Взмахнув крыльями, Сенсор оказался на площадке. Чтобы поймать голос, нужно было отключить все мысли, чувства, превратиться в струну, сияющий луч, натянутый нерв и внимать. Он запрокинул голову и закрыл глаза. Он перестал быть хрангелом, он перестал быть Сенсором, он превратился в слух. И постепенно, из этого вихря завываний, раскатистого хохота, шелеста, рокота, гула голоспошел к нему. Сначала едва слышный, слабый, тихий, а потом – все более сильный, более четкий! Сенсор замер, остановил сердце, перестал дышать, чтобы только слышать, слышать, слышать!
Хрангелы, подняв головы, напряженно вглядывались в темноту, пытаясь хоть что-нибудь разглядеть. Напрасно. Фьючерон свои тайны не выдавал.
– Он... слышит? – тихонько спросила Готта.
Огманд пожал плечами:
– Никогда нельзя знать наверняка.
И в эту самую секунду из-за горизонта вскочило солнце. Только здесь оно всходило вот так внезапно, – как выстрел. После кромешной тьмы внезапный солнечный свет казался переходом в другой мир, в другую жизнь. И в этот живой свет, яркое утро вернулся Сенсор. Его крылья безжизненно висели, дыхание было прерывистым и хриплым.
Марвей и Огманд подхватили его и бережно усадили на землю. Чувствуя, что силы уходят, Сенсор заговорил:
– Голоссказал совсем немного, а может, я не все услышал, – у Сенсора перехватило дыхание.
С каждой секундой жизнь его уходила. И, боясь не успеть, он стал говорить гораздо быстрее.
Темноны научились воздействовать на детский мозг (как именно, услышать нельзя – они умеют глушить информацию). Это воздействие развивает самые худшие черты характера, разрушающие личность и губительные для всего человечества.
На взрослых оно почему-то не действует. Но и среди детей есть единицы, нечувствительные к нему.
Сенсор перевел дух и заговорил чуть громче:
– Один из этих детей способен найти противодействие. Темноны посылали на Фьючерон своего мага, и теперь тоже знают об этом.
Силы Сенсора угасали, но он продолжал:
– Сейчас они пытаются найти этого ребенка и уничтожить. А мы... а вы, – слабо улыбнулся Сенсор, – должны найти его раньше. И если найдете, у человечества есть шанс остаться на стороне доб...
Сенсор умолк на полуслове. Вот только что он был здесь, был с ними, еще секунду назад звучал его голос – и все. Он исчез, как исчезает солнечный свет, когда на солнце набегает туча. Готта осторожно потрогала еще примятую траву. Теплая...
Генимыслей обвел взглядом старейшин:
– Времени терять нельзя. Смерть Сенсора не может быть напрасной. Мы должны первыми найти этого ребенка. Найти и уберечь. И мы сделаем это...
Солнце поднималось все выше, заливая долину веселым искрящимся светом. Неужели на этот цветущий мир надвигается страшная беда?..
Секретная информация
Старейшины уже знали о грядущей беде и искали способы с ней бороться, а хрангелы пока занимались своими делами, кто – простыми, а кто – и не очень. Красинде, например, было ох как не просто расшифровать свою «стенограмму». Несмотря на строгую секретность, она решила привлечь к этому делу Мудрицу, взяв с нее страшную клятву: ничего, никому, ни при каких обстоятельствах! Мудрица поклялась, конечно. Хотя это было лишним – она вообще никогда ничьих секретов не выдавала, а тут – тем более.
И две головы склонились над зарисовками лже-стенографистки. Первые страницы продвигались вполне успешно – у Красинды
отличная память. Она быстро вспоминала, о чем шла речь, а Мудрица записывала под ее диктовку. Вдруг Красинда умолкла. Через минуту открыла и тут же закрыла рот... И продолжала молчать, внимательно рассматривая свои рисунки.
– Ну?! – не выдержала Мудрица.
– Что-то я не помню... вот тут – костер, белка, опавшие листья, какой-то фрукт... апельсин, что ли?
Красинда закатила глаза, казалось, вот-вот можно будет увидеть, как в голове у нее шевелятся мысли.
– Может, белка прыгает через костер? Или фрукты хранятся у нее в дупле? Или все это будут жечь на костре?
– Тебя будут жечь на костре! – рассердилась Мудрица. – Ты что? Так все хорошо вспоминала! А ну-ка, соберись!
Красинда очень хотела собраться, но ей было как-то несобирательно.
– Я устала, вообще-то. Давай отдохнем, а? Пять минут отдохнем! Позвоним Форчунье, давай?
– Давай, – скрепя сердце согласилась Мудрица.
Она знала, что Красинда иногда упрямее осла. Сказала – устала, значит, устала!
– Чего трубку не берешь? – спросила Красинда, когда Форчунья наконец ответила.
– Я с Ником, на Большой викторине.
– Подсказываешь, что ли?
– Да не подсказываю я – трясусь только. Ты чего звонишь, случилось что?
– Нет, – успокоила Красинда, – от белок с апельсинами отдыхаю.
– Что? – не поняла Форчунья.
– Ничего. Пока. Удачи твоему всезнайке.
– Что у нее? – спросила Мудрица.
– Ник в какой-то зауми участвует, наверное, победит.
– Молодец.
– Ага, молодец... Ты знаешь, Маша какую-то жуткую научную
работу на конкурс юных ученых послала. А вчера оказалось, что заслужила главный приз.
– Да ты что? Какая талантливая девочка! Совсем недавно ни о чем, кроме побрякушек не думала, а теперь такой результат! Не зря я ей тогда химию подсунула.
– Да уж, – пробурчала Красинда, – я ей через плечо заглянула, когда она писала – поняла одни предлоги. Ты думаешь, прилично, когда девчонка в тринадцать лет такие слова знает: «дифракция», «валентность», «аннигиляция»?
Мудрица улыбалась.
– Да не ворчи ты! У Машки правда талант, грех в землю закапывать. Красивых ведь больше, чем умных, тем более – гениальных!
– Не знаю, не знаю, как насчет «больше»: вон сколько умных – и ты, и Форчунья, и Ума, а красивых...– тут Красинда очень вовремя прикусила язык.
Но Мудрица добродушно закончила:
– ...А красивых у нас – только ты одна! Ну и хватит с нас. Давай к твоим белкам оранжевым вернемся.
– Точно!!!– завопила Красинда. – Точно, «оранжевым»! Я вспомнила! У Готты, она очень, ну очень умная, а все-таки красивая – волосы рыжие, и оттенок, какой я давно уже хочу – что-то среднее между отблесками костра, осенней листвой, беличьим мехом и мякотью манго!
С горящими глазами она добавила:
– Манго!.. Это манго, а не апельсин.
Мудрица была потрясена...
– Ты на совете думала о цвете волос?!
– Я только сначала думала, но потом так страшно стало, что уже совсем ни о чем не думала, а пыталась не разреветься... Ты дальше пиши.
После того, как все было сделано, Мудрица посмотрела Красинде в глаза и твердо спросила:
– Ты понимаешь, как это серьезно?
Красинда кивнула.
Помолчав немного, Мудрица сказала:
– Так получилось, что мы знаем большую тайну. Так получилось, что мы никому не можем о ней сказать. Значит, на нас лежит большая ответственность – мы должны быть очень внимательны и думать, как мы можем помочь.
Красинда снова кивнула. А потом сказала:
– Слушай, давай к детям слетаем? Просто посмотрим, как они там.
И хотя обе с утра уже побывали у них, Мудрица понимала, почему Красинда хочет убедиться, что у них все хорошо именно сейчас, именно в эту минуту. Уж очень тревожная информация хранилась в том, что они так старательно сейчас записывали.
– А давай-ка завтра устроим вечеринку? После моего дня рождения мы ведь ни разу не собирались. Ты как?
– Конечно – за.
Вечеринка была самым верным способом вернуть Красинде душевное спокойствие.
***
Вечером все были в сборе.
Толчунья принесла свои фирменные булочки с корицей. Красинда достала из неприкосновенного запаса какой-то чудо-чай. В общем, замечательная встреча замечательных друзей. Только вот настроение было не таким уж замечательным. Форчунья, хоть и старалась поддерживать разговор, невпопад отвечала на вопросы и подозрительно надолго замолкала посреди фразы. Мечтан, наоборот, болтал без умолку, словно старался прогнать какие-то неприятные мысли. Хозяйка тщетно пыталась склеить то и дело разваливающийся разговор. И наконец не выдержала:
– В чем дело? Вы что, все сговорились? Витаете где-то в облаках! Признавайтесь, что случилось!
Болтан молча пожал плечами, Мечтан попытался было возразить:
– Да не случилось ниче...
Но его перебила Форчунья:
– У меня – случилось.
Оказывается, из-за того, что Ник победил в Большой викторине, ему объявили бойкот. И на двери написали: «Яйцеголовый ботан». А Кристина, которая ему очень нравится, вылила (вроде бы нечаянно) томатный сок на его белый свитер.
У Наташи, этой всеобщей любимицы, украли из шкафчика в раздевалке коньки. А послезавтра – соревнования, к которым она упорно готовилась последние шесть месяцев! В новых, «необъезженных» коньках победить будет нелегко...
Джонни после уроков побили в школьном дворе три пятиклассника, да так, что он с земли подняться не мог, и Форчунье пришлось «направить» к нему школьного сторожа, который и отнес малыша домой...
Чем дольше она рассказывала, тем больше расстраивалась.
– У меня то же самое, – угрюмо добавил Молчан. – То есть, конечно, не то же. Но у моих тоже неприятности.
– И у моих, – отозвался из угла заметно помрачневший Болтан.
Толчунья, сопевшая и сочувственно вздыхавшая, пока Форчунья рассказывала о своих детях, тоже подала голос:
– С моими все нормально, но, знаете, вчера перед сном они говорили о том, какие ужасные вещи стали твориться в их школе. И Грег строго-настрого приказал младшим, чтобы сразу же шли к нему, если их будут обижать...
Пока хрангелы делились своими переживаниями, Мудрица и Красинда обменивались многозначительными взглядами. От зоркого Болтана не укрылись эти переглядывания. Когда Толчунья умолкла, он твердо сказал, глядя на «заговорщиц»:
– Вы что-то знаете.
Мудрица и Красинда так синхронно мотнули головами, что моментально себя выдали.
– Конечно, знаете... Объяснить не хотите?
– Хотеть-то хотим, – ответила Мудрица, – но не можем.
– Можно узнать, почему?
– Потому что это тайна, открыть которую мы не имеем права – у Красинды могут быть огромные неприятности.
– Собственно, можете не рассказывать. Многое понятно и так. Перечислим факты. С детьми по всему миру происходят странные и страшные вещи – это раз. Собирался Совет – это два. После этого вы обе узнали что-то, связанное с фактом «раз». Значит, происходящее обсуждалось в Совете, и, видимо, все очень и очень серьезно. Последний аргумент, который убеждает, что надвигается беда: я впервые в жизни вижу, что цвет туфель Красинды не подходит к ее одежде. Чем же так заняты твои мысли, Красинда, что ты нарушила свое святое правило, а?
Красинда вопросительно посмотрела на Мудрицу.
– Может, расскажем?
Мудрица лихорадочно соображала. С одной стороны, Красинда подписала бумагу о строгой секретности. С другой – Болтан практически угадал, что происходит. И потом – ведь это друзья, которые всегда друзья – и в горе, и в счастье. Которые ни разу не подвели. Которые всегда были рядом через секунду, если нужна была помощь.
И Мудрица решилась. Рассказала о совете, о надвигающейся войне, о решении старейшин лететь на Фьючерон, – короче, обо всем, о чем знали они с Красиндой. Хрангелы слушали не перебивая, затаив дыхание, бедная Толчунья изо всех сил пыталась не охать.
– Самое главное сейчас – понять, почему это происходит, – сказал Болтан. – И очень важно все время быть начеку, чтобы успеть помочь.
– Кстати, – спросила Форчунья, – ас хрангелами обидчиков кто-нибудь беседовал?
– Я, – ответил Болтан, – как только понял, что все это неспроста... Так вот, все они в один голос твердят, что в это время никаких эмоций дети не испытывали, как будто спали глубоким сном,
спокойно, без сновидений. Один из хрангелов сказал, что его питомец тогда (как и сейчас) был будто бы в ватном коконе. А ведь он спрятал ингалятор одноклассницы, и ту еле-еле «скорая помощь» откачала.
(Форчунья слушала Болтана, и думала: до чего же невыносимо чувствовать собственное бессилие... Впервые она ощутила это, когда спасая Джонни, всю свою хрангельскую силу направила на то, чтобы остановить троих, еще недавно совсем обычных, мальчишек, а сейчас – пустоглазых зомби.
Форчунья стояла между Джонни и обидчиками, как можно шире раскинув крылья, зная, что пройти сквозь них невозможно. Но что-то неведомое вторглось в надежную защитную силу, и эти странныедети прошли сквозь ее крылья, не задержавшись ни на долю секунды. И остановить их было некому – даже их хрангелы ничего не почувствовали. Форчунья с ужасом смотрела на происходящее и ничего – ни-че-го! -– не могла сделать.
А Джонни защищался просто с удивительной храбростью. Наверное, это спасло ему жизнь – хулиганы устали избивать его и ушли, оставив лежащим на вытоптанном газоне.
Форчунье было жаль малыша, но она жалела и тех мальчишек, не веря, что они сделали это по собственной воле – уж очень страшные и странные были у них глаза...)
– Клянусь, – сказала она, – что не успокоюсь, пока не пойму, что происходит! Мы должны бороться за детей!
– Только, пожалуйста, никому ни слова! – попросила Мудрица, – не то Красинде попадет.
– Обещаю, – сказал Мечтан.
– И я, – сказали Форчунья с Толчуньей.
Болтан в знак согласия молча опустил веки – его сегодняшняя, можно сказать, разговорчивость иссякла.
Потом все как-то сразу засобирались и, в общем, это было понятно – каждый хотел побыть наедине со своими мыслями. Проводив друзей, Красинда двинулась в сторону Валериана, намереваясь
подбросить ему дров, но не дошла, задумавшись о сегодняшнем разговоре. Так и стояла с поникшими крыльями, и только тиканье часов да потрескивание догоравших поленьев нарушало эту плотную, тревожную тишину.
Каникулы!
Все хрангельские службы были заняты поиском детей, которые не «изменились». В отчетах так и писали: «изменившиеся дети», «неизменившиеся дети». С каждым днем «неизменившихся» становилось все меньше и меньше. Поэтому не менее важно было найти причину «изменения». Этим занимался Отдел противодействия, привлекая лучшие умы и сильнейших волшебников, но пока – безрезультатно. Видимо, самые могучие черные маги не позволяли приблизиться к разгадке этой тайны.
Генимыслей даже подумать боялся, что будет, если темноны найдут ребенка, способного стать у них на пути. Допустить этого нельзя было ни в коем случае, тем более что «эпидемия» ширилась. Поэтому глава Совета лично наблюдал за каждым «неизменившимся». И места себе не находил, если такой ребенок заболевал или попадал в опасную ситуацию. Но тяжелее всего было, если он вдруг совершал что-то, свидетельствующее о «заражении». Это означало, что темноны выиграли еще один бой.
Со времени совета прошло три недели, и за эти недели его грива с редкими серебряными нитями превратилась в заснеженное поле. Порой, мельком глядя в зеркало, он замечал, что становится удивительно похож на Сенсора. И тогда мысль о том, что Сенсор все-таки выиграл свою битву, придавала ему сил и решимости: «Мы не сдадимся. Мы ни за что не сдадимся!»
Глава темнонов, Дарк, тоже верил в победу. И темные силы точно так же стремились разыскать того, кто способен им помешать. Дарк отлично знал: хрангелы сопротивляются, хрангелы отчаянно борются за каждого ребенка, поэтому сейчас все зависело от скорости. И ежедневно выслушивая отчеты, надеялся, что потенциальная угроза наконец-то обретет имя, и тогда – победа, безусловная, окончательная победа! Но ничего не происходило, и напряжение не покидало ни одну из сторон.
***
Силы Добра и Зла вели борьбу, а мир в это время просто жил. Пускай не так, как прежде, – более тревожно, уже насторожившийся, но жил. Взрослые не делили детей на «заразившихся» и «чистых», а их возросшую жестокость объясняли чем угодно – магнитными бурями, вспышками на солнце, накопившейся усталостью, плохой экологией и еще тысячью причин. Между тем на землю надвигалось веселое, беззаботное, долгожданное время. КА-НИ-КУЛЫ! И подхватившие «вирус», и «неизменившиеся» предвкушали отдых и строили планы, кто – грандиозные, кто – не очень.