Вика сидела в своей детской комнате и снова вертела кубик Рубика. Мама Вике говорила, что этот кубик очень способности развивает. А Вике нужно, просто необходимо развиваться.
«Если я хорошенько разовьюсь, — думала Вика, — родители будут на меня глядеть, радоваться, и им даже ссориться перехочется».
И почему только они ссорятся?
Вот вчера, например, когда тапочки увидели… вместо того, чтобы помириться, очень друг на друга обиделись. А чего, спрашивается, обидного в том, что тапочки к стене приклеены, — непонятно.
Особенно папа обиделся. У него даже пот на носу от волнения выступил. Вика знает, это с ним происходит, когда он очень чем-то расстроен.
«И почему он так расстроился?» — вздохнула Вика и тут вдруг услыхала знакомый голос:
— Здравствуйте, пожалуйста. А вот и мы!
Через окно в комнату впрыгнул Шур Шурыч.
Вслед за Шур Шурычем влетела и ворона.
— Добрый день, милая де… — умолкла на полуслове Розалинда и застыла, широко открыв большой клюв.
Шур Шурыч был поражён не меньше своей подруги. Они стояли и в изумлении разглядывали стены. Те самые стены, на которых они вчера так тщательно укрепили тапочки.
Сейчас тапочки были сорваны вместе с обоями, к которым были приклеены, и по всей комнате белели рваные, некрасивые пятна.
— Что это? — растерянно спросил Шур Шурыч.
— Где комнатные туфли? — не понимая, что произошло, спросила ворона.
— Их сорвал и выбросил папа, — опустила голову Вика.
— Но зачем?! Зачем он это совершил?! — воскликнула ворона. — Они ведь так кра-кра-красиво висели. Я ведь принесла самые лучшие. Можно сказать, музейные экземпляры.
— Папа решил, что это мама сделала… ему назло. А мама, наоборот, что это папина работа, — объяснила девочка.
— Что же ты им не сказала, что это мы всё устроили. Надо было объяснить! — воскликнул Шур Шурыч.
— Я хотела, а мама сказала, что ей сейчас не до сказок. Ей нужно переднюю в порядок привести.
— Так она же была в полном порядке. Неужели и в передней оторвали? — с дрожью в голосе спросил Шур Шурыч и направился к вешалке. Но здесь тапочек тоже не было.
— Их оторвала мама, — прошептала дрожащим голосом. Вика.
— Сильная мама у тебя, — вздохнул Шур Шурыч, глядя на то место, куда он вчера прибивал комнатные туфли. — Жалко… хорошие гвозди были.
— Вам жалко гвозди, а мне тапочки. Вы знаете, барышня, вы уж меня извините, но мне кажется, что ваши родители в старинных комнатных туфлях не очень разбираются. Ведь здесь были туфли второй половины девятнадцатого века, а некоторые даже первой, — продолжала сокрушаться ворона.
— Что вы, — заступилась за родителей Вика, — они, наоборот, ужасно во всём разбираются. Папа — старший инженер, а мама — старший экскурсовод. Они столько всего знают, столько знают…
— Знают они, может быть, и много, но вот в старинных вещах и в разной другой красоте не очень разбираются. Нужно их, Вика, переучивать! Перевоспитывать нужно. Это я тебе точно говорю. Вот скажи, что они по вечерам делают? — спросил бывший домовой.
— Когда как.
— Ну вчера, к примеру: пришли они домой, тапочки поотрывали, друг на дружку недобрыми глазами поглядели, а потом что?
— Потом телевизор смотрели. Папа — соревнования по боксу, а мама — концерт.
— Простите, но мне не очень понятно, — перебила Вику Розалинда, — краким образом? Крак могли они одновременно смотреть разные телевизионные передачи?
— Так и могли. У нас два телевизора. Один маленький, переносной у папы в кабинете, а другой в гостиной.
— Во-о живут — два телевизора имеют и всё равно ссорятся?! — ахнул поражённый Шур Шурыч. — Нет, перевоспитывать их нужно — это точно. Да, если бы у меня два телевизора было, — размечтался Шур Шурыч, — никогда бы с Розалиндой не ссорился.
— А может быть, они от того и ссорятся, что телевизоры смотрят не вместе, — задумчиво предположила ворона.
— А что? — согласился Шур Шурыч. — Всё может быть. Хорошая мысль. Может, если они в эти ящики вместе по вечерам глядеть будут, то и помирятся. Знаешь, когда люди рядышком сидят, они хочешь не хочешь мирятся. Давай-ка мы из двух телевизоров один сделаем, — предложил он Вике.
— Это как? — недоверчиво спросила девочка.
— Очень просто. Тащи сюда шурупы, молоток, отвёртку, проволоку и фанеру. Знаешь, для меня из двух телевизоров сделать один — запросто.
— А мне кажется, что проволока в данном случае ни к чему. Мы один телевизор можем отнести к нам на дерево, а другой оставим здесь, — предложила ворона.
— Птица! — сердито крикнул Шур Шурыч и показал кулак. — Хватит всё на дерево тащить. Собственница! Это что ещё за на-на, — запнулся Шур Шурыч на трудном слове, но в конце концов выговорил, — на-на-накопительство.
— Так я же для общей пользы, — виновато опустила глаза ворона.
— Не оправдывайся. Давай, помоги лучше, — приказал Шур Шурыч, и они все вместе отправились в кабинет Викиного папы.
Шур Шурыч взял телевизор, Вика держала антенну, а ворона несла провод…
Поставив оба телевизора рядышком, Шур Шурыч отошёл в сторону, прищурил глаз, примерял, что к чему, затем достал из кармана складной метр и для верности измерил.
— Ясно, — сказал он сам себе, а затем, оглянувшись и увидев стоящих в стороне Вику и ворону, приказал: — Чего стоите? Проволоку несите, фанеру, шурупы. Быстро!
Проволоку и шурупы Вика нашла в шкафчике. Но вот фанеры — фанеры нигде не было.
Тогда Шур Шурыч отправился на кухню и взял там толстую, украшенную узорами доску для резки овощей. Вернувшись в комнату, он пристроил доску к телевизорам, узором наружу, и стал привинчивать её шурупами.
Он вкручивал в дерево шурупы и изредка, поглядывая на Вику и Розалинду, говорил:
— Красота? То-то же! А говорила, на ёлку отнести… думать надо…
Наконец, убедившись в том, что телевизоры скреплены, он отошёл в сторону. Склонив голову набок, Шур Шурыч стал любоваться фантастическим агрегатом, созданным им из проволоки, яркой доски и двух телевизоров.
— Во-о-о! — поднял он вверх большой палец. — Ручная работа. Теперь твои родители, Вика, хочешь не хочешь будут рядышком сидеть.
— А если не будут? — вдруг спросила ворона.
— Что не будут? — не понял Шур Шурыч.
— А вдруг им не захочется телевизор смотреть? Что тогда? — согласилась с вороной Вика.
— Как что? — не растерялся Шур Шурыч. — Да я, может быть, этому очень даже и обрадуюсь. У меня для них такое развлечение приготовлено! Гляди, Вика, — сказал Шур Шурыч и достал из-за пазухи книжку «Семейные песни».
— А если они и петь не захотят? — задала вопрос Вика.
— А мы им поможем, — не сдавался Шур Шурыч. — Ты им загадку загадаешь, кто не отгадает, тот и поёт. Тут они никуда не денутся. Проиграл — пой! Мы с братьями часто в это играли. Верно я говорю? — обратился к вороне за поддержкой Шур Шурыч.
Ворона утвердительно кивнула головой и тоже стала вспоминать, как они с братьями пели песни:
— Им из весёлых песен очень про гусей нравилась.
— Точно, — закивал головой Шур Шурыч. — Про гусей и бабусю. Как она там… — сказал бывший домовой и вдруг запел неожиданно звонким и чистым голосом:
Жили у бабуси
Два весёлых гуся.
Ворона Розалинда не выдержала и тоже стала подпевать:
Один белый,
Другой серый,
Два весёлых гуся.
В самых голосистых местах Шур Шурыч хлопал себя руками по коленям и громко вскрикивал. Делал он это так весело, так радостно, что Вика не выдержала, рассмеялась, и слёзы, которые у неё всё утро стояли в глазах, сами по себе высохли.
— Ну вот, — сказал девочке Шур Шурыч, когда перестал петь, — да от такой песни у твоих родителей все ссоры вмиг разбегутся. Я тебе и загадку посоветую хитрую.
Шур Шурыч наклонился к вороне и стал с ней шептаться, советоваться. Ворона молча слушала и только время от времени кивала головой.
— Да, — наконец заговорила ворона. — О-очень хорошая загадка. Спортивная. — И она обратилась к Вике: — Отгадай, что это такое: не квадратное, не зелёное, не пушистое и не прозрачное.
— А ещё по-французски не говорит и не продолговатое, — а затем, чтобы Вике легче было отгадывать, Шур Шурыч уточнил: — Зато прыгает.
Вика задумалась. Думала она долго. Но сколько ни старалась, ничего придумать не могла.
— Видишь, — обрадованно закричал Шур Шурыч. — Во-о, какая загадка! Ни за какие пряники не угадает её твой родитель. Сдаёшься?
— Сдаюсь, — сказала Вика.
— Так вот это… это футбольный мяч! — выпалил Шур Шурыч ответ загадки.
— Мяч?! — удивилась Вика.
— Конечно. Не продолговатый, по-французски не говорит, не квадратный, не пушистый и не прозрачный, не зелёный, но прыгает — что это? Мяч. Самый настоящий мяч, только, — уточнил Шур Шурыч, — футбольный.
— Да, — согласилась Вика, — хорошая загадка. Они её никогда не разгадают.
Шур Шурыч и ворона ещё некоторое время побыли у девочки, советовали, какие песни лучше петь, а затем отправились к себе на площадь Двух Мастеров.
Глава четвёртая. Проблемы
Вот уже второй вечер, Шур Шурыч не ходил пугать детишек. Сейчас он сидел на ветке, свесив ноги, и чинил валенок, ставил заплатку. Больше всякой другой обуви Шур Шурыч уважал валенки. Он их носил и зимой, и летом. Поэтому их ему часто приходилось чинить и они были украшены узорами разноцветных заплаток.
Ворона Розалинда, как обычно, по вечерам занималась хозяйством: чистила шляпы, сметала пыль с музыкальных инструментов, книг, зонтиков — всех тех вещей, которые висели на ветках ёлки.
На этот раз она не просто приводила в порядок вещи, но и громко говорила:
— А как вы считаете, Викины мама и папа сейчас телевизоры смотрят или песни поют? Я думаю — песни поют. А может быть…
Но Розалинда так и не успела договорить, что «может быть», потому что на площадь выбежала Вика.
Вика была огорчена: папа и мама совсем рассорились, когда увидели скрученные проволокой телевизоры, даже обедали врозь. Папа в кабинете, а мама в спальне. Потом папа ходил из угла в угол и сердито говорил: «Это уж слишком, телевизор мне вручили как победителю соцсоревнования, для меня это память».
Мама тоже была очень расстроена. Она даже плакала. Мама плакала и сама с собой говорила: «Я стараюсь, чтобы в доме всё было чисто и аккуратно. У меня две смены: первая на работе, вторая — дома. А он телевизоры — проволокой. Превратил дом в скобяную лавку».
Вика хотела было всё маме объяснить, она даже в дверь постучала и сказала: «Это не папа, это Шур Шурыч».
Но мама не дала ей договорить:
«Какой ещё Шур Шурыч? Ты всегда защищаешь своего папу! Ты меня совсем не любишь».
Это была неправда. Вика любила и папу, и маму и если защищала, то всех сразу. Поэтому она очень обиделась. Ей стало грустно и одиноко. Ей захотелось увидеть своих друзей — ворону Розалинду и Шур Шурыча. Она на цыпочках вышла из дома и побежала на площадь — туда, где росло невидимое дерево.
— Шур Шурыч, Розалинда, где вы?! — крикнула Вика, остановившись посреди площади.
— Вот тебе и мирно сидят, вот тебе и песни поют, — сказал вороне Шур Шурыч, натянул валенки и спрыгнул с ветки на землю.
Через мгновение рядом с девочкой опустилась и ворона.
— Здравствуйте, пожалуйста, — словно ничего не случилось, весело обратился Шур Шурыч к девочке. — Как дела? А я знаю, чего ты пришла. Ты хочешь к нам, на наше дерево.
Об этом Вика не думала. Но, услышав предложение Шур Шурыча, она на мгновение даже улыбнулась.
— А можно? — спросила Вика, и в её голосе послышались радостные нотки. Она подала Шур Шурычу и вороне руки и осторожно стала подниматься за ними.
Сначала Вика ничего не видела, всё было как в тумане. Но постепенно туман этот рассеивался, и она смогла различить ветки большой лохматой ёлки, на которых висели самые разные вещи.
Вика осторожно гладила скрипки и трубы, когда-то сделанные братьями, примеряла старинные шляпки и цилиндры, и постепенно её плохое настроение уходило.
Шур Шурыч смотрел на девочку и думал: «Что бы такое сделать? Чем развеселить Вику?» И, наконец, придумал. Он снял с ветки большую, обёрнутую серебристой лентой хлопушку и изо всех сил дёрнул за верёвочку.
Раздалось оглушительное «бабах!».
— Ой! — испугалась Вика и закрыла уши руками.
— Вы не в своём уме! — рассердилась Розалинда и стала вырывать у Шур Шурыча вторую хлопушку, которую он тоже снял с ветки. — Вы забываете, что у нас в гостях ребёнок и притом девочка.
— Ничего я не забываю, — пыхтел Шур Шурыч, отбиваясь от вороны, — у меня хорошее настроение — раз! — и не каждый день у нас гости — два!
— Повесьте хлопушку на место! Хулиган! — не сдавалась ворона.
— Птица, — тихо сказал Шур Шурыч так, чтобы не услыхала Вика, — сегодня праздник! Понимаешь, мы должны девчонке устроить праздник! — и он показал глазами в сторону Вики.
Ворона наконец-то поняла, что всю эту пальбу Шур Шурыч устроил ради девочки, и сама протянула хлопушку Вике.
Взяв хлопушку, Вика с силой дёрнула за верёвочку.
Раздался оглушительный взрыв.
— Здорово! — радостно воскликнула девочка. — Как на Новый год!
— Вот именно! Ура! — закричал Шур Шурыч.
— А где вы их покупали? — спросила Вика у Шур Шурыча.
— Кого? — не понял бывший домовой.
— Ну, хлопушки.
— А мы их не покупали, — объяснила Розалинда. — Мы сами их делали. Братья по хлопушкам были большие умельцы. К ним по вечерам детишки всегда приходили. Телевизоров тогда, конечно, не было. Ну, чтобы скучно не было, они с ребятами ёлочные игрушки мастерили.
— Или в лото играли, — добавил Шур Шурыч. — Меня с собой всегда приглашали. Сейчас, конечно, в каждом магазине игрушек полным-полно. И стеклянные, и пластмассовые, и из фольги. Каких только нету… Но всё-таки приятно, когда у тебя на ёлке висят игрушки, которые сделал сам.
Шур Шурыч снял с ветки большого из папье-маше клоуна, украшенного перьями.
— Вот, — протянул он игрушку Вике. — Сколько лет прошло? А до сих пор на нашей ёлке висит. Всё-таки не зря я тогда сказал, что лучше всего возле дома ёлку посадить. Старший брат сперва упирался. «Нет», — говорит и всё тут. Но мы всё-таки с младшим уговорили его. Ох, и весёлый был младший — музыкант! Он меня и поддержал. «Пускай, — сказал, — у нас в доме Новым годом пахнет». Так мы в конце концов и сделали.
— Да, — мечтательно сказала Розалинда, — вы мастерили, а я развешивала. Вы знаете, украсить ёлку — не так просто. Для этого нужно обладать большим вкусом. Братьям всегда нравилось, как я наше дерево украшала, — вздохнула ворона и умолкла.
Вика тоже притихла. Она вспомнила легенду о братьях, которую ей прежде рассказывала мама. Сравнивала то, что слыхала когда-то, с тем, что увидела сейчас. И тут вспомнила о шапке-невидимке, которую, как рассказывала мама, сшил старший брат, и ей стало интересно, где она — эта шапка.
— Шур Шурыч, скажите, — спросила Вика у бывшего домового, — которая из этих шапок — невидимка?
Шур Шурыч внимательно посмотрел на девочку. Его обычно весёлые глаза почему-то вдруг стали тёмными и печальными.
— Знаешь, Вика, — сказал он тихо и серьёзно, — есть на свете тайны, которые лучше не раскрывать: пусть остаются тайнами.
— Почему? — не поняла Вика.
Глаза у Шур Шурыча снова повеселели, и он закричал:
— А потому! Потому что, если все тайны раскрыть, со скуки умереть можно. А я скучать не люблю! Я люблю…
Но что он любит, Шур Шурыч сказать не успел, потому что в это время на площадь выбежала Викина мама. Она остановилась возле невидимого дерева и громко крикнула: