Повернулся и ушел завтракать.
— Я воробей — это понятно, — сказал Чосек, почесав затылок. — Однако жаль, что пан Гымза не ворона: по крайней мере, была бы надежда на кошку!..
Метод «Профессора Токайско-Кахетинских наук»
Пана Дылю и его друзей долгое время даже близко не подпускали к следственной работе, видимо, считая, что следователями могут быть лишь ломовики с громоподобными голосами и культуристскими мускулами.
Однажды Чосек, делая грядки на чужом огороде, нашел кувшин, запечатанный смолою. Приволок он его в хижину, где жили приятели (а по другим сведениям — братья), и пожелал немедленно открыть, утверждая, что там средневековое серебро минских или витебских купцов.
— Подожди, — остановил его пан Дыля. — Даже если там серебро, мы получим всего четвертую часть стоимости — по закону. Если, конечно, не придется судиться с хозяином огорода. Много это или мало? Мы ведь хотим наняться к старшине городского сыска пану Хватай-Тащило. Прекрасный повод устроить маленький цирк…
И друзья, пораскинув мозгами, закопали кувшин в городском парке.
После этого пан Дыля дал объявление в газету о том, что в субботу на территории парка состоится лекция «профессора из Европы» Гонзасека о способах разыскания старинных кладов с демонстрацией раскопок в присутствии публики.
Разумеется, в субботу на указанном месте собрались не только досужие горожане, мечтавшие пополнить свой бюджет, но и переодетые агенты пана Хватай-Тащило.
Пан Дыля «от имени общественности города» представил «профессора», облачившегося в малиновый костюм королевского пажа. Костюм был взят напрокат в театре.
— Это не иностранец, — усомнился кто-то в толпе, — слишком маленького роста.
— Но костюм! Разве у нас носят такие костюмы?.. Это же писк какого-нибудь бродвея!..
— Наполеон был тоже маленький рост, — начал свое выступление Гонзасек, искажая слова на манер иностранца, — но это не помешало ему стать самым великим из свои современники. Если вы полагать, что все большое делается только за граница, вы не ошибаться. Прошу, пожалуйста, поднимитесь сюда, на этот сцена, и повторите наизусть таблица умножения. Гарантия, вы сделать не меньше десяти ошибок… Ну, кто отыскался смельчак?..
Разумеется, никто больше с вопросами не высовывался, слушали с большим вниманием. А когда пан Дыля назвал Гонзасека «профессором токайско-кахе-тинских наук», ни единый не усомнился в существовании таковой важной отрасли знаний. Все восхищались: «Как отлично профессор владеет русской речью!..»
Свою лекцию Гонзасек заключил следующими словами:
— Пользуясь мой метод, я за последний год обнаружил, пожалуйста, девятнадцать кладов и захоронений на восемь миллионов гульденов… Теперь я хочу, чтобы и вы испытал себя!
«Профессор» взял тонкую палочку, походил между зеваками и, ткнув в одном месте, объявил:
— Я отчетливо ощущает на мембранный эффект! Тут копать; тут что-то иметься большой важность!
Добровольцы лихо взялись за лопаты и быстро извлекли кувшин.
Собравшиеся разинули рты. Нервы у всех были напряжены, все жаждали увидеть сокровище, изумляясь необыкновенным способностям «профессора токайско-кахетинских наук».
Но тут вмешались переодетые полицейские и предъявили свои документы:
— Все найденные в городе клады принадлежат мэрии! Но нашедшему тоже кое-что причитается! Чтобы определить сумму вознаграждения, кувшин следует вскрыть в присутствии старшины городского сыска пана Хватай-Тащило, в противном случае бухгалтерия ничьих претензий к рассмотрению не примет!
«Профессор» развел руками, кувшин унесли, и взбудораженная публика разбрелась, лелея надежду найти свое счастье.
Разумеется, кувшин тотчас попал на стол пана Хватай-Тащило.
— Я думаю, это вино столетней выдержки, закопанное в землю по случаю свадьбы, — потирая руки, мечтательно сказал страж городского порядка. — Были раньше такие обычаи, были, но теперь, как известно, даже покойникам не положено целого костюма: наши обормоты выкопают и покойника ради тряпки, за которую можно что-то выручить на толкучке… Посмотрим, однако, понимали ли наши предки в напитках. Кондиции — вот что меня больше всего интересует!
— А почему вы так предполагаете? — спросил кто-то из подчиненных.
— Сушит горло, оттого и предполагаю.
— А если в кувшине бомба? Или бациллы чумы?
— Вы что? — побледнел страж городского порядка. — Немедленно разыщите тех, кто это выкопал! В случае чего они ответят за все! И пусть кувшин вскрывают перед объективом телекамеры! Я сам буду наблюдать!..
Пан Дыля, Чосек и Гонзасек явились в городское полицейское управление. Их отвели во двор здания, где они собственноручно сняли печать и высыпали из кувшина более килограмма арабских серебряных монет X века…
Хватай-Тащило немедленно пришел пожать им руку.
— В связи с осложняющимися событиями на международной арене и вообще ваш поступок заслуживает особого признания! — похвалил он.
На следующий день, когда Гонзасек явился за справкой об отыскании клада, вес найденного серебра отчего-то сократился до 120 граммов.
— Удивительно, неужели серебро испарилось?
— Тихо, тихо, на эту тему надо говорить тихо! — сказал пан Хватай-Тащило, округлив глаза и подняв вверх палец. — Драгметаллы и все такое прочее. Надеюсь, вам понятно. И конфиденциально: серебро имеет свойство улетучиваться, как спирт, особенно, когда не хватает спирта. Оно же, простите, несколько столетий пролежало в земле, свидетельствуя о широких торговых связях славянства с остальным цивилизованным миром. Надеюсь, вам понятно?..
И выдал документ, по которому Гонзасеку выплатил 68 рублей 32 копейки. Впрочем одновременно Гонзасек приобрел и особое внимание со стороны пана Хватай-Тащило.
— Ты это, профессор, развивай и дальше свою полезную для народа науку! Сигнализируй мне лично в случае обнаружения разных кладовых и кладовок!..
И запомни, с товарищами нужно делиться, иначе товарищество иссякнет! Делиться и тем, что в земле, и тем, что на столе!..
Конфуз
Однажды Чосек дал маху.
Шел мимо телефонной будки и вдруг слышит, некий растрепанный субъект кричит в трубку:
— Старик, я вооружился, иду на вы!.. Откуда? Знакомый тебе чипок опустошил! Из хозяина ливер вытряс!..
Чосек, работавший тогда внештатным детективом, сразу же насторожился: «Темное дело: бандит вооружен, ограбил какой-то «чипок»! Похоже, ларек… Возможно, убил хозяина ларька…»
Он кинулся вслед за растрепанным субъектом, который тащил тяжелую черную сумку.
«Хорошо замаскировался — под бомжа, человека без определенного места жительства, вернее сказать, бродягу!..»
А тот в один магазин зашел, покрутился, поглазел и вышел, в другой заглянул, поглазел и вышел.
«Опасается, что сядут на хвост: опытный бандит! Да ничего, мы и не таких брали с поличным!..»
Помотался Чосек за человеком по городу, проехал несколько остановок на трамвае. И вот вошел тот человек в приземистый, полуразвалившийся дом. Чосек — за ним.
Заметил квартиру, которую открыл человек, и тотчас же по рации вызвал полицейский наряд: «Приезжайте немедленно! Кажется, напоролся на «малину», воровской притон!»
Приехали полицейские. Чосек распределил роли. Постучались. Ворвались. «Руки вверх!»
Сидят за столом два оборванца, каких теперь много, пьют сидр и жуют ливерную колбасу. Низшей, конечно, категории, потому что запах преотвратительный, как на свалке в жаркий безветренный день.
Все обыскали, хотя и обыскивать было особенно нечего: так, койка железная солдатская у стены стояла и шкаф пустой с отвалившимися створками. Карманы у бродяг вывернули. Стены простучали.
— Где ваше оружие? — спросил Чосек.
— Поздно пригласились, товарищи-сэры, — улыбаясь, развел руками растрепанный. — Оружие демонтировали. Все поели-попили, поделиться уже нечем! Вечный циркулус вициозус!
Это значило по-латыни что-то вроде вечно безвыходного положения.
— А как же хозяин, из которого вы «ливер вытрясли»?
— Жрет, живодер, поди, дома сухую колбасу, — сказал растрепанный, понимающе ухмыляясь. — А мне, бывшему профессору, за день работы заплатил кусок ливерной, которую до эпохи «нового мышления» и собаки избегали…
Понял Чосек свою промашку и сказал полицейским:
— Придется извиниться. Ошибочка вышла, потревожили мы не преступников, а жертву преступлений! — На пороге обернулся: — Подскажите, пожалуйста, что такое «чипок»? Нет в словарях этого слова!
— В словарях того не сыщешь, что есть в жизни! «Чипок» — торговая точка самого низшего разряда, где всякую дрянь на разлив продают — для травли тех, кто ослаб и забыл о своем достоинстве…
Гений
Пан Дыля был знатоком классической поэзии, хорошо читал наизусть, особенно из книг О., которого считал непревзойденным мастером.
Однажды троица оказалась в городе, где жил О.
— Я не прощу себе, если не взгляну на живого О., — сказал пан Дыля. — Это истинный гений. Меня не удивляет, что о нем ничего не пишут и не говорят в нашем королевстве. Власти боятся такого ума и такого духа, который видит низменную подоплеку политики правящей банды.
И он убедил друзей поселиться в заброшенном сарае — напротив домика, в котором, судя по адресу, жил О.
Едва взошло солнце, друзья принялись наблюдать за домиком, надеясь увидеть тонкого и благородного поэта, но увидели какого-то немощного, пожилого человека в рваной телогрейке, который то колол дрова, то пойло в ведре таскал свинье, то копался в огороде, то с авоськой бегал в магазин, то развешивал на веревке белье.
— Не выходит из хаты твой гений, — сказал Чосек. — Наверно, витает среди муз, что-нибудь сочиняет… И как появляются такие божественные люди? Поверь, Дыля, ты открыл для меня источник постоянной душевной радости. Такому человеку я бы бесплатно прислуживал всю жизнь — из одной только благодарности… Завидую неутомимому работнику, которого он нанял!..
Вскоре друзья «познакомились» с другими обитателями домика: молодым парнем в голубом джинсовом костюме, прикатившем на мотоцикле, и двумя красивыми девушками, которые, однако, весьма некрасиво ругались между собою по всякому поводу.
— Наверно, это его дети, — предположил пан Дыля. — Сразу видно, бездельники. Но как они могли вырасти неотесанными, если их души с детства соприкасались с душою О.?
Потом друзья увидели женщину, которая грубо бранила работника в рваной телогрейке, находя никудышной всю его работу. Тот молча кивал головой и вновь принимался за дело.
— Какая злюка, эта надсмотрщица! Наверно, сам О. уехал с женою куда-либо за границу, — сказал Чосек. — Я слышал, писатели, что стряпают оды в честь нашего губернатора, усвоившего демократию с первой самостоятельной процедуры на горшке, по нескольку месяцев в году живут на курортах теплых южных побережий. И хотя О. не таков, все же могли сделать для него исключение, боясь обличений…
На следующий день пан Дыля не выдержал, спросил прохожего, где найти О.
— Так вон же он, — показал рукой прохожий на человека в телогрейке. — Выскребает навоз из хлева… А вон и его жена, — он ткнул пальцем в «домработницу», которая как раз выглянула на крыльцо.
Пан Дыля был поражен и удручен.
— А знаете ли вы, что это за человек? — спросил он, волнуясь.
— Человек как человек, кто его разберет? — был ответ. — Говорят, что будто сочиняет книжки, да я их не видел и не читал: чему может научить тот, который, как и я, копается в навозе?..
На друзей очень подействовали эти слова. Они будто потеряли что-то важное.
Между тем в доме О. вспыхнул большой скандал: на всю улицу бранились и осыпали друг друга ругательствами его дети, и жена, заламывая руки, упрекала О. за то, что он нищий и не умеет зарабатывать столько, сколько «другие мужики»…
Пан Дыля побелел, как полотно.
— Клянусь честью, эти несчастные даже не подозревают, с кем живут бок о бок и чьими трудами пользуются! — заключил он. — Они, конечно же, ничего не читали, а если и водили глазами по строчкам, то ничего не поняли… Это мне ясно. Но откуда такие силы у О.? Много драм в несовершенном мире, но самая ужасная, на мой взгляд, — полное одиночество человека, который мог бы вывести людей из мрака, если бы они сумели понять его. Но в том-то и проблема, что его не поймут и на поверхности жизни по-прежнему останутся негодяи!
— Знаете что? Давайте поговорим с О.? — предложил Чосек.
— Нет, — пан Дыля покачал головой, — мы недостойны даже обратиться к нему, потому что не узнали его!..
«Гымза-казус»
Когда прошел слух, что пан Гымза при смерти, пан Дыля решил проведать его, чтобы побудить простить долги своим рабочим.
Миллионер лежал на высоком ложе, выдвинутом на середину комнаты для удобства врачей. Многочисленные цветные подушки и четыре застывших лакея, не сводивших глаз со своего патрона, напоминали о гробе, цветах и почетном карауле.
Но Гымза был жив.
— Что, сухая репа, — сказал он слабым голосом, едва пан Дыля появился в комнате, — небось и ты ищешь себе прибытка от моей болезни? Вот, выкуси! — высохшая рука его сложила фигу. — Холопы ничего не получат, пока я не поправлюсь. Когда же поправлюсь, накачаю всех брагой до потери пульса, а там поглядим.
— Не сомневаюсь, что мы попьем вашей браги, — сказал пан Дыля, хорошо зная, что Гымза никогда не угощал своих работников не то что брагой, но и пустым чаем.
— Износили сердце заботы, как башмаки асфальт, — со вздохом продолжал пан Гымза. — Обещают заменить моторчик, но ведь, прохвосты, дорого просят, а успеха не гарантируют.
В эту минуту в комнату вошли двое мужчин в белых халатах и респираторах, делавших лица совершенно неузнаваемыми. В том, что это были не врачи, пан Дыля мог бы поклясться своею честью.
— Мы выбрали, шеф, именно то, что нужно, — сказал один из вошедших. — Товар от сорокалетнего спортсмена, которого подвели тормоза новенького «Мерседеса».
— Сколько? — с передышками спросил пан Гымза, глядя в потолок.
— Для вас тридцать.
— Слыхал, Дыля? Они требуют тридцать тысяч долларов. Они совершили прибыльно одно мокрое дело, чтобы совершить и другое? Что ты думаешь по этому поводу?
— Не знаю, шеф, — отозвался пан Дыля. — Что я знаю точно, так это то, что с удовольствием попробовал бы браги в день вашего выздоровления.
— Врешь, — сказал пан Гымза. — Но все равно ты единственный джентльмен в нашем вшивом городе. И если ты не одобряешь сделки, стало быть, она и впрямь грязная… Алло, господа, слышите меня? Двенадцать тысяч и ни цента больше!
— Мы посоветуемся, — после некоторого молчания сказал один из мужчин в марлевой маске. — Но вы теряете время. Что значат для вас тридцать?
— Не суйтесь не в свою тарелку!
Выйдя из дому вместе с незнакомцами, пан Дыля подал условный сигнал прятавшимся неподалеку Чосеку и Гонзасеку: просвистал мелодию песенки «Ах, будьте здоровы, живите богато!..» Его заинтересовали гангстеры в масках, и он решил, что неплохо было бы как-либо «сесть им на хвост».
Его насвистывания не остались незамеченными.
— Эй, ты, вытертая швабра, — угрожающе прикрикнул один из гангстеров, — что это ты тут высвистываешь? Уж не сигналишь ли полицейским?
— Пан Гымза никогда не любил полицейских, господа, — приподняв шляпу, ответил пан Дыля. — Уж кого здесь невозможно встретить, так это полицейских и секретных агентов. Я работал здесь больше трех лет, я знаю.
— Смотри, соломенный чурбан, как бы тебе не превратиться в головешку!..
Пан Дыля не терпел подонков, тем более куражливых. Он промолчал, сунул руки в карманы и, чуть приплясывая на высоких каблуках старых хромовых сапог, пошел своей дорогой, насвистывая прежнюю мелодию.
А пан Гымза, не дождавшись заказанного сердца за приемлемую сумму, скончался в ту же ночь…