— Мне о вас мама рассказывала, — объяснила Вика. — Только она сказала, что всё это неправда и в жизни домовых и говорящих ворон не бывает. А зовут меня Вика.
— Нам ваше имя известно, — сказала Розалинда, — нам вообще многое известно. Мы с Шур Шурычем прожили столько лет… так что, поверьте нам и нашему жизненному опыту: есть и домовые, и говорящие вороны.
— Я-то вам верю и опыту вашему тоже, — вздохнула Вика, — а вот мама и папа — нет.
— Нам, домовым, — признался Шур Шурыч, — жутко обидно, когда в нас не верят. Ведь мы, домовые, — народ обидчивый.
Вика на мгновение умолкла, затем внимательно посмотрела на Шур Шурыча и спросила:
— Скажите, а это правда, что домовые счастье приносят?
— А как же… Только я этим делом уже давно не занимаюсь. У меня теперь другая, современная профессия. Я теперь по спортивной части, так сказать, тренер по храбрости. Вот залезу под стол и шуршу, шуршу — детишек пугаю. А там глядишь — и перестанут бояться. Очень серьёзное дело.
— Значит, это вы у нас дома под шкафом и под столом шуршали?
— Конечно, я. А кто же ещё? Поэтому мне и имя твоё, и все игрушки твои знакомы. Но только я к тебе, если честно сказать, с большой неохотой всегда хожу. У тебя, Вика, условия труда для меня плохие. Мне чем больше пыли — тем шуршать легче. А у тебя её совсем нету. Одно наказание. Тренировать тяжело.
— Всё-таки жаль, что у вас теперь другая профессия, — вздохнула Вика и вдруг почувствовала, как печаль и грусть снова возвращаются к ней.
— А чего жалеть, — продолжал рассуждать Шур Шурыч. — Приносить счастье — это дело, конечно, хорошее и нужное, да только…
Но тут Шур Шурыча прервала Розалинда. Она наклонилась и зашептала ему на ухо:
— У девочки, кажется, неприятности.
— Ты думаешь? — также шёпотом спросил Шур Шурыч и достал из кармана тонкие, в серебряной оправе, круглые очки.
— Кажется, ты права, — сказал Шур Шурыч, посмотрев внимательно на девочку.
Он спрятал очки в кармашек жёлтого жилета и, перепрыгнув через подоконник, оказался в комнате.
— Если разрешите, мы у вас немного погостим, — сказала Розалинда и вслед за Шур Шурычем перелетела в комнату.
— Славное у вас, барышня, жильё. Очень уютно, — тоном старой опытной хозяйки сказала Розалинда, оглядывая комнату.
Тут из-за двери послушался голос мамы:
— Вика, как успехи?
— Пока не получается, — ответила Вика и быстро спрятала под диван обезьянку, которую ей вернули ворона и бывший домовой.
Розалинда и Шур Шурыч тоже решили, что лучше будет не попадаться маме на глаза, и залезли под стол.
Сделали они это вовремя, потому что через мгновение в комнату вошла Викина мама, Ксенья Петровна. Она была одета в плащ и собиралась уходить. Ксенья Петровна подошла к девочке и громко, так, чтобы слышал Викин папа, сказала:
— Обед на столе. Я приду поздно. У меня конференция. Приду часам к семи.
В это время в комнату вошёл папа. Он тоже, судя по всему, собрался уходить.
— Скажешь маме, — сказал он так, будто бы мамы в комнате не было, — что я ушёл на собрание, тоже буду поздно. Может быть, в семь, а возможно, и в девять.
— Мама сказала, — дрожащим голосом прошептала Вика, — что обед на столе.
— Передашь маме, — сказал папа и надел шляпу, — что я сегодня сыт по горло.
Папа вышел.
Мама посмотрела вслед папе, передёрнула плечами и сказала:
— Папу не жди. Пообедай сама. Ужин приготовлю я.
Мама поправила плащ, накрасила губы своей любимой розовой помадой и тоже ушла.
Шур Шурыч и ворона вылезли из-под стола.
— Чего это они «передай папе, передай маме»? А? — спросил Шур Шурыч, кивая на захлопнувшуюся за родителями дверь.
— Поссорились, — ответила Вика и вдруг почувствовала, как слёзы ручейками побежали из глаз. Больше Вика терпеть уже не могла. Она шмыгала носом и одновременно говорила: — Они, когда ссорятся, всегда так друг с другом разговаривают, а мне плакать хочется, мне, мне…
— Во-о даёт! — всплеснул руками Шур Шурыч. — Под столом шуршал — не боялась, а теперь ревёшь. Стыд и позор!
Шур Шурыч достал из кармана огромных размеров цветастый платок и вытер Вике нос.
— Вам, очевидно, неприятно об этом говорить, — подала голос ворона, — но позвольте у вас спросить, отчего они поссорились?
— Из-за тапочка. Папа куда-то задевал свой тапочек. А мама говорит, что ей надоело искать его вещи. Вот из-за этого и поссорились, — развела Вика руками.
— А тапочек был, наверное, редкий? Антикварный? — спросил Шур Шурыч.
— Нет, самый обыкновенный, — ответила девочка и шмыгнула носом.
— Тогда не понимаю, — пожал плечами Шур Шурыч, — я бы из-за обыкновенного никогда не поссорился. Вот скажи, Розалинда, я с тобой когда-нибудь из-за тапочка ссорился?
— Вы всегда в валенках ходите, — ответила ворона.
— Вот видишь, из-за тапочек — никогда. Ладно, не огорчайся. Найдём мы твоему папе его тапочки.
— Не сомневайтесь. Обязательно найдём, — поддержала Шур Шурыча ворона Розалинда.
— Значит, так, — стал вслух рассуждать Шур Шурыч. — Тапочки обычно теряются где? Под диваном, — сам себе ответил бывший домовой.
— Вы в этом уверены? — заглянула под диван ворона.
— А как же! — опустился на колени Шур Шурыч, надул щёки и изо всех сил дунул. Из-под дивана вылетело небольшое облако пыли, и ворона с Викой стали дружно чихать.
— Совсем пыли нет, — сердито сказал Шур Шурыч. — И как так жить можно? В некоторых домах пыли — во! — показал он растопыренную ладонь, — пальцев на пять, а то и больше. А у тебя? Кот наплакал. Совсем пыли нет.
— А тапочка? — спросила Вика.
— И тапочка тоже нет, — поднялся с пола Шур Шурыч. — Может быть, за шкафом? — предположил он и принялся двигать шкаф.
— Помогите, — пыхтя от натуги попросил он, и Вика стала Шур Шурычу помогать.
Но шкаф не двигался. Он словно приклеился к полу.
— Всё ясно, — сказал Шур Шурыч, снял шапку и вытер со лба пот, — мы его не с той стороны толкали.
— По-моему, это не имеет никакого значения, — заметила ворона.
— По-моему, по-твоему, — передразнил ворону Шур Шурыч. — Тёмная ты птица, Розалинда, и в шкафах ничего не понимаешь. Давай, Вика, помогай.
Вика и Шур Шурыч теперь стали толкать шкаф в противоположную сторону.
— Раз-два, взяли, — командовал Шур Шурыч. — Ещё раз, взяли… Кажется, сдвинулся, — пыхтя от натуги, выдавил из себя Шур Шурыч.
— Ничего не сдвинулся, — сказала Розалинда, спокойно наблюдавшая за стараниями Шур Шурыча и девочки.
— По-мо-гай, — прохрипел Шур Шурыч.
— Всё равно нам с ним не справиться, — продолжала настаивать на своём ворона, но всё-таки тоже принялась толкать шкаф.
Они очень старались, особенно Шур Шурыч, и в конце концов шкаф отошёл от стенки.
— А вы говорили, — торжествующе сказал Шур Шурыч, заглянул в образовавшееся между шкафом и стеной пространство и вытащил оттуда тапок.
— Вот! — поднял над головой Шур Шурыч свою находку. — Я же говорил, что он за шкафом. Эх, мне бы образование: я бы директором трёх школ стал и одного детского сада.
— Ура! — закричали вместе ворона и Шур Шурыч.
Они радовались и кричали, но Вика почему-то не радовалась.
— Ты чего? — спросил Шур Шурыч.
— Это не тот тапочек, — вздохнула девочка, — этот папа потерял в прошлом году.
Все умолкли.
Шур Шурыч вздохнул и сердито бросил тапок обратно за шкаф. Даже Розалинда, которая не любила, когда бывший домовой вёл себя подобным образом, на этот раз промолчала. Она тоже была огорчена. И тут вдруг ей в голову пришла, как ей показалось, прекрасная мысль. Она подпрыгнула, взмахнула крыльями и стала кружиться по комнате.
— Вспомнила! — закричала ворона Розалинда. — Ждите меня здесь. Я скоро! Кракое прекрасное решение! — крикнула она и вылетела в окно.
Ворона улетела, а Шур Шурыч с Викой остались ждать. Они сидели, беседовали.
В основном говорил Шур Шурыч. Он рассказывал девочке о братьях-мастерах, о флейтах и скрипках, которые мастерил младший брат, о волшебной шапке-невидимке, сшитой старшим братом, о том, какие это были весёлые, добрые люди.
О любимых им братьях он мог говорить долго, без конца. Но сейчас долгий разговор не получился, так как в комнату через окно вдруг полетели тапочки. Большие и не очень большие, войлочные, кожаные, вязанные. Они шлёпались на пол, падали на стол. Вика и Шур Шурыч принялись их ловить, не понимая ещё, кто их бросает. Но вот в окне с торжествующим видом появилась ворона.
— Я принесла лучшее, что висело на дереве, теперь у твоего отца будет сколько угодно домашней обуви.
— Молодец, — похвалил ворону Шур Шурыч и запнулся. — Сколько угодно, — повторил он и хлопнул себя по лбу. — Идея! — закричал Шур Шурыч. — Больше твой родитель шлёпанцы терять не сможет. Я такое придумал! Всё-таки у меня голова. Жаль, образования не хватает. Но ничего… Значит, так, — обратился он к девочке. — Тащи молоток и гвозди.
Вика принесла всё, о чём ёё просили, и они пошли в коридор.
— Теперь шлёпанцы всегда будут на месте. Всегда, — опустился на колени Шур Шурыч и стал приколачивать гвоздём тапочек к паркету.
— Ещё гвозди, — командовал он.
Вика и ворона еле успевали подносить ему тапочки и гвозди.
— Кончились, — сказала Вика и показала пустую коробку.
— Что? — не понял Шур Шурыч.
— Гвозди, — объяснила ворона.
— Давай клей, — потребовал бывший домовой.
— У меня предложение, — подняла крыло Розалинда. — А что, если тапочки развесить на стенах, тогда они у вашего папы будут всегда на виду!
— Ну, Розалинда! Ты — тоже голова. Птица, а соображаешь, — поддержал Шур Шурыч ворону, и они стали все вместе приклеивать к стенам квартиры принесённые вороной тапочки.
Шур Шурыч приклеивал, а ворона и Вика говорили, выше или ниже. Наконец, когда все тапочки были развешены, Шур Шурыч отошёл в сторону, встал рядом с Викой и вороной, склонил голову набок и, любуясь, гордо сказал:
— Красота!
— Да, — согласилась ворона, — очень красиво. Крак в музее.
— Теперь твоему папе домашней обуви на сто лет хватит, — уверенно сказал Шур Шурыч.
— Теперь они у него всегда на месте будут, — поддержала бывшего домового Розалинда.
В это время часы громко пробили семь раз.
— Скоро мама и папа придут! — радостно воскликнула Вика. — Представляете: папа приходит после своего собрания уставший ищет тапочки, а они и тут, и тут — везде.
— Теперь ваши родители никогда ссориться не будут, — сказала Вике ворона.
— Конечно, чего им ссориться? Тапочки на месте, вокруг такая красота, как в музее, — согласился с вороной Шур Шурыч и незаметно толкнул её локтем.
— Вы зачем толкаетесь? — бросила на Шур Шурыча гневный взгляд ворона.
— Кто толкается?! Кто толкается?! Ишь, что выдумала! Ну ты Розалинда, и даёшь. Чего б это я вдруг… ни с того, ни с сего… начал толкаться? Я вообще толкаться не люблю. А если и толкаюсь то для этого причина должна быть уважительная, — громко сказал Шур Шурыч и дёрнул ворону за хвост.
— Крак вам не стыдно хулиганить? Солидный мужчина, называется! Хулиган!
— Ну кто хулиган?! Что ты, Розалинда, такое говоришь? Разве я хулиган? Просто я волнуюсь. У нас с тобой дел ещё непочатый край, и Викины родители должны с минуты на минуту вернуться. А ты говоришь — хулиган, толкаюсь, — сердито посмотрел на ворону Шур Шурыч.
— Какие ещё дела? — не поняла ворона.
— Какие, какие? Важные, — покрутил пальцем у виска бывший домовой и снова толкнул ворону в бок, а потом ещё и дёрнул больно за хвост.
Розалинда громко ойкнула, но наконец-то поняла, что обозначали все эти толчки и щипки. Дел, конечно, у них с Шур Шурычем срочных не было, просто Шур Шурыч не хотел встречаться с папой и мамой. И он, очевидно, был прав. Сейчас не стоило это делать.
— Да, да, — часто закивала Розалинда головой, потирая бок, — крак я могла забыть?! У нас в самом деле ещё столько дел…
— Причём важных и неотложных, — добавил Шур Шурыч, поспешно направляясь вместе с вороной к окну, так как во входной двери уже поворачивался ключ: кто-то из родителей возвращался домой.
— Мы придём завтра! — крикнул на прощание Шур Шурыч и перепрыгнул через подоконник на росший под окном раскидистый клён.
Спустившись по стволу на тротуар, Шур Шурыч отряхнулся и отправился на площадь Двух Мастеров. Туда, где находился его дом — невидимое дерево и где его уже ждала ворона Розалинда.
Глава третья. «Семейные песни»
В этот вечер Шур Шурыч улёгся спать раньше обычного и даже не пошёл шуршать — пугать ребятишек. Он забрался в гамак, закрытый со всех сторон лохматыми еловыми ветками, поворочался с боку на бок и вскоре крепко заснул.
Шур Шурыч во сне улыбался и, как ребёнок, причмокивал губами. Его баюкали тёплый ветер и прилетевшие к нему в эту ночь воспоминания. Ему снились далёкие времена, когда он был не тренером по храбрости, а домовым и приносил людям счастье.
Ворона в эту ночь тоже сладко спала. Ей снился большой деревянный дом, в котором они все когда-то жили: и братья, и Шур Шурыч; ей снился тёмный зимний вечер… братья сидят за длинным столом. Тут же за столом — ребятишки мал мала меньше. Все мастерят ёлочные игрушки. Скоро Новый год.
Она — Розалинда — тоже помогает: клювом протыкает в разноцветном картоне дырки, в которые детвора и Шур Шурыч продевают нитки. Время от времени Шур Шурыч залезает под стол и там шуршит: «шур-шур-шур-шур-шур!»
Проснулась ворона, когда солнце только-только выкатилось на голубое небо, разбрасывая вокруг тёплые лучи.
Розалинда открыла глаза, зевнула, затем, отряхнувшись, забралась на сухой сук и начала делать зарядку. Она поднимала, опускала крылья и одновременно громко пела:
— На зарядку, на зарядку становись!
Спозаранку умываться не ленись!
Песня разбудила Шур Шурыча. Он вылез из гамака, уселся рядом с вороной и тоже стал поднимать и опускать руки. Но вскоре это ему надоело, и он сказал:
— Ну всё! Пошли!
— Куда? — спросила ворона, продолжая выполнять гимнастические упражнения.
— Как это куда?! К Вике и её родителям. Всё-таки я, Розалинда, молодец, — похвалил сам себя Шур Шурыч. — Здорово это я с тапочками придумал.
Ворона перестала делать приседания и рассерженно посмотрела на Шур Шурыча.
— Вы, может быть, и бывший домовой и когда-то, возможно, могли приносить счастье, — сказала она обиженным голосом, — но тапочки, между прочим, принесла я. Это была моя потрясающе гениальная идея.
— Гениальная, — перекривил ворону Шур Шурыч. — А кто их приклеил? Кто их гвоздями прибил? А?! Нечем крыть! То-то же, — в свою очередь обиделся Шур Шурыч. — Ладно! — махнул он рукой. — Пошли к Вике!
— В таком виде? — ворона протянула Шур Шурычу зеркало.
Шур Шурыч взял зеркало и сердито заворчал:
— Такой степенный мужчина и нечёсаный. Позор! Немедленно отправляйся приводить себя в порядок.
Умывался Шур Шурыч шумно: фыркал, пыхтел, и брызги летели так далеко, что вороне пришлось перелететь подальше на верхнюю ветку и оттуда беседовать с Шур Шурычем.
— Представляешь, — говорил вороне Шур Шурыч, вытираясь большим вышитым полотенцем, — мы приходим, а девочкины родители, как голубки, рядышком сидят и…
— Крак это прекрасно! Я так и вижу, крак они друг с другом беседуют и время от времени улыбаются и смеются.
— Ага, — кивнул головой Шур Шурыч, — смеются, потому что телевизор смотрят или друг другу анекдоты рассказывают.
— Почему обязательно анекдоты? Может быть, сказки или загадки, — предположила ворона.
— Ты ещё скажи — былины. Не-е-т, сейчас все в основном анекдоты рассказывают. Сами рассказывают, сами слушают и сами громче всех смеются. Совсем люди разучились развлекаться. Раньше в игры разные играли, загадки загадывали, песни пели. А теперь?
— Слушайте! — воскликнула Розалинда. — У меня есть предложение. Давайте подарим родителям девочки книжку песен.
— А что, можно, — согласился Шур Шурыч и снял с ветки большую книгу, на обложке которой золотыми буквами было написано «Семейные песни». — Ну вот, — сказал он, спрятав книгу за пазуху, — теперь, кажется, всё, теперь можно идти. — И он вместе с вороной отправился к Вике.