИНОЙ
Как раз когда Клюпп делал первые шаги в новом для себя мире, Одд выпустил из рук сопящего мишку и сам выбрался из шалаша. В его глаза и ноздри ударило солнце и аромат поздней весны. Того самого времени, когда в предгорьях еще не жарко, а зелень свежа, смоляниста и пахуча. Внизу простирался бескрайний лес, щедро напитанный ярким солнцем. Судя по всему, недавно здесь прошел дождь, и с веток кривых сосен за шиворот падали редкие капли, а паутины в жесткой траве были полны переливающихся алмазных точек.
Одд огляделся вокруг, стараясь понять, где он находится, но не пришел ни к какому выводу. Вид на низину загораживали деревья. Сзади над ним нависал бурый гранитный балкон, на котором в ветвях раскидистого куста устроилось целое семейство соек, обеспокоенных появлением чужака. Судя по высоте солнца над головой, была середина дня.
Перенесенный во времени медвежонок суетливо бегал вокруг, пыхтя и обнюхивая корни деревьев, постоянно оглядываясь на своего случайного благодетеля. «С этим шалопаем придется что-то придумать…» — подумал Одд. Но что делать с прибившимися к тебе в лесу медвежатами из каменного века, он понятия не имел.
В тяжелой одежде сразу стало жарко и неудобно, будто яркий свет сам по себе делал наряд из дубленых шкур и высоких меховых сапог неприличным. Одд скинул на землю мешок и размотал шнурки куртки. Затем, скача на одной ноге, стянул верхние штаны, скрутил одежду и привесил на ремне за плечами. Получилась довольно тяжелая ноша. Но за жарким полуднем на горы и лес вокруг скоро спустится холодная ночь, так что оленьи шкуры ему еще пригодятся. Да и вообще неизвестно, в каком времени и в какую погоду ему придется заночевать сегодня…
В двух шагах справа стоял шалаш в человеческий рост, собранный из сосновых лап и широченных листьев какого-то неизвестного растения — то ли лопуха, то ли папоротника, находчиво им притворившегося. Листья были почти свежими, их сорвали не раньше, чем за пару дней до появления Одда.
Шалаш этот был совсем не тем укрытым шкурами и заваленный снегом, где он ночевал только что, а легкий, который наскоро ставят, чтобы укрыться ночью от дождя и мошки. Перед входом чернело остывшее свежее кострище. Совсем недавно здесь кто-то готовил пищу. Сразу за шалашом Одд нашел аккуратно прикопанные кости некрупной птицы. Там же между камней стоял перевернутый вверх дном начищенный котелок и оловянная миска с ложкой под ним. Хозяин этого временного жилища явно собирался сюда вернуться. Судя по утвари с оттиснутой мастером на дне печатью в виде очень полосатой пчелы с выпученными глазами, это вполне могло быть его, Одда, настоящее время.
Одд едва сдержался от крика радости. На такое везение он даже не рассчитывал, полагая, что ему предстоит еще не раз «пристреливаться», чтобы попасть в свое время или около того. На фоне тысячелетий, которые он только что преодолел, плюс-минус сто лет — это сущий пустяк.
Одд еще раз осмотрелся, стараясь не шуметь: ведь, в сущности, он совершенно не представлял, куда и, главное, в «когда именно» попал на этот раз и кто мог находиться рядом. Может статься, это все-таки будущее, а может, и приличное прошлое. Котелки с пчелами могли делать в разные времена. Одно было ясно: тот, кто бывал здесь раньше, умел строить шалаши, мыть посуду и мог находиться совсем близко.
Конечно, можно было подождать здесь возвращения человека, слопавшего куропатку на завтрак. Но, с другой стороны, он мог уйти на несколько дней или недель — кто знает? Может, это пристанище охотника, бродящего от одного места к другому, который вернется сюда только осенью? Полагаться на случай в этом вопросе показалось Одду не самой лучшей идеей. Он решил спускаться в долину, где рассчитывал встретить кого-нибудь из своей семьи. Сама мысль об этом будоражила! Кто это может быть? Бабушка, которой только что исполнилось шестнадцать? Отец, делающий первые шаги? А если ему вдруг встретится он сам?!
— Стоп! — сказал Одд себе. — Без глупостей. Все самое удивительное уже произошло, и ты здесь по делу. Ладно?
Кто-то изнутри с сомнением выслушал эти слова, ни на секунду не поверив, скептически хмыкнул, но решил до поры прикусить язык.
Лучший способ отвлечься от мыслей, которые не дают тебе покоя или просто не помещаются в голову, так что думать их — все равно что тащить в гору огромный шкаф, — это занять себя чем-нибудь.
Одд сложил вещи и сделал первый шаг в очередном новом для него мире.
* * *
Мальчик с объемистым тюком скатанной одежды, больше напоминавшей связку взлохмаченных ковриков, шел по склону горы под соснами в пятнах полуденного света. Под его ногами хрустели мелкие камешки, годами ссыпавшиеся вниз с высоких серо-коричневых скал, которые казались сейчас почти желтыми от солнечных лучей. Склон быстро уходил вниз выглаженными дождями и талым снегом порогами. На нем отпечаталась цепочка следов: кто-то совсем недавно спускался здесь, оскальзываясь на влажной глине. Судя по размеру и форме следов, он был обут в сапоги на мягкой подошве, какую предпочитают ставить охотники, чтобы не стучать каблуками по камням. Одд с облегчением выдохнул: похоже, это был человек. Орки крайне редко носят обувь. Это считается у них чем-то вроде непозволительного пижонства, поводом для издевок. Только очень немногие из них позволяли себе таскаться по пещерам в грубых башмаках из древесной коры или кожи.
К Одду подлетел и недовольно зажужжал шмель. Шмели вообще не одобряют разных внезапных появлений, тем более бестолковых мальчишек с глупыми медвежатами из дурацких шалашей среди никчемного леса. А белобрысые и веснушчатые со скатанной одеждой за плечами вообще их зверски раздражают. Облетев вокруг, полосатый ворчун важно удалился по своим делам, не желая тратить время на ерунду.
Медвежонок неотвязно плелся за мальчиком, видимо, решив, что тот не мальчик вовсе, а взрослый медведь, который его накормит и защитит. Это не входило в планы Одда, но было жаль детеныша, который погибнет, оставшись в лесу один. Сейчас он увидел, что, помимо расцарапанной морды и драных боков, у того не хватает одного уха. Похоже, он попал в серьезную передрягу и насилу спасся, по глупости забежав в деревню. Но сейчас, уничтожив половину припасов Одда, детеныш бодро носился вокруг, будто так и надо.
Прилично пройдя по скользкому склону и уже изрядно утомившись, Одд услышал хруст ломаемой ветки и шорох камней чуть выше места, где находился. Судя по звуку, кто-то поскользнулся на гравии и едва удержался на ногах.
Мальчик замер, быстро спустился на десяток шагов и спрятался за толстым корнем старой разбитой молнией сосны. К счастью, видя это, затаился и беспокойный медвежонок, повторяя за своим вожаком. Он играл и возился всю дорогу от шалаша, то забегая вперед, то отставая и углубляясь в лес, но так, чтобы не потерять Одда из виду. Теперь же, настороженный и неподвижный, лежал чуть выше по склону за развесистым репейником, начинавшим зацветать своими колючими лиловыми цветами, и чутко следил за ситуацией. Мальчик невольно подумал о том, сколько труда будет вытаскивать репьи из густой медвежьей шерсти, но отмахнулся от этой мысли: только этой заботы ему сейчас не хватало!
Чуть поодаль среди кустов дрогнула ветка и на камни опустилось несколько листьев. Но когда Одд посмотрел туда, то никого не увидел.
Некоторое время совершенно ничего не происходило, ни одного звука, кроме обычных голосов леса. Ветер лениво оглаживал верхушки сосен. Высоко черной точкой в небе кружил орел. Рыжая взлохмаченная белка нет-нет да роняла прямо на голову Одду, подкрепляясь чем-то на толстых изогнутых ветвях. А затем прямо за спиной Одда кто-то начал беззаботно насвистывать мелодию.
У притаившегося в корнях мальчика сердце ушло в пятки от неожиданности. Так тихо подойти к нему по усыпанной мелкими камешками земле было невозможно!
Вероятно, об этом не знал тот, кто выводил сейчас трели какой-то веселой песенки, какие поют от скуки пастухи в лугах, весьма озадачивая чутких к нотам овец.
Одд быстро перевернулся, вскочил на ноги и приготовился к бою, выхватив тонкое, острое, как игла, копье, с которым научился отлично управляться за время жизни с племенем дикарей. Но через мгновение опустил его, с удивлением уставившись на гостя.
Неизвестный свистун был вполовину меньше его ростом, с большой ушастой головой, огромными синими глазами и бледно-серой кожей. Он с любопытством и без всякого страха разглядывал мальчика, не переставая музицировать. Потом пришелец замолк, склонил круглую голову набок и хлопнул себя по груди:
— Клюпп! — пропищало существо, похожее на маленького и очень необычного орка.
— А? — не понял Одд.
— Клюпп! — повторило оно и расплылось в улыбке.
Малыш снова засвистел свою песенку. Похоже, это ему ужасно нравилось.
— Одд, — представился Одд, пожимая плечами. — Вот так штука… Ты кто? Орк? Маленький орк?
На это Клюпп медленно кивнул, не переставая радостно насвистывать. Радость на лице орка, уж поверьте, производит неизгладимое впечатление. Одд невольно поморщился, но ничего не сказал на этот счет, а только спросил:
— Ты здесь один?
Малыш снова кивнул.
— И направляешься вниз, в долину?
— Ага.
— Но… Ты, кажется, не такой, как все орки. Да?
— Ага.
— Что ага да ага?! Ты точно орк?
— Ага.
Одд почесал затылок. Такого ему еще не приходилось встречать.
— Я тоже иду вниз. Если нам по пути, можем идти вместе. Но предупреждаю, у меня строгие правила.
— Ты ведь человек? — маленький орк немало смутил Одда своим вопросом, так что тот даже задумался.
— Ну да. Человек. А что, не похож?
— Я видел только двоих. Ты не похож на них. Но говоришь так же. Те были с волосами на лице и больше. Вон там, — головастик кивнул в сторону проплешины далеко внизу. Через нее шли двое мужчин в мешковатых куртках.
— Отлично! — обрадовался Одд. — Догоним их!
— Не. Не советую. Они убивают зверей, — Клюпп кивнул в сторону медвежонка. — Ему с такими не стоит встречаться.
— Ты хорошо говоришь на языке людей, — это было правдой и показалось Одду удивительным.
— Не знаю. Может быть. Я много слушал. Они не слышат меня. И ты не слышишь. Я умею подойти тихо. Да?
— Не поспоришь, — ухмыльнулся Одд.
— Так что, идем? — спросил удивительный головастик.
Одд пожал плечами: мол, почему нет?
— Только сначала скажи, как тебя называть. Мне кажется, обращаться к тебе «человек», звучит по-дурацки. Нет?
Дальше они шли по лесу уже втроем — мальчик, маленький орк и потерявшийся медвежонок из другого времени.
Глава 14
ЕГО ВЕЛИКОЛЕПИЕ КРОКК МЛ
Стояло теплое весеннее утро. Почти лето, до которого оставалась лишь пара коротких шагов на календаре.
Даже в самых отдаленных деревнях лето — это каникулы, когда длинный день и короткая ночь заполняются всякими интересными делами. Тот, кто брел в этот час по дороге в школу в сопровождении большого бесхвостого пса по кличке Рубб, насчитал ровно тридцать три таких увлекательных дела, которыми был готов заняться не далее как со следующего четверга.
Младший Крокк из семьи Крокков, тощий очкарик с соломенным ежиком волос, в свисающей аккуратно подогнанной одежде старших братьев, плелся за большим песочно-желтым и слегка бестолковым псом, бодро размахивающим обрубком хвоста. Когда-то еще щенком он отморозил его, заблудившись в лесу, и теперь гордо демонстрировал всем то, что осталось. Вот уж действительно, никогда не знаешь, какое уродство обернется красотой…
Дорога, по которой шел мальчик, тянулась от самых Мельниц и вот-вот должна была встретиться со своими сестрами, идущими от Овец и Грядок. Слившись у Железного столба, они превращались в одну большую, по которой всякий житель долины мог добраться до деревни Широкой с ее рынком, мастерскими и школой. Деревню эту без преувеличения можно было назвать столицей долины Яттерланд, хотя, будем справедливы, до настоящего города ей было расти и расти.
Впереди за пригорком уже был виден большой нахохлившийся ворон — верхушка Железного столба, покрытая слоем ржавчины, сколько бы ни возился с наждаком и смазкой местный кузнец, приглядывающий за славной реликвией. От этого ворон получился рыжим, как и весь столб, отделяющий окраины от центра долины.
Чуть дальше за перекрестком — поросший ивами изгиб Ойи с нарядным деревянным мостом, густо увешанным цветными лентами. По какой-то непонятной Крокку традиции в день свадьбы через мост на руках переносили невесту, а по праздникам девушки привязывали к перилам свои ленты — он подозревал, что с каким-то недобрым умыслом…
Праздников в долине было прилично, да и девушек немало, так что мост казался издалека цветным облаком, в котором сильно преобладали розовый и кроваво-красный. Орки никогда не забирали девчонок в свои норы, видимо, считая их бесполезными в шахтерском деле. Хотя, как полагал Крокк, даже злобные подземные твари не решались связываться с этими дурехами, а уж сам он ни в жизни не собирался жениться на одной из них. Говоря честно, приходится сказать, кое-кто из одноклассниц выглядел весьма ничего себе… Но в целом Крокк был тверд в своих убеждениях. Для забот насущных ему хватало трех старших братьев с их молодыми женами, устроивших из родительского дома невесть что, куда и заходить не хотелось. Ко всем бедам соседская Кломинья то и дело заглядывала к нему через калитку, наряжаясь в разные платья: то ей одно было нужно, то другое… Он спасался от нее как мог, но она удивительным образом всюду его находила.
Поглощенный своими мыслями о жизни, Крокк уже почти дошел до Железного столба, когда вдруг обнаружил, что на его носу отсутствуют очки. Он перевел взгляд на дальние сосны и с недовольством отметил, что их верхушки расплываются в глазах. Так и есть, их точно нет на месте!
Крокк был близорук, и без очков ему пришлось бы сидеть за первым столом прямо перед учителем, чтобы видеть надписи на доске. А это лишало его возможности заниматься своими делами за спинами других учеников. Например, устраивать гонки жуков между линейками. Да мало ли что еще найдется поважнее арифметики, в которой он и так разбирался лучше всех в классе!
Единственным человеком в долине, кто умел делать очки, был стеклодув Фьютт, и младший Крокк из семьи Крокков был постоянным его клиентом, потому что чуть не каждый месяц разбивал или терял их при загадочных обстоятельствах.
Мать мальчика привязывала драгоценный предмет шнурком к воротнику куртки, дед тачал надежные футляры, братья смеялись над растяпой, а отец страшно ругался — но Крокк был неисправим. Сейчас на нем как раз должны были быть только вчера купленные очки в блестящей проволочной оправе. Однако он шарил по всем карманам — и не находил их.
Мальчик остановился на обочине и запустил руку в тяжелую заплечную сумку, в которой таскал всякую всячину в половину себя весом.
Пес, плетущийся сзади, с недоумением посмотрел на своего мешкающего подопечного. Затем он вопросительно вильнул обрубком хвоста и глухо гавкнул, подгоняя его, словно вставшую на дороге овцу. Все-таки Рубб был пастушьим псом и имел далеко не аристократические привычки. К тому же он был убежден, что он главный в компании и, хотя относился к хозяину снисходительно, считал необходимым посильно заниматься его воспитанием.