был проигнорирован, а рыжему рассказали о весёлом пробуждении, неизвестных вредителях и смутном будущем нашего сомнительного сотрудничества.
— Так избавься от неё и поймай нормальную нечисть, — жёстко посоветовал рыжий.
Я даже рыться в неаппетитной гадости, что здесь звалась кашей, прекратила. Поиски кусочков мяса приостановила, чтобы опасливо глянуть на хозяина.
Встретившись с ним взглядом, прижала ушки, поджала лапки и впервые в жизни пожалела, что у меня нет длинного и пушистого хвоста, чтобы и его поджать.
Впрочем, положительного эффекта все равно добилась и с чистой совестью вернулась к раскопкам, злорадно глянув на рыжего.
— Жалко, — признался Илистар, погладив меня по голове. Я поощрительно мурлыкнула, вызвав мимолетную улыбку.
— Я хорошая, умная и полезная, — обнюхав кусочек мяса, брезгливо бросила его обратно в тарелку, — а это не очень свежий арлок. Гадость несъедобная.
Арлоки больше всего были похожи на больших крыс с гибким, лысым хвостом, заканчивающимся длинным шипом. Связываться с ними было себе дороже.
Жесткое, безвкусное мясо и бесполезная шкура не стоили риска быть обездвиженным и сожранным заживо. И тот, кто готовил эту бурду, точно не рисковал, использовав при готовке тушу давно умершей и, кажется, даже немного разложившейся нечисти.
— Когда-нибудь твоя доброта тебя погубит, — констатировал рыжий, брезгливо оставив тарелку в сторону.
— Со мной не пропадет, — самоуверенно заверила я тощего пессимиста, погладив по руке своего драгоценного хозяина, и уверенно сообщила, преданно заглядывая в синие глаза, — мы поладим.
Глава вторая. Обживательная
— Эээм, хазяин, а ты правда здесь живёшь? Четвёртый год живёшь и живой ещё? — опора подо мной зашевелилась, Илис пожал плечами. А я, потыкав его лапкой в щеку, сокрушенно призналась: — В лесу было лучше.
Вспомнила холодные, мокрые дожди, что с силой пробивались сквозь листву, доставая до почвы даже под самыми ветвистыми и лиственными деревьями. Вспомнила запах сырости и гниения, и вечно мокрые лапы, и соврала с чистым сердцем:
— В лесу было уютнее.
Ночи, полные подозрительных звуков и голодного воя опасных хищников, вылились в моё привередливое:
— В лесу было спокойнее.
И притопнув задней лапой, безапелляционно заявила:
— И пахло приятно.
В коридорах огромного замка, что волей судьбы и щедростью хозяина, добрые триста лет назад превратился в военную академию, гулял сквозняк, принося с собой густой запах браги, разбавленный иногда едкими ароматами бальзамического состава и пота.
Жуткая смесь.
— Это крыло мужского общежития. Здесь плохо, неуютно и постоянно чем-нибудь воняет, — хозяин мне достался жестокий, не чувствующий тонкую, женскую натуру.
И тут совсем не важно, что моя тонкая натура в особенно голодные годы не брезговала падалью и объедками. И пару раз даже пыталась умыкнуть детёнышей из плохо охраняемых норок.
Я была поражена в самое сердце, но последней каплей стало уверенное:
— Со временем привыкнешь, — сопровождаемое небрежным похлопыванием по голове.
— А сколько тебе тут учиться осталось? — мой унылый вопрос вызвал негромкий смешок.
— Полтора года. У тебя будет много времени, чтобы обжиться, ушастая.
— Хватит звать меня ушастой! — прижав уши к голове лапками, я угрожающе клацнула зубами на потянувшуюся ко мне руку. Илис решил вновь потрепать меня по голове.
— Имени у тебя нет, — напомнил он, не убоявшись моих зубов и все же растрепав шерстку, — и как мне тебя звать, ты не знаешь.
— Ушастая мне не нравится.
Из-за двери, мимо которой мы проходили, раздалось приглушенное «БАБАХ!», потянуло паленой шерстью. Илис хмыкнул и никак не прокомментировал это происшествие.
А я только сильнее вцепилась когтями в его куртку.
Возвращение с практики выдалось изматывающим. Сначала мой слишком самоуверенный хозяин полчаса препирался с лекарем, требуя, чтобы его отпустили на свободу. Потом, все оставшееся время до отправки в родную академию, выслушивал сочувственные речи однокурсников, что жалели его такого бедного, насильно мною озадаченного, и предлагали по-тихому свернуть мне шею, раз он, такой жалостливый, не может. А потом найти тех, кто его мною одарил, и проделать с ними то же самое.
Сначала я пыталась покусать безмозглых советчиков, но хозяин не дал, потом просто шипела, изредка взрываясь низким, утробным рычанием, а под конец и вовсе отсиживалась за пазухой у посмеивающегося Илиса, не желая видеть мерзкие рожи его однокурсников.
Выбралась только когда мы оказались в академии. И тут тоже порадоваться было нечему.
Темно, холодно, гулко. Периодически кто-то орёт, воет, визжит и что-то где-то постоянно взрывается.
Спокойно, тихо и относительно уютно стало лишь когда мы оказались в комнате.
Небольшой, скудно обставленной, но чистой.
— Миленько, — спрыгнув на пол, я деловито обнюхала все углы, героически победила паука, решившего обустроиться со всеми удобствами в углу, между ножкой стола и стеной, и, пока Илис копался в шкафу, готовясь к походу в душ, успела попрыгать на кровати. На кровати не прыгалось. Твердая как доска, она не имела пружин и повторить трюк, что я изобразила в одном из номеров постоялого двора, в который забралась через окно на свет и вкусные запахи, у меня не получилось.
— Хазяин, нам нужна другая кровать!
— Зачем? — стягивая через голову рубашку, он не мог видеть, с каким озабоченным видом я тыкала лапой в тонкий матрас.
— На ней же невозможно спать! Это издевательство! Это не пе-да-го-гич-но, заставлять студентов спать на таких неудобных кон-струк-ци-ях…наверное, — многие слова и речевые обороты я выучила подслушивая разговоры, ещё когда жила в городе. И о значении некоторых из них имела довольно смутное представление.
— Можешь на ней не спать, — великодушно разрешили мне.
— Но как же? — спрыгнув на пол, я деловито подошла к полуголому двухметровому мужику, не чувствуя угрозы. — Где я тогда буду спать?
— На полу, — предложил он и уронил мне на голову свою грязную, пропахшую потом и дымом рубашку. Мне бы стоило помнить, что большой — не всегда умный, а чаще всего очень даже дурак. Вот как мой хозяин, например. Он вроде бы хороший и за целый день я смогла убедиться в том, что быть чьей-то намного лучше, чем быть ничейной, но порой так его покусать хочется.
Я замерла, тихо прошипев:
— Сними ее.
Со мной случались неприятности и похуже грязной мужской рубашки, но это было раньше. До того как у меня появился хозяин, и билет в новую, сытную и спокойную жизнь.
А тут раз и грязная, вонючая тряпка на голове.
— Скоро вернусь. Не скучай, — проигнорировав моё требование, он собрал все необходимое и ушёл, закрыв за собой дверь.
Он ушёл мыться, а меня оставил одну в незнакомой комнате, на полу, под этим.
Шансов на спасение у рубашки не было.
Забыв про брезгливость, я растерзала её, превратив в половую тряпку, а в завершение ещё и сделала
то, о чем мечтала второй час.
К тому времени как чистый и довольный жизнью хозяин вернулся, на полу его ждала изодранная, едко пахнущая отходами жизнедеятельности горных рагр, кучка моего недовольства.
Получасовые скачки по комнате со страшными ругательствами, и обещаниями оторвать мне хвост и открутить уши, можно было считать приятным бонусом и наслаждаться погоней.
Как оказалось, когда тебя пытаются поймать не планируя сожрать, а всего лишь обещая всякие страшные ужасы, которые в жизнь едва ли воплотятся, играть в догонялки очень даже весело.
— Ушастая, ты же оттуда все равно рано или поздно слезешь…
— Лучше поздно! — со знанием дела сообщила я. Взлетев на шкаф, я забилась в дальний угол, прижимаясь к стеночке и со злорадством глядела на тянущуюся ко мне руку. Не доставал. Аж десять сантиметров не доставал. Я нашла себе надежное убежище. И это в первый же день!
— Ушастая! — рявкнул он.
— Неправда! — вякнула я.
И наступившая после этого тишина была полна искреннего удивления.
— А какая тогда? — после долгой паузы наконец-то спросил он.
— Голодная.
Скептическое фырканье было мне ответом.
— Холодная.
Озадаченная тишина.
— И нисчастнайааа! — взвыла не своим голосом, цапнув таки задумавшегося о чем-то Илиса за указательный палец.
— Уй! — рука тут же исчезла, а я, подползя к краю шкафа на пузе, имела счастье лицезреть озадаченного хозяина, задумчиво изучавшего свой покусанный палец. — Надеюсь, ты не ядовитая.
— Вот завтра и узнаем, — мстительно сообщила ему, любуясь нахмуренными бровями и поджатыми губами.
— Слезай, — велел он, позабыв про своё боевое ранение. Даже немножечко обидно стало. Я ж его до крови укусила, мог бы подольше по этому поводу попереживать.
— Зачем?
— В столовую пойдём. Было бы неплохо пообедать. Раз мы и вчерашний ужин, и сегодняшний завтрак пропустили.
— И правильно, что пропустили, — услышав о том, что меня сейчас накормят, я бесстрашно спрыгнула на хозяйское плечо, — скармливать живым, исправно функционирующим организмам утром то, что осталось с вечера — отвратительная привычка!
Меня ухватили за шкирку и быстро стянули с плеча, удерживая на уровне глаз:
— Портить чужую одежду, тоже плохо.
— Кааакую такую чужую? Это же была твоя рубашечка, а ты мой хазяин и у нас с тобой все теперь общее. И кровать, и одежда…и тарелка, — поджав задние лапки, я как можно жалобнее заглянула ему в глаза и сообщила, — и пузо пустое у нас одно на двоих.
Это была победа. На меня плюнули, пообещали в следующий раз уж точно так просто все не оставить, и понесли вперёд. К светлому будущему. К еде. В столовую.
***
Сидя на столе, перед тарелкой наполненной жаренным мясом, я мечтала о том, чтобы оказаться в лесу. И пускай они сами жрут это своё аппетитное, вкусно пахнущее, такое манящее мясо. Лучше быть голодной, зато не помятой.
Стоило нам только появиться в столовой, как Илис привлек внимание одной грудастой девицы, а я пары десятков её разноразмерных соплеменниц. Меня щупали, тискали, дергали, пару раз сжали так, что чуть не придушили, и, не переставая верещать, называя прелестью, лисанькой, пусенькой, и лапопулечкой.
Хозяин на эти издевательства смотрел со снисходительной улыбкой и обнимал свою белобрысую девицу. Предатель и гад, кажется, в тайне надеялся, что меня сейчас придушат таким негуманным способом, и он освободится от бесполезной нечисти.
А я выжила!
И теперь сидела перед тарелкой помятая, нервная, ненавидящая всех. В особенности белобрысую нахалку, что прижималась к моему хозяину, поглаживала его по плечу, на котором я совсем недавно сидела, и что-то увлеченно рассказывала.
Он слушал и ел. Я не слушала и не ела, я закипала.
Когда рядом громко поставили поднос, нервно подпрыгнула, вызвав смешки у присутствующих.
От одного из соседних столов послышалось предложение накапать бедной лисичке успокоительного.
Это было последней каплей. Я набросилась на мясо, с рычанием вгрызаясь в сочные куски и представляя на их месте вон ту рыженькую с холодными, но удивительно сильными руками, что чуть меня не придушила, ту темненькую, с тягой к заячьим хвостам, и того смуглого шутника, что предлагал скормить меня какой-нибудь нормальной хищной высшей нечисти и посмотреть, перейдёт ли моя привязка на неё.
— Ого, — рыжий, что так небрежно и громко присоединился к трапезе, с уважением смотрел на быстро пустеющую тарелку, — знаешь, Илис, я был не прав. Если её поднатаскать и долго не кормить, она всех врагов просто съест.
— Тайс, не говори глупостей. Разве может такая маленькая прелесть, — засюсюкала белобрысая, протягивая руку ко мне, — кого-нибудь обидеть. Она же такая пушистая милаха.
Я поперхнулась, рыжий фыркнул, а Илис со знанием дела предостерёг свою безголовую подругу:
— Поверь мне, Ная, она не милая и не прелестная.
— Йа опафная нечисть, — грозно прошамкала с набитой пастью, враждебно глядя на девушку.
Всерьез меня никто не воспринял. Все умилялись моему аппетиту, встопорщенной шерстке и гневному сопению.
***
Илис спал. Тихонечко сопел, уткнувшись носом в подушку, и ничего вокруг не слышал.
И пока меня никто не видел, не контролировал и не поучал, я решила провести разведку. В конце концов, мне теперь здесь жить, это теперь мой дом родной, и его неплохо было бы изучить.
Закрытую дверь преодолела легко и быстро. Едва слышный хлопок и я уже в коридоре.
Всем были хороши эти перемещения, если бы ещё и беззвучными оказались, я была бы совсем неуловимой. Но мне не повезло. Дар мой оказался немного дефектным.
Коридор ночью стал ещё более неприятным местом, чем был утром. Холодный и тёмный, он пугал тихими копошащимися звуками и странным эхом.
Вжимая голову в плечи, я как можно тише цокала когтями по камню, обследуя коридоры. Нашла мужскую душевую, по запаху определила, где находится туалет, по звукам догадалась в каких комнатах не спят, чуть не довела до сердечного приступа какого-то нервного первокурсника, засидевшегося в библиотеке, и, в итоге, нашла кухню.
Центр всей академии, самое лучшее, самое нужное, самое замечательное место во всем замке.
Здесь было намного теплее, чем в продуваемых всеми ветрами коридорах, и вкусно пахло едой.
Замерев у порога, я несколько секунд просто вдыхала запахи, блаженно жмурясь и поджимая передние лапы. Удивительное, упоительное, ни с чем несравнимое чувство накрыло меня с головой.
Если бы сейчас на глаза показалась та парочка, что поймала меня и привязала к хозяину, я бы их расцеловала от переполняющих меня чувств.
Такого подарка от судьбы и двух наглых идиотов я просто не ожидала.
Столовая была темна и безлюдна, кухня, в общем-то, тоже была безлюдна, но далеко не тиха.
Мелкая, тощая нечисть, в количестве штук двадцати, копошилась у плиты, стола и ящичков с приправами. Одни быстро подготавливали тесто для утренней выпечки, другие разогревали