— А что матери скажем? — шепнул Журавль. — Почему не вместе?
— Ну… ну… что рыбу на Голубеньке ловим. Клюет невероятно… не можем оторваться… Ты первый, Журавль, и иди. Твоя же мать, подготовишь её. Да и есть ты всегда больше хочешь. Иди…
Журавль не стал спорить. Как вы уже знаете, спорить он не умел. Да и мысль об душистом борще с пампушками, румяной утке с яблоками и сладкое печенье с компотом лишила его сил спорить.
За время дежурства Сашки Цыгана и Марусика ничего важного не произошло, иностранцы сидели и разговаривали.
Ребята даже не представляли себе, о чем еще можно так долго беседовать. Причем больше говорили старый «ковбой» и лысоватый, человек со шрамом слушал, иногда переспрашивал, изредка кивал, но сам говорил мало.
Лицо у него было задумчивое и скорбное.
— Наверно, войну вспоминают, — шепнул Сашка Цыган.
— Ага, — согласился Марусик.
Журавль вернулся разомлевший и виноватый:
— Бегите, ребята, бегите быстрее! Такой борщ! А утка! Я уже не говорю о печенье и компоте…
— Ну, беги, Марусик! — самоотверженно приказал Сашка Цыган.
— А почему я, беги ты, ты же… — не очень уверенно начал Марусик.
— Я сказал! — сжал зубы Сашка Цыган.
— Ребята, бегите вдвоём, чего там. А я подежурю. А то борщ остынет и утка… Мать сказала, чтобы…
— Правильно! Нет вопросов! — подхватил Марусик.
— Да мы же договорились… — заколебался Сашка Цыган.
— Да что там договорились. Бегите быстрее, а я сам тут справлюсь.
— А, если… — начал Сашка Цыган, но Журавль перебил его:
— Ничего не «если»! Ведь как перестоит обед, мать вам не простит.
— Ну, хорошо. Ты уж тут смотри. Мы быстро. Одна нога тут, другая там.
Сашка Цыган подбадривающе похлопал Журавля по плечу, и они с Марусиком исчезли.
Журавль остался один.
Не будем скрывать: одному в опасной ситуации всегда хуже, чем вдвоём. Казалось бы, должно быть вдвое, но это почему-то значительно хуже, — вдесятеро, а то и больше… Никто этого не подсчитывал и подсчитать не сможет. Просто, когда ты один, не перед кем скрывать свой страх, и все в тебе дрожит, как в лихорадке. И это совершенно естественно: страх — это инструмент самозащиты, инстинкт, который предупреждает об опасности. Не было бы страха, человечество давно бы погибло, в самом начале своего существования. Это Марусик вычитал в какой-то книге и очень любил повторять. Правильность этой мудрой мысли Журавль почувствовал сейчас всем своим существом.
То, что перед ним немцы, которые во время войны воевали на нашей земле, не вызывало никакого сомнения. И по возрасту, и по некоторым другим признакам (хотя бы те же самые шрамы) они полностью подходили под эту категорию. Разве что лысоватый в войну был совсем юным. Но, как видно, в конце войны, во время тотальной мобилизации, в армию брали даже пятнадцатилетних мальчишек. Значит, все они бывшие фашисты, а может, даже и военные преступники.
Гарбузяны были тогда партизанским селом, тут орудовали каратели. Значит…
Приехали они сюда не просто так. Просто так иностранные туристы в Гарбузяны не ездят. В Гарбузянах нет ни Софии, ни Лавры, ни других исторических памятников. Иностранным туристам тут осматривать нечего. Значит…
Что-то они тут ищут. Это несомненно. Что? Наверно, то, что осталось с войны. А что могло остаться? Либо какие-нибудь секретные документы, которые говорят о чем-то важном — или об агентуре, навербованной из разных предателей и оставленной в нашей стране, или о каких-то военных секретах. Либо награбленные драгоценности, которые они тогда они по каким-то причинам не смогли вывезти.
Либо… кто его знает. У Журавля не хватило фантазии.
Во всяком случае, увидев мальчишку, который за ними следит, бывшие фашисты цацкаться с ним не станут. По голове — бац!.. Яму выкопают (лопата в багажнике!), закопают и — будь здоров.
Совершенная реальность такого поворота дела заставляла сердце Журавля биться с бешеной скоростью, как только кто-то из иноземцев смотрел в ту сторону, где он прятался в кустах смородины.
Как много стоит в нашей жизни случайность! Как менялись временами даже судьбы людские от совсем, казалось бы, незначительных случайных обстоятельств.
И откуда взялась эта худющая полосатая одичавшая кошка.
Она неожиданно появилась у хаты и хрипло замяукала, глядя на иностранцев.
— Оу! Ди катце! — воскликнул старый «ковбой», широко улыбаясь. — Ком! Ком!
И протягивая руку, он пошел к кошке.
«Фашисты любили животных больше, чем людей…» — успел подумать Журавль (он когда-то читал об этом) и тут увидел, что одичавшая кошка убегает от немца в кусты, в которых он сидел.
Немец двинулся за ней. Шаг, еще шаг и…
Журавль не выдержал, вскочил, ломая кусты и царапая руки, бросился прочь.
— Оу, дер Кнабе! — послышался сзади удивленный голос немца. Что тот еще говорил, Журавль уже не слышал. Он бежал так, как не бегал никогда в жизни. Сердце его замирало. Ему казалось, что вот-вот он услышит сзади погоню, выстрелы и …
Но выстрелов не было. И погони не было тоже.
Сашку Цыгана и Марусика он встретил почти у самых Бамбур.
Ребята, отяжелели после обеда, шли неторопливо и о чем-то весело переговаривались. Увидев Журавля, они так и остолбенели, пораженные.
— Что такое?
— Что случилось?
Журавль, виновато склонив голову, всё рассказал.
— Ну! Ну ты даешь! — воскликнул Сашка Цыган. — Зачем ты вскочил? Он бы тебя и не заметил. А так… провалил такой наблюдательный пост и вообще. Теперь они знают, что за ними следят. Вот лопух! Вот…
«Ага! Хорошо тебе сейчас в компании размахивать руками! Побыл бы ты один на один с этими фашистами», — подумал Журавль, но вслух не сказал.
— Я думаю, сейчас идти туда нельзя, — произнес Марусик. — Да и ни к чему. Я же говорил, они днем не будут копать.
— Точно, — согласился Журавль. — Они бы давно уже… если бы…
— Значит, пойдем ночью, — сказал Сашка Цыган.
— И что — всю ночь будем… — Марусик не закончил.
— Если надо, то будем, — отрубил Сашка Цыган. — А что?
— Да я думаю, всю ночь не придется. Я думаю, они, как только стемнеет, своё сделают и — ищи ветра в поле. — Журавль свистнул.
— Их нельзя отпускать. Это, по-моему, главное, — сказал Сашка Цыган. — Задержать надо, пока не вернуться наши.
— Нет вопросов, — подтвердил Марусик. — Это — главное! Точно!
— А как же их задержать? Они такие здоровые. Не справимся, — серьезно сказал Журавль.
— Машину испортить… Колёса проколоть или еще что… А?
Марусик вопросительно посмотрел на Сашку Цыгана.
— А если они просто туристы? Международный скандал… Нет! Нельзя, — Сашка Цыган отрицательно замотал головой.
— А что, если перекопать дорогу? — прищурил один глаз Журавль.
— О! Это идея! — загорелся Сашка Цыган. — У хаты Неварикаш. Там как раз узкое место. И горка. Не видно будет, как мы будем копать.
— А с другой стороны — за дедом Коцюбой, у липняка, где лужа, — подхватил Марусик.
— Молодцы мы! Умные ребята, — весело воскликнул Сашка Цыган. — Айда за заступами. Сразу и начнем!
— И ребята бегом бросились в свои родные Бамбуры.
Глава шестая, в которой рассказывается о ночных приключениях, о катастрофе и верном Бровко
Липки — всего лишь одна улица, что протянулась по всему концу села, огибая липовую рощу и переходила в полевую дорогу.
Когда-то это был старый путь на Васюковку и далее на юг, в Крым, путь, которым чумаки ездили за солью. Движение тут было очень оживленным, и, как вы помните, рядом с дедом Коцюбой когда-то стоял тут даже шинок Стефана Бойко.
Но потом дорогу на Васюковку спрямили, построили мост через Голубеньку, и этой старой дорогой уже никто не ходил. Разве что механизаторы в поле. Да и то редко.
Значит, с этой точки зрения идея перекопать дорогу вызвать осложнения вряд ли могла.
Сначала, засветло, решила копать за дедом Коцюбой, у рощи. Там прибывшие увидеть их никак не смогут. А это направление казалось ребятам самым важным. Ведь если «мерседес» будет уезжать после «операции», то наверно всё-таки, через поле на Васюковку, чтобы не ехать через всё село. Да и прибыли они в Липки именно с той стороны, из Васюковки. В этом ребята убедились, когда с заступами в руках кружным путём добрались до липняка. На дороге было четко видны следы «мерседеса».
— Вот тут! — сказал Сашка Цыган.
Дорога в этом месте шла овражком. С одной стороны начинался липняк, с другой — крутой склон, а за ним сразу глубокая лужа. Объехать было невозможно.
Ребята поплевали на руки и принялись за дело.
— Глубже, глубже копайте! — командовал Сашка Цыган. — И землю на одну сторону сбрасывайте, вот сюда. Чтобы было как противотанковый ров. А то у этих «мерседесов» такой мотор, что…
— Ага! Глубже! Тут хоть бы как, — недовольно буркнул Марусик.
Заступы скрипели, ребята тяжело дышали.
Перекопать битую дорогу, которую сотни лет раскатывали, трамбовали колесами миллионы всяких разных возов, колымаг, дормезов и других средств передвижения, — ой, нелегкое это дело.
Земля была твёрдая, как камень.
До самых сумерек провозились друзья. Но дорогу всё-таки перекопали. Упрямые они были ребята.
— Не пройдет! Не только «мерседес» — вездеход «Нива» и то не пройдет! — уверено сказал Сашка Цыган.
Уставшие Журавль и Марусик, которые лежали навзничь у края дороги, только молча тяжело вздохнули в ответ.
— Ну, а теперь глянем, что они там делают, и — на другой объект! — скомандовал Сашка Цыган.
— Да подожди! Дай отдохнуть немного. Ишь, упорный! — запротестовал Марусик. — У меня спина не разгибается.
— Они ждать не буду, их твоя спина не интересует. Вставайте, ну!
Но ни Марусик, ни Журавль даже не пошевельнулись.
— Ну хорошо. Десять минут на отдых.
Однако и через двадцать минут ребята не поднялись. Только через полчаса Сашка Цыган сумел поднять их. И откуда у него бралась эта энергия?!
Посреди двора горел костер. Иностранцы сидели вокруг костра и разговаривали. И снова больше говорил старый «ковбой», а те двое слушали и лишь иногда вставляли пару слов. Ничего копать, кажется, они не собирались.
— Странно, — пожал плечами Сашка Цыган. — По-моему, им давно можно было бы и начинать.
— Это они хотят сбить нас с панталыку, — сказал Марусик. — Они же видели Журавля, и подозревают, что какая-то ребятня за ними следят. Вот и решили дотянуть до глубокой ночи.
Журавль промолчал.
— Может… Может, и ждут, чтобы все уснули, — согласился Сашка Цыган. — Но не на тех напали. Идём!
Между двором, где когда-то старые Кандыбы, и двором покойной Степаниды Неварикашу (той самой, помните, что, как и Павлентий, была понятой, когда искали клад). Липовая улица была очень узкой. Очень узкая и очень разбитая. Тут и без этого всегда застревали подводы, а в непогоду буксовали машины.
Лучшего места для преграды и не найдешь.
Тем более, что улица отсюда начинала подъем на пригорок, а уж затем спускалась к липняку.
Поэтому иностранцам совсем не было видно, что тут делается.
— Ну, давайте! Дружно! Не расслабляйтесь! — закомандовал Сашка Цыган, когда они, снова таки огородами, в обход, добрались сюда.
— Но, ребята… — сказал вдруг Журавль, почесывая затылок. — Вам хорошо, у вас дома никого, а мои мать и бабушка там уже, наверно, паникуют, думают, что мы утонули. Никто же так поздно рыбу не ловит.
— Так что ты предлагаешь? — скривился Сашка Цыган.
— Ну, пойти, покрутиться, поужинать, сделать вид, будто идем на сеновал спать, а самим сюда.
— У тебя только ужин в голове! Нет! Сначала перекопаем, а уж потом…
— Не вопрос! — поддержал Сашку Цыгана Марусик. — А то будем ужинать, а они…
— Ну хорошо, — согласился Журавль.
— Только давай быстрее, а то…
Но всегда, когда хочется быстрее, когда надо быстрее, выходит наоборот. Это уже закон.
Журавль так старался, что черенок заступа неожиданно — хрусть! — и сломался. Он, правда, и так был надломан. Но надо же, чтобы именно сейчас…
Журавль аж плюнул от досады. Ремонтировать заступ в темноте без инструментов нечего было и думать.
— Есть надо меньше! — прошипел Сашка Цыган. — А то такую силу наел, что всё сломаешь.
Журавль только виновато вздохнул. Два заступа — конечно, не три. Дела пошли ровно на треть медленнее. Журавль подбегал то к одному, то к другому:
— Дай покопать. Ты уже устал. Дай!
Но ни один, ни другой не давали.
— Отойди.
— Не мешай.
Журавль на минутку отходил, а потом снова начинал:
— Дай! Ну смотри, как ты сопишь.
— Знаешь, беги домой, — сказал Сашка Цыган. — Правда, там уже волнуются. А мы потом.
— Нет! — замотал головой Журавль. — Без вас не пойду. Дай я покопаю.
— Еще один хочешь сломать? Пусти! Ну, пусти, говорю! Всё равно не дам.
Эх! Какая же это мука смотреть, как друзья работают, а ты стоишь, ничего не делаешь. Из-за того, что нет инструмента. Большое дело инструмент.
— Ну дайте… Ну!
Марусик первый сжалился. Потому что всё-таки устал.
— На уже. Покопай немного.
Журавль схватил заступ с таким азартом, словно это был ценный подарок.
Минут через двадцать, когда Марусик отдохнул, позволил себя подменить и Сашка.
В небе давно зажглись звезды и молодой месяц серебряным парусом выплыл на необъятный небесный простор.
— Ну всё! Хватит! — сказал наконец Сашка Цыган.
Несмотря на усталость до Бамбур бежали очень быстро. Мать и бабуся стояли у ворот.
— Ну, слава богу! — всплеснула руками бабуся, издалека увидев ребят.
Мать молчала, пока не подошли.
— О! Это такая рыбалка? Вместо удочек заступы, — улыбнулась мать.
— Что это за рыба нынче пошла? Не подводная, а подземная какая-то. Что за сорт? Как называется?
— Да мы… мы червяков копали, — запинаясь, сказал Журавль.
— В три заступа. И так, что даже один сломали? — спросила бабуся.
— Да это они, наверно, клад искали… Да, сынок?
Журавль отвернулся. Не любил он врать матери.
— Вот вы какие! От вас не спрячешься, — вместо Журавля ответил Сашка Цыган. — Искали. Правда. Но… — он вздохнул и развел руки.
— Эх вы, копатели! — ласково помолвила, ероша волосы сына (он была довольна собственной догадливостью). — Ну, бегите ужинать, а то всё перестояло.
После ужина ребята пошли «спать» — покарабкались на чердак к Цыгану (словно знали, что им придётся ночью куда-то идти, и еще вчера договорились с матерью Журавля, что ночевать будут вместе).
На чердаке было темно, тихо, пахло сеном, чабрецом, мятою, еще какими-то травами, которые сушились под крышей. Где-то в углу стрекотал сверчок.
— Ждем, пока не лягут спать, и тогда… — сказал Сашка Цыган. — Только и правда не засните.
Предупреждение оказалось не лишним. Ибо уже через две минуты Журавль видел первый сон, задремал и Марусик. Пришлось Сашке Цыгану их расталкивать.
Слезли с чердака осторожно, мягко ступая на лестнице, чтобы не скрипнуть.
Неожиданно загавкал Бровко.
— Да ты что, глупый!.. Это же мы! Цыц! Цыц! — зашипел на него Сашка Цыган.
Но Бровко рвался на цепи, бросался и жалобно скулил:
«Ребята! Я с вами! Ребята! Возьмите меня!.. Я вам пригожусь! Чувствую! Всем сердцем чувствую. Возьмите! Ну! Ребята!..»
Сашка Цыган был вынужден подойти и приласкать его.
— Цыц, глупенький, цыц! Ну не можем мы тебя взять. Ты нам только всё испортишь. Не можешь, извини. Сиди тихо. И сторожи тут хорошо. Сторожи!
Бровко замолк. Но не успокоился. Рвался, пока ребята не исчезли.
Небо затянуло тучами. Месяц и звезды скрылись. Ребята едва разбирали дорогу.
Стал накрапывать дождь.
— О! Этого еще не хватало, — буркнул Сашка Цыган.
— Наоборот. Для разных военных выкапывателей плохая погода — самая лучшая, — со знанием дела возразил Марусик.
Во дворе у «мерседеса» была поставлена палатка, которая светилась изнутри. На стенах колыхались тени. Дождь усиливался. Поднялся ветер.
— Э!.. Промокнем до нитки. Давайте в хату, — сказал Сашка Цыган.
И они побежали скособоченную развалюху, что стояла по соседству с двором, в котором были иностранцы. В хате пахло плесенью и было сыро, как в погребе. На ощупь ребята добрались до единственного окошка с выбитым стеклом, которое смотрело в сторону палатки.