— О, вы задаете мне слишком сложный вопрос. Я боюсь, что мой ответ не удовлетворит вас. Не знаю, действительно ли ваши эссе о первопредках фантастичны, по в гипотезе о сибирской прародине человечества, как и во всякой гипотезе или неутвердившейся теории, всегда много неопределенного. Впрочем, этими вопросами больше занимались немцы. У них с философией истории всегда дела обстояли лучше…
Катрфаж подробно рассказал о теориях М. Вагнера и И. Мюллера, которые они развивают в последние десятилетия. В основу их взглядов, раскрывающих особое значение суровых северных районов Земли в истории первобытного человечества, положены мысли Ч. Дарвина и его ближайших последователей о главном факторе появления человека — резких изменениях природной среды и вызванной ими коренной перестройке жизнедеятельности его обезьянообразных предков. Это случилось около миллиона лет назад, когда северные области Европы и Сибири покрылись гигантскими ледяными полями, достигавшими в толщину сотни метров. Лед под собственной тяжестью начал двигаться к югу, сметая все на своем пути. Внезапное похолодание привело к гибели большого количества животных, которые не могли переселиться в южные теплые районы.
Ледники, уничтожившие тропические леса, оказались подлинной трагедией для их обитателей, в особенности для тех, кто приспособился к жизни на деревьях. Они поневоле сошли на землю, резко изменили свой образ жизни, стали искать новые источники пищи и выработали иные способы ее добычи. Все это привело к ожесточенной борьбе за существование, победителем из которой вышли те виды, которые проявили наибольшую жизненную активность и изобретательность.
Как же вели себя в этих условиях антропоидные предки человека, лишенные сколько-нибудь мощных «орудий» нападения и обороны? Они, по мнению М. Вагнера, компенсировали свою слабость, употребляя в качестве орудий камни! Длительное и упорное преследование животных при охоте способствует развитию нижних конечностей антропоидов и специализации их для ходьбы и бега. Постоянное использование камней в конце концов приводит к появлению главного признака, отличающего древнейших предков человека от других животных, — умению изготовлять орудия.
Только Север и в особенности Сибирь, где климатические изменения в эпоху оледенения достигли несравненно более грандиозных, чем где-либо, масштабов, мог предоставить благоприятные условия для такого поистине поворотного в истории животного мира Земли события, как формирование древнейших обезьянолюдей. Правда, в Сибири неизвестны костные остатки обезьян, которые могли быть предками первых людей. Но ведь их там никто и не искал…
Далее события, по мнению М. Вагнера, развиваются следующим образом. Ледники неудержимо двигались на юг, покрывая собой десятки тысяч квадратных километров. Первые группы людей переселяются на юг вместе со стадами животных, на которых они охотятся. Эта миграция продолжается до тех пор, пока беглецы, спасающиеся от льда и холода, не достигают предгорий широтного евроазиатского горного пояса. Отступать далее некуда (сверху, с гор, также ползут ледники), и первобытный человек вступает в ожесточенную борьбу за существование с массой пришлых животных. Предок человека оттачивает здесь мастерство метания камней. Он ловко лазит по скалам, спасаясь от хищников, и в связи с ухудшающимися климатическими условиями совершенствует новые полезные навыки, которые приведут впоследствии к появлению «истинного человека». Громадную силу предкам людей придает то обстоятельство, что они действуют не в одиночку, а сплоченными коллективами.
Около пятнадцати-десяти тысяч лет назад на Земле вновь наступает потепление. Ледники начинают таять и отступать на север, к океану. Тогда-то и наступил, по М. Вагнеру, период расселения человечества по планете. От ледников освобождаются огромные территории Северной Азии и Европы, а лишенный льда евро-азиатский горный барьер больше не препятствует миграциям животных. Люди вслед за ними широко расселяются по Земле на восток, запад, юг, а со временем и на север.
Эмиль Картальяк, один из видных исследователей культуры человека древнекаменного периода во Франции, также придерживался точки зрения, что первоначальное заселение Европы первобытными охотниками на мамонтов, северных оленей и носорогов происходило из Сибири. Он обратил внимание исследователей на архаичность культур древнекаменного века, обнаруженных на востоке от Франции, и высказал убеждение, что чем дальше на восток они отстоят, тем малочисленнее, древнее и, следовательно, примитивнее должны быть памятники. Так восстанавливается путь, пройденный древнейшими людьми с места их предполагаемой родины, из Сибири, на запад, вплоть до Атлантики!
Картальяк писал, что даже восточно-европейский палеолит представлен единичными памятниками, а каменные орудия, найденные в России вместе с костями мамонта, крайне грубы и примитивны. Чем дальше на запад от Сибири и восточно-европейских равнин уходил первобытный человек, тем более многочисленные памятники он оставил, тем совершеннее становилась его культура. Уже в Германии и Австрии найдено значительно большее количество орудий из камня, кости и рога, но особенно они обильны и разнообразны на крайнем западе евроазиатского материка — во Франции. Здесь же, по его мнению, впервые появляется первобытное искусство — скульптура и гравюра.
Это не значит, однако, что он отрицает какое-либо сходство между французским и восточным древнекаменным веком. Просто повышение уровня развития культуры эпохи палеолита в западных памятниках по сравнению с восточными подтверждает гипотезу о североазиатском происхождении европейского каменного века. Древнейший человек, утверждает Картальяк, впервые появился в Сибири, когда она отличалась более теплым климатом, чем современный. В одну из эпох отступания на север ледникового покрова древние охотники двинулись из Северной Азии на запад и заселили сначала Восточную, а затем Западную Европу. Более того, Картальяк Убежден, что Сибирь сохраняет роль своеобразного культурного центра и в последующие эпохи: в период новокаменного века и раннего металла. Во всяком случае, он не перестает утверждать на ученых заседаниях, что находки древнекаменного века в России помогут решить вопрос о древнейших стадиях культуры самою раннего человека и путях его распространения из Азид в Европу!
Катрфаж в заключение сказал, что многие из мыслей и предположений Вагнера, Мюллера и Картальяка кажутся ему весьма правдоподобными, хотя впредь до более значительных открытий в России, в особенности в Сибири, вся их система доказательств остается не более чем гипотезой.
Николай Михайлович с нескрываемым удовольствием и вниманием выслушал рассказ Катрфажа, а когда тот снова сказал, что дело теперь за сибиряками, ибо только они могут подтвердить или опровергнуть теоретиков из Франции и Германии, Ядринцев, наконец, спросил:
— А как вы расцениваете открытие Черского?
— Черского? Что вы имеете в виду?
— Черский, ныне знаменитый своими исследованиями по геологии Сибири, в начале своей научной карьеры, в 1871 году, открыл в черте города Иркутска какие-то странные изделия из мамонтовой кости вместе с костями древних животных и расколотыми камнями. Он тогда же предположил, что эта находка относится к древнекаменному веку. В России, однако, к его заключениям отнеслись скептически!
Катрфаж взглянул вопросительно на барона. Де Бай недоуменно пожал плечами.
— Вы считаете, что Черский прав?
— О, это не моя область, чтобы судить об этом, — улыбнулся Николай Михайлович. — К тому же я не видел подлинных вещей, найденных Черским. Когда три года назад я совершил специальную поездку по сибирским музеям, то в Иркутске мне их не показали. Я не знаю, были ли находки сданы в фонды музея Географического общества, но если да, то они погибли в огне пожара 1879 года. Есть, однако, в Сибири один любитель-археолог. Для него мнение Черского — истина, в котором он не сомневается. Я вряд ли стал бы вам об этом говорить, если бы он не мечтал открыть в Сибири как раз те памятники, о которых шла речь сегодня. Мне кажется, он нашел их.
— Палеолит? — быстро спросил Катрфаж.
— Да.
— Вы знакомы с этим археологом? — заинтересовался де Бай.
— Я познакомился с ним в ту же поездку по музеям в 1886 году, когда прибыл в Красноярск, — ответил Ядринцев. — Его зовут Иван Тимофеевич Савенков…
Николай Михайлович рассказал французским ученым как можно подробнее о Савенкове. Его открытия заслуживали этого. Беседа затянулась за полночь…
…Слово «любитель» в отношении к людям, которые помимо основных своих занятий вторгаются в пауку, приобретает в устах «профессионалов» обидный оттенок. Дилетант, любитель — разве можно ученым всерьез полагаться на его работу, наблюдения и выводы! И все же Савенков с его доходящей до фанатичности преданностью науке о древностях, по целеустремленности, стремлению к максимальной точности, совмещенной с осторожностью, любитель-археолог в лучшем смысле этого слова. В своей работе он достиг той грани, когда любительство перерастает в подлинный профессионализм.
Может быть, широта интересов Ивана Тимофеевича была обусловлена и удачно выбранным факультетом Петербургского университета — в 1870 году он окончил естественно-историческое отделение физико-математического факультета. В тот же год Савенков уехал в Сибирь, которая была для него настоящей родиной, поскольку большую часть детских и юношеских лет он провел в Иркутске. Иван Тимофеевич направляется на работу в Красноярск, где сначала, преподает в гимназии математику, физику и естествознание, а затем в 1873 году становится директором учительской семинарии.
Семья Савенковых, по рассказам старожилов, выделялась среди интеллигенции Красноярска. Иван Тимофеевич — человек редкой жажды знания и трудоспособности, замечательный педагог, творчески разрабатывавший проблемы воспитания детей и подготовки учительских кадров. Он отличался поразительной энергией и разнообразием интересов. Сочинитель легких пьесок и стихов для детей, любитель экскурсий и походов, блестящий шахматист, лучший стрелок города и артист, поклонник многих видов спорта, Савенков упорно занимался самообразованием. Супруга его Екатерина Ивановна Батурина — первая женщина в Красноярске, которая поступила на государственную службу. В их доме бывали такие крупные представители русской науки и краеведения, как Норденшельд, Черский, Лопатин, Мартьянов.
Каково же было удивление знакомых Ивана Тимофеевича, когда он внезапно, забросив все свои увлечения, занялся краеведением. Сначала он совершает экскурсии в окрестности Красноярска, а затем становится «ревностным археологом». Заветной мечтой его стало открытие на Енисее… древнекаменного века!
Трудно сказать, что именно подтолкнуло Савенкова к решению такой сложной и необычной задачи: может быть, непрекращающиеся дискуссии о «мамонте в Сибири» или грандиозная Антропологическая выставка в Москве, организованная в 1879 году по инициативе Московского общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при участии ряда крупнейших зарубежных археологов и антропологов, в том числе Катрфажа. Возможно, его увлекли корреспонденции Д. Н. Апучина из стран Западной Европы, где он изучал в музеях древности и копал палеолитические пещеры. Главным, что укрепило мысль о возможности открытия культуры «допотопного» человека на берегах Енисея, несомненно, были заметки И. Д. Черского (У находках у Военного госпиталя. Если культура Homo deluvie testis открыта на берегах Ангары, то почему она не может оказаться на Енисее?!
С чего следует начата, где искать остатки древнейшей культуры? Может быть, так же, как во Франции и Бельгии, в пещерах? Благо их в окрестностях Красноярска и в особенности в долине живописной Бирюсы довольно много. Но разведки в пещерах принесли разочарование. И вот тогда-то, в самый ответственный момент, Иван Тимофеевич знакомится с И. А. Лопатиным, одним из замечательных русских геологов-путешественников. Где бы ни бывал Лопатин — в Минусинских степях, на Сахалине, в Приамурском или Приморском крае, он всюду отмечал памятники старины, описывал их, а некоторые даже раскапывал. У него, в частности, хранилась довольно значительная коллекция орудий новокаменного века, собранная около Базаихи и Ладеек вблизи Красноярска.
Иннокентий Александрович в один из своих очередных приездов в Красноярск посетил Савенкова, и тот рассказал ему о своей мечте найти палеолит на Енисее. Лопатин посоветовал ему искать остатки культуры древних охотников не в пещерах, а в обрывах высоких речных террас, сложенных желтоватой глиной воздушного происхождения, лессом. Ведь именно здесь часто залегают кости древних гигантов — носорогов, мамонтов, быков и лошадей, современников первобытного человека. Если вместе с ними окажутся обработанные камни, это и будет палеолит. На месте открытия надо провести точные геологические наблюдения, установить условия, в которых залегают кости и камни. Если такие находки действительно последуют, то не стоит увлекаться сравнениями и аналогиями с тем, что известно по открытиям в Европе. Главное — точность наблюдений.
Как первый, так и второй совет Савенков принял на вооружение и неукоснительно выполнял их.
Лопатин с этих пор стал Помогать своему коллеге по увлечению археологией. Он снабжал его книгами и библиографическими указателями по «доисторической археологии», предлагал свою помощь при обработке материалов. Савенков высоко ценил его и говорил своим знакомым, что «с геологией и археологией края он знаком более, чем кто-либо другой».
Иван Тимофеевич с энтузиазмом занялся поисками палеолита в Красноярске и прилегающих к нему районах. Однако успех пришел не сразу. Работать приходилось в трудных условиях. В городе не было тех, кто показал бы методы работы как в области археологии, так и в геологии. Среди «неблагоприятных условий» и «прискорбных затруднений» самым, может быть, досадным и труднопреодолимым была «ощутительная бедность литературных пособий». Чисто подготовительный этап работы при характерной для Савенкова добросовестности отнимал много времени. А ведь он был «всего-навсего» любителем, т. е. изучать книги и совершать экскурсии приходилось после выполнения прямых служебных обязанностей.
В 1883 году пришел первый небольшой, но оттого не менее радостный успех. Во время очередной экскурсии в глубокой промоине недалеко от села Ладейки Иван Тимофеевич нашел необычное каменное орудие, которое поразило его. По размерам оно, при сравнении с изящными, гонко обработанными и миниатюрными изделиями новокаменного века, значительно превосходило все известное ему До сих пор. Оббивка камня была примитивна и груба. И даже дополнительная подправка, которой древний мастер стремился «облагородить» свое детище, не спасала положение. Орудие выглядело архаическим и подлинно первобытным. Все это совмещалось с характерной формой изделия. Когда Савенков очистил его от глины и увидел полностью, то удивился: до чего же оно напоминало ему каменные инструменты, которые французские археологи называют в своих изданиях сент-ашельскими и мустьерскими! Мог ли он мечтать о такой древней культуре человека на Енисее?!
Но сам по себе примитивный облик орудия не являлся еще точным критерием Древности. Савенков вспомнил предостережение Лопатина: «Не увлекайтесь сравнениями. Главное — точность наблюдения». Вспомнил и стал тщательно исследовать место находки. Вознаграждение за труд не замедлило появиться: недалеко от участка, где в глину впился камень, он нашел другую не менее интересную находку — кость крупного «первобытного быка». Казалось бы, что ценного может быть в ней — кость как кость, таких всюду валяется множество. Но в том-то и дело, что кость «первобытного быка» датировала вне всякого сомнения глинистый слой с каменным орудием, а следовательно, и само изделие первобытного человека, значительно более древним временем, чем новокаменный век. 10–15 тысяч лет — вот самая ранняя из возможных его дат!
Находка около Ладеек явилась началом последующих, не менее замечательных открытий. Имя Савенкова становится известным в Иркутске. Его принимают в члены Восточно-Сибирского отдела Русского географического общества и выделяют средства на дальнейшие разведки и раскопки в окрестностях Красноярска. В 1884 году начнется серия продолжительных и успешных экскурсий в села Ладейки, Няшу, Базаиху, Перевозную, Собакино. Удивлению жителей нет границ, когда они воочию видят результат непонятных «земляных работ» на песчаных дюнах, речных террасах и даже на вершинах возвышенностей, где, как оказалось, располагается древний город, возраст которого полторы-две тысячи лет! Ему стали приносить «редкости», которые приводили затем к любопытным находкам.