— Ну, пусть сделают ему золотой гребешок!
А однажды утром, еще до зари, он снова запел:
— Кукареку! Ваше Величество, я хочу полцарства!
Царь окончательно вышел из терпения.
— Уберите долой с глаз моих этого дерзкого петушонка!
Но что было делать с петушком?
Убивать его было бесполезно, он всегда воскресал.
Царь был в отчаянии и совершенно не знал, что ему делать: наконец он надумал послать за старухой.
— Если ты не избавишь меня от петуха, то я велю отрубить тебе голову! — сказал ей царь.
— Ваше Величество! — опять отвечала ему старуха. — Дайте мне только один день сроку.
Царь согласился на это и отпустил старуху, а она поскорее побежала домой.
— Ах, милая моя курочка! — воскликнула она, вернувшись домой. — Что мне делать? Царь снова призывал меня к себе и объявил мне, что если я не избавлю его от петуха, то он велит отрубить мне голову.
— Ответь ему: «Ваше Величество! У вас ведь нет детей, так усыновите петуха, тогда он успокоится».
Царю не оставалось ничего другого, как усыновить петуха. Но и это не особенно помогло, потому что, хотя петух успокоился и перестал поминутно требовать то одного, то другого, но царский дворец был настоящим курятником.
Наконец царь не выдержал и снова велел призвать старуху.
— Послушай, старая ведьма! Если ты завтра же не уничтожишь петуха со всеми его курами, то заплатишь мне за это своею головою.
— Ваше Величество! Тут нужно обратиться к волшебнице Фата-Моргане.
Царь послал за Фата-Морганой, но она велела ему ответить так:
— Кто хочет, чтобы его желание было исполнено, тот приходит сам, а кто ничего не хочет добиться, тот посылает других.
Делать нечего, царь должен был сам отправиться к Фата-Моргане.
— Ваше Величество! — сказала ему волшебница, когда он объяснил в чем дело. — До тех пор, пока этот петух не станет таким же человеком, как вы, не ищите покоя.
— Ну что же я должен сделать, чтобы он стал человеком? — спросил ее царь.
— Вот вам три сорта зерен. Вспашите собственными руками три борозды и посейте эти зерна, не смешивая их. Соберите колосья с каждого сорта и выберите из них зерна, потом рассыпьте по земле первый сорт зерен и скажите: «цып, цып, цыпушки, — кто хочет, тот склюет эти зернышки». Куры сейчас же начнут клевать их. А когда не останется ни одного зерна, то рассыпьте на землю второй сорт зерен и опять скажите: «цып, цыпушки, — кто хочет, тот склюет эти зернышки»… И когда не останется ни одного зернышка, рассыпьте третий сорт зерен и скажите снова: «цып, цып, цыпушки, — кто хочет, тот склюет эти зернышки» — и вы увидите, что будет.
Царь поблагодарил волшебницу и отправился обратно во дворец, затем в точности исполнил совет Фата-Морганы. Когда он рассыпал первый сорт зерен по земле и сказал: «цып, цып, цыпушки — кто хочет, тот склюет эти зернышки», — куры бросились клевать их и половина кур околела. Царь рассыпал второй сорт зерен и опять сказал: «цып, цып, цыпушки кто хочет, тот склюет эти зернышки», остальные куры бросились клевать их, и не осталось в живых ни одной курицы. Царь рассыпал последние зерна и сказал: «цып, цып, цыпушки — кто хочет, тот склюет эти зернышки». Петух, который только один оставался в живых, начал клевать их, но едва только он проглотил последнее зерно, как, вдруг, весь вытянулся, стал длинный-предлинный, крикнул в последний раз «кукареку», стряхнул с себя перья и превратился в прекрасного, высокого и стройного юношу. От петуха у него остались только одни петушьи шпоры да гребень. Царь был очень доволен и тотчас же объявил народу, что, не имея детей, он решил, что с этих пор юноша этот будет считаться царевичем.
— Да здравствует царевич! — воскликнул народ, но все же втихомолку все ворчали сквозь зубы:
— Ну, мы еще увидим, что-то будет: кто родится петухом, тот должен, во что бы то ни стало, петь по-петушьи.
С тех пор прошло уже несколько месяцев, и в царском дворце все шло очень хорошо. Только вдруг царевич стал что-то грустен, и ни с кем ни о чем не говорил.
— Что с вами, сын мой?
— Ничего, Ваше Величество! — грустно ответил царевич.
Ему было очень совестно, и он ни за что не хотел в этом сознаться, но ему страшно хотелось пропеть «кукареку».
Призвали царских врачей, но они ничего не понимали в болезни царевича.
— Может быть, царевич желает жениться? — спрашивали они.
— Нет, я вовсе не хочу жениться, — ответил он.
— Чего же вы желаете, сын мой? — спросил царь.
— Я бы хотел пропеть «кукареку».
Нечего делать, нужно было ему позволить это, и царевич отвел душу, целый день прокричав «кукареку».
После этого ему отрезали гребешок, и он не имел более желания петь петухом. Но все же народ ворчал сквозь зубы:
— Посмотрим, кто родится от курицы, тот непременно должен рыться в навозе.
Прошло еще несколько месяцев, и царевич, вдруг снова сделался скучен.
Что с вами, сын мой? — спросил его царь.
— Ничего, Ваше Величество.
Опять позвали докторов, но они снова никак не могли понять в чем дело.
— Может быть, Ваше Величество желает жениться? — спрашивали они.
— Нет, я не хочу жениться, — отвечал царевич.
— Да чего же, наконец, вы хотите, сын мой?
— Я хотел бы выйти на улицу и порыться в навозе.
Нечего делать, нужно было ему позволить это. И вот наш царевич целый день прорылся в навозе и отвел душу.
Наконец пришло время женить царевича.
— Как вам нравится дочь короля испанского, сын мой? — спросил у него однажды царь.
— Ваше Величество! Если вы желаете, чтобы я женился. то я хотел бы жениться на курице.
— Так ты опять принимаешься за то же? — гневно воскликнул царь и велел отсечь царевичу голову.
Но вместо человеческой крови из его раны вытекала только кровь куриная. Как раз в это время пришла старуха.
— Ну, теперь все хорошо, Ваше Величество, — сказала она радостно, и, взяв голову царевича, она приставила ее к туловищу.
Голова тотчас же приросла, и царевич ожил.
Теперь он стал уже настоящим человеком, и у него не являлось никаких безумных желаний.
Вскоре он женился на испанской царевне. Потом они стали царем и царицей и сделали немало добра.
Ти-тирити-ти
ил-был один крестьянин, а у него было поле, величиною с воробьиный нос, и сплошь усеянное каменьями. Он построил на нем шалаш из соломы и жил в нем очень уединенно, круглый год вскапывал землю, сеял и выпалывал сорные травы.
В часы отдыха он всегда вынимал из кармана дудочку и развлекался, играя все один и тот же мотив: ти-тирити-ти, а потом снова принимался за работу.
И что же? Это крошечное, каменистое поле приносило ему урожай более крупного поместья. Если у соседей родилось сам-двадцать, то у него родилось по крайней мере сам-сто.
Соседи его выходили из себя.
— Кум, — говорили они ему, — хочешь ты избавиться от этой груды камней. Есть человек, готовый заплатить тебе за них в три раза дороже, чем они стоят.
Эти камни я люблю,
Не продам их и царю,
— отвечал им крестьянин.
— Кум, хочешь ты отделаться от этой груды камней? — снова приставали к нему соседи. — Есть человек, готовый заплатить тебе за них в десять раз больше, нежели они стоят.
Эти камни я люблю,
Не продам их и царю,
— отвечал наш крестьянин.
Однажды случилось пройти мимо его поля самому царю в сопровождении своих министров.
Увидев это крошечное поле, казавшееся настоящим садом с зелеными и высокими всходами, тогда как окружавшие его поля походили на щетинистую щетку, так они были желты и тощи, — царь остановился, пораженный этим зрелищем, и сказал министрам:
— Это, настоящее чудо! Я бы с удовольствием купил это поле.
— Ваше Величество, это поле не продается. Хозяин его — большой чудак. Он отвечает всем:
Эти камни я люблю,
Не продам их и царю.
— Ого!.. Это мы посмотрим, сказал царь и велел позвать крестьянина.
— Правда ли, что ты не уступишь этого поля даже и самому царю? — спросил царь.
— У его величества много земель!
— Ну, а если б царю непременно захотелось их иметь?
— Я бы сказал:
Эти камни я люблю,
Не продам их и царю.
Царь притворился, что не сердится на это, но на следующую же ночь он послал сотню солдат из своей стражи с приказанием потихоньку вытоптать весь посев и помять колосья до единого. Выходит утром крестьянин из своего шалаша, и что же?… Он видит ужасное опустошение.
— Ах, куманек, куманек! Если бы только продал эту кучу камней, то с тобой не случилось бы такого ужасного несчастья. — говорили соседи в один голос.
А тот молчит себе, да молчит, словно вовсе и не ему это говорят. Но как только соседи разошлись, вытащил из кармана свою дудочку, и опять: ти-тирити-ти…
И вдруг весь посев его поднялся, как ни в чем ни бывало.
Между тем царь, уверенный в успехе своего предприятия, послал позвать крестьянина к себе.
— Кто-то желает тебе зла, — сказал ему царь. — Я знаю, что в прошлую ночь у тебя наполовину истребили посев. Продай лучше мне эту груду камней.
— Ваше Величество! Это неправда. Мой посев стал лучше прежнего, — ответил крестьянин.
Царь призадумался.
«Значит мое приказание не было исполнено», — подумал он.
И начал выговаривать министрам. Но когда они ему донесли, что бедные солдаты так усердно вытаптывали волшебное поле, что и с места теперь двинуться не могут, то царь сильно изумился.
— Пошлите туда сегодня, поздно ночью, целое войско! — приказал он.
Утром крестьянин выходит из своего шалаша, и что же?… Он видит ужасное зрелище: все колосья оборваны, и все поле словно выбрито.
А соседи ему говорят:
— Ах, кум, кум! Если б ты продал эту груду камней, то с тобой не случилось бы этого нового несчастья.
Наш крестьянин — ни слова, будто все это вовсе не ему говорилось.
Когда же соседи разошлись, он опять вынул из кармана свою дудочку, и снова: ти-тирити-ти, — посев его начал вновь вырастать; ти-тирити-ти… и колосья опять налились, словно ни в чем ни бывало.
А между тем царь был вполне уверен, что уж на этот раз хитрость его удалась. Он пожелал повидать крестьянина и полюбоваться на его вытянутую физиономию.
— Очевидно, кто-то желает тебе зла. Я знаю, что в прошлую ночь у тебя совершенно уничтожили посев. Продай мне эту кучу камней, и тогда уже никто не посмеет их тронуть.
— Ваше Величество! Это неправда. Мой посев стал лучше прежнего, — отвечал крестьянин.
Царь закусил губу.
«Значит мои приказания не были исполнены».
— Тут есть какая-то тайна! Нужно ее открыть! — сказал он министрам. Даю вам на это три дня срока.
С царем нельзя шутить. Наконец один из министров предложил пойти ночью к шалашу этого проклятого крестьянина, стать позади него и прождать там до зари.
— Кто знает, что мы можем увидеть?
— Отлично! — ответили другие.
Ночью они отправились к шалашу и так как в нем было много дыр, то и начали через них подсматривать за крестьянином.
Царь не мог сомкнуть глаз, думая о случившемся, и очень рано утром велел призвать к себе министров.
— Ах, Ваше Величество! Что мы видели!
— Что же вы там такое видели? — спросил царь.
— У этого крестьянина есть дудочка и лишь только он начинает на ней играть: ти-тирити-ти, как его шалаш становится дворцом. А потом из дворца выходит девушка краше солнца красного и милее месяца ясного, и он заставляет ее плясать под свою дудочку, а затем говорит ей:
Если царь тобой пленится
И захочет тебя взять,
То для будущей царевны
Семь лет должен простоять
Под дождем и непогодой,
Под палящим зноем дня
И пред всякою невзгодой
Не упасть, тебя любя.
— А что ж потом? — спросил царь.
— А потом он перестает играть, дворец тотчас же становится шалашом, а девушка исчезает.
— Я ему покажу такой дождь и непогоду, что он не обрадуется! — воскликнул царь, задетый за живое.
И в следующую же ночь, в сопровождении министров, отправился к шалашу крестьянина.
Вот наш крестьянин вытащил из кармана свою дудочку и: ти-тирити-ти — вдруг его шалаш превратился в великолепный дворец; он опять: ти-тирити-ти — появилась прекрасная девушка и начала танцевать.
При виде ее царь обезумел.
— Она должна быть моею женой! — воскликнул он.
И, не теряя ни минуты, он стал стучаться в дверь. Крестьянин перестал играть: дворец стал тотчас же шалашом. Но о том, чтобы отворить дверь не было и помина, сколько царь ни стучал, так что он должен был возвратиться во дворец, хотя и горел желанием увидеть еще раз красавицу. На другой день он отправил к крестьянину курьера.
— Царь хочет, чтобы ты тотчас же явился к нему, — сказал тот крестьянину.
Крестьянин, не говоря ни слова, отправился к царю.
— Что вам угодно, Ваше Величество?
— Я приказываю тебе выдать за меня замуж твою дочь! Она станет царицей, а ты будешь министром двора!
— Ваше Величество, тут есть одно условие:
Если кто ее полюбит
И захочет взять,
То для будущей супруги
Семь лет должен простоять
Под дождем и непогодой,
Под палящим зноем дня
И пред всякою невзгодой
Не упасть, ее любя.
— Если же он семь лет не простоит под солнцем и дождем, то не видать ему ее, как своих ушей.
Царь охотно задал бы ему славные солнце и дождь, но помехой этому была красавица дочь его, а потому царь пожал плечами и ответил:
— Пожалуй, я пробуду семь лет под дождем и на солнце.
Прошло немного времени и бедный царь сделался неузнаваемым: он стал словно глиняный, так сильно была опалена его кожа.
Но зато в награду ему крестьянин вынимал время от времени по ночам свою дудочку, но прежде чем начать играть на ней, всегда говорил царю:
Кто скажет слово, тот мало любит;
Кто дотронется, тот все погубит.
Прошло шесть лет, шесть месяцев и шесть дней, и снова пришел крестьянин и заиграл на своей дудочке: ти-тирити-ти.
Появилась красавица и начала танцевать так, как не танцевала никогда. Столько грации и гибкости было в ее движениях, что бедный царь не мог удержаться. Он бросился к ней, обнял ее и воскликнул: