Немного времени прошло, невмоготу стала Федору жизнь без Вареньки. Перестали его радовать колокольные звоны, которыми он звал ее назад. Выпросил он у Зосимы коня и отправился вслед за боярышней, чтобы в земле чужой ей опорой быть.
Долог был путь, пока не прибыл он к фон Инстеру. Мрачный замок возвышался на крутом берегу реки. Долго стучался Федор, прежде чем угрюмые стражи вышли на стены. Оказалось, что граф уже полгода как перестал выходить из своих покоев и никого не принимает у себя.
— Но я не к графу приехал, а к жене его. Я слуга, гонец от отца боярышни Вареньки!
Но и тут не открылись ворота для Федора. С трудом узнал он от местных жителей, что жена графа фон Инстера в опале. В колдовстве заподозрил ее муж и цепями сковал ее руки. Ходит по замку день и ночь молодая графиня, но выходить за стены ей запрещено.
Гнев охватил Федора. Погнал он коня к магистру Ливонского ордена и там требовал рыцарского суда:
— Пусть пред Богом ответит граф, вправе ли он карать свою жену, а на ее стороне я готов выступить с мечом в руках.
Не решился магистр нарушать мир с Русью и послал герольдов, чтобы вызвали Гольдмунда на поединок с воином. Только повелел не давать чужеземцу ни доспехов кованых, ни копья турнирного. Пусть сражается хоть колом деревянным, коль осмелился благородного рыцаря на бой вызвать.
В назначенный день собрались рыцари перед замком графа. Загремели трубы, и Гольдмунд фон Инстер выехал на поле, весь закованный в броню. Лицо забралом скрыто, алый бархатный плащ на плечах, а на шлеме черные перья. Вслед за ним слуги вынесли в кресле графиню и поместили ее рядом с магистром ордена. Смолкли все вокруг, когда магистр поднял свой жезл и задал графу первый вопрос:
— Почему прячете свое лицо под забралом? Или не почитаете суд рыцарский?
Глухим голосом ответил фон Инстер, что болезнь понуждает его скрывать свою внешность, а не презрение к суду.
И второй вопрос задал магистр:
— В чем, граф, вините жену свою и почему держите ее в цепях?
Горьким смехом ответил ему Гольдмунд фон Инстер:
— Спросите об этом жену мою. Пусть ответит она и на первый, и на второй вопрос.
Магистр вопросил графиню, и герольды перевели его слова. Но молчала Варенька, не опустила глаз, и магистр понял, что не дождется ответа. Тут выступил Федор и объяснил, что графиня нема и не может быть ответчиком. Тогда, махнув рукой, магистр дал знак начать поединок.
Подъехал Федор к Вареньке:
— Признаешь ли меня, графиня, своим заступником?
Кивнула она, затем отвернулась и дала знак слугам. Через минуту принесли они для Федора доспехи и копье, и когда облачился он, гул по толпе прошел. Так же как у графа, его плечи покрыл алый плащ, а на шлеме черные страусовые перья развевались. Не отличить было одного от другого.
Запели звонкие рога, и помчались воины друг на друга. Долго сражались они, наконец один из них нанес страшный удар противнику. Раскололся шлем рыцарский, и опрокинулся воин на конский круп. Ноги его в стременах застряли, и помчал его конь прочь от ристалища. Зрители рукоплескали, ибо многим показалось, что побежден был русич, но когда победитель откинул забрало и подъехал к магистру, явилось взорам толпы лицо Федора. Не осмелились рыцари чинить препятствия. Отдали победителю молодую графиню. Поднял он ее в седло и тронул коня.
— Эй, кто же ты, имя скажи, чтобы знали мы победителя? — закричали ему вслед.
Но ни слова не ответил рыцарь. То ли смертный бой, то ли зарок тайный сомкнули ему уста, и стал он так же нем, как Варенька.
На Святой Руси звонили колокола, а боярин Зосима молодых с иконой встретил. Обвенчали их в церкви на берегу реки, и молился народ за их счастье и здравие. Многие помнили, какими певцами были Федор и Варенька, и дивно было, что смолкли их голоса навек. Но и без песен своих жили они, горя не ведая. Лишь раз в году поднималась Варенька на звонницу и била в свой чудо-колокол. И на зов его мчался из неведомых краев мертвый рыцарь. Входил он через отпертые ворота в боярский терем. Подходил к столу, уставленному яствами, долго смотрел на своего соперника, чей облик до малейших черточек передался ему, превратив его в двойника славянского воина. Потом останавливал свой взор на Вареньке, дивясь силе ее сердца. Каким счастьем одарила она его, но и сколько горя принесла, подчинив его жизнь своей судьбе! Смахнув слезу, осушал рыцарь Золотой кубок с вином и, кивнув обоим, мчался в ночь, что одна лишь и знала его дорогу.
Ива
Большой старый город медленно засыпал. Небо склонило лицо свое, мерцая тихими звездами, будто вглядываясь в колыбель смолкшего ребенка. Разжатые ладони гор, на дне которых покоились дома, благоухали цветущим жасмином, и трепетные порывы теплого ветра несли его аромат по извилистым улицам. На ратуше одиноко ударили часы.
Словно отозвавшись на их призыв, заскрипела и стукнула дверь веселого кабачка, дававшего приют всем, кто не чтил власть ночи. Молодой художник вышел из него и, не разбирая дороги, побрел по мостовой. Временами он останавливался и к чему-то прислушивался.
— Нет, нет… — бормотал он, — если сегодня мне встретится эта проклятая карета, я не испугаюсь. В конце концов, нельзя же так долго оставаться в плену у своей фантазии. И почему не допустить совпадений? Может, это разные кареты, а я их принимаю за одну и ту же. Но отчего тогда они следуют со мной одним путем, куда бы я ни направлялся?
Позади юноши раздалось цоканье копыт. Безотчетно поддаваясь страху, как и в прошлый раз, он ускорил шаги, а затем побежал. Но напрасно сворачивал художник в узкие улицы, напрасно убегал в проходные дворы — карета неотступно двигалась за ним. Наконец силы оставили его, и он прижался к стене. «Сейчас она проедет мимо, и ничего не случится». Карета поравнялась с ним. На козлах, согнувшись, застыла человеческая фигура.
— Эй, остановись! — крикнул юноша.
Лошади продолжали трусить, а возница не шевельнулся. Сам не зная, что делает, художник вскочил на подножку и заглянул внутрь. Там было темно. Он ощупал сиденье — пусто. Юноша уже собирался спрыгнуть обратно, когда встречный фонарь озарил внутренность экипажа. На том самом месте, где только что была его рука, сидела прелестная женщина в сверкающем подвенечном наряде. Пышный белый парик, как облачко, вставал над высоким чистым лбом. Глаза были закрыты, но, казалось, струили тихий свет сквозь длинные пушистые ресницы. Может быть, она и спала, но легкая улыбка ее губ, без сомнения, предназначалась юноше. Пораженный, он соскочил на землю и так и остался стоять посреди улицы, пока карета не скрылась.
Только под утро в глубокой задумчивости он вернулся домой. Самые смутные мысли и чувства обуревали его. Ночная карета, спящий кучер, призрак улыбнувшейся красавицы наполнили душу тревогой и ожиданием. Может, сама судьба подает ему знак, что он должен скоро умереть? Может, это похоронные дроги являются ему на пути? Юноша вспомнил рассказы своей матери о каком-то древнем проклятии, висевшем над их родом. Постепенно, картина за картиной, встала перед ним вся история его жизни, в которой он с трудом мог отличить действительность от своих фантазий и ярких сновидений, являвшихся ему с детских лет…
Альфред Корден принадлежал к старинной фамилии основателей города. Три столетия назад предок Альфреда, прозванный Золотоголовым, выстроил на склоне гор замок, чтобы поселиться в этих местах, которые населяли волшебники-друиды, ему пришлось заключить союз с духами природы. Однако, как гласит предание, не все таинственные обитатели долины смирились с соседством человека, нарушившего их покой. Чьи-то уста поклялись отомстить Золотоголовому, и, верно, это была не пустая угроза.
Кордены всегда были смуглыми и черноволосыми. Но если случалось кому из них родиться светлым и белокурым, то его постигала странная судьба. Последний Золотоголовый, прадед Альфреда Артур Корден, считался безумным и пропал без вести. Про него старались не говорить, но Альфред услышал о нем от старого дворецкого.
— Не берусь я судить о рассудке вашего прадеда, — сказал тот, — знаю только, что при нем в замке круглый год благоухали цветы и никто из людей, обращавшихся к нему, не уходил обиженным. Из города поднимались жители, прося его совета и благословения в делах. Что же касается последних дней хозяина, то и здесь больше загадочного, чем безумного. Незадолго до того как Артур Корден исчез, он объявил о своем намерении жениться. Невесту его никто не знал, только один раз ночью на балу видели неведомую красавицу, которую он вывел в парк, а оттуда вернулся один. В канун свадьбы собрались гости. Артур приказал зажечь все огни и ожидать прибытия невесты. Уже наступила ночь, а она все не появлялась. Хозяин взял факел и вышел в парк. Гости хотели последовать за ним, как вдруг налетел страшный ураган, посыпались разбитые стекла, в одно мгновение все свечи погасли, и замок погрузился в темноту. До рассвета царил переполох, слуги нигде не могли достать огня, так как даже угли в каминах потухли.
Артура Кордена нашли в парке у старой ивы, считавшейся священной. Как говорили, она была посажена в тот день, когда заложили первый камень замка. Хозяин лежал у корней дерева, погруженный в беспамятство. Как только он пришел в себя, издал страшный крик и затем обратился к священнику, требуя, чтобы тот обвенчал его с ивой. Священник отказался, и тогда Артур впервые в жизни обнажил шпагу. Обряд был совершен. Артур надел свое кольцо на ветку дерева и в тот же день пропал. Ива же с того момента стала сохнуть, и мы больше никогда не видели на ней зеленых побегов. А когда нам было приказано снять обручальное кольцо с дерева, мы его не нашли…
Еще ребенком Альфред часто ловил на себе тревожные взгляды матери, и все окружающие относились к нему с особым чувством, будто чего-то ожидая от него. После рассказа дворецкого мальчик понял причину такого отношения. Среди братьев и сестер он выделялся именно золотым цветом волос. Старую иву Альфред хорошо помнил. Она стояла на берегу глубокого прозрачного пруда, обвитая плющом так густо, что казалась зеленой и цветущей, хотя своих листьев у нее не было. Ее не срубили в память преданий. Мальчик любил часто сидеть рядом с ней и смотреть на протекавшую мимо замка реку, лес и долину, в которой стоял город.
Иногда Альфред, замечтавшись, засыпал прямо на дереве, и ему снились чудесные дети, игравшие с ним. Он узнавал их в следующих снах. Они как будто росли вместе с Альфредом и считали его своим другом. А однажды… однажды он увидел их наяву. Это было в день, когда в замке совершали обряд очищения. Детям запретили выходить из своих комнат, во всем замке потушили огни, чтобы не привлечь духов. Взрослые собрались в капелле, где приехавшие монахи должны были всю ночь служить молебен. Альфред не мог уснуть. Любопытство разбирало его. Тихонько он выскользнул через окно в парк и побрел к пруду. Внезапно мальчик увидел синие мерцающие огоньки, замелькавшие в аллеях, и к нему подбежали те самые дети, которые ему снились. Они очень спешили и, подхватив его под руки, заставили бежать с ними вместе к реке. Он помнил, как они умоляли его достать огонь.
— Зачем он вам? — спросил Альфред.
— Мы должны помочь заблудившимся найти дорогу.
— Но ведь у вас есть синие огоньки.
— Это не то, это болотные искры. Они не видны с того берега.
Подул сильный ветер, и дети исчезли. Альфред пошел обратно, но у пруда остановился. Бледное сияние исходило от воды, и старая ива казалась ожившей. Длинные серебристые листья покрывали ее ветви, а из дупла доносились странные звуки, напоминавшие рыдания. Альфред бросился к дереву и потерял сознание. Утром он проснулся в своей комнате и никому не рассказал, что с ним произошло ночью.
…Прошли годы. Альфред вырос и, как старший в роду, должен был унаследовать замок. Но видя, что все родные полны недобрых предчувствий и ожидания несчастья, которое было предсказано, он бежал из замка, решив стать художником. Никто из его друзей в городе не знал, что остроконечные башенки, еле различимые в густой зелени гор, были когда-то его гнездом. Альфред и сам старался забыть об этом. В глубине души он страшился назначенной ему судьбы и думал, что избежит ее, покинув замок. И вот теперь неведомый мир вновь встал на его пути, и он не мог отвернуться от него. Прекрасная женщина в карете пленила его мечты. Переборов страх, Альфред решил увидеть ее еще раз.
Снова встретив ночную карету, он последовал за ней. Она долго кружила по улицам, затем выехала за город. По неведомой лесной дороге двигались лошади и наконец остановились у громадной скалы, напоминающей сидящего великана.
Альфред увидел, как кучер спустился с козел и помог выйти красавице. Долго она стучала в каменные двери, но никто не отозвался. Они снова заняли свои места и вернулись в город. На окраине, окруженный высокой стеной и садом, стоял ничем не примечательный заброшенный дом. Опять, тяжело вздыхая, возница помог таинственной незнакомке выйти из кареты, и они скрылись за воротами. Лошади сами тронулись, и экипаж растаял в утреннем тумане…
На следующую ночь Альфред проник в дом, но он оказался пустым. Юноша спрятался в дальнем углу и стал ожидать. Под утро явилась красавица и, упав в кресло, замерла. Альфред не мог оторвать взгляда от ее лица. Но вот сквозь узкую щель в задернутых шторами окнах заглянул тонкий луч встающего солнца — и в то же мгновение женщина в кресле исчезла.
Вернувшись домой, художник взялся за кисть, пытаясь по памяти восстановить лицо призрака. Это удалось, но плохо. И опять, забыв о сне, Альфред караулил незнакомку. На этот раз он решил остаться в доме до вечера. Закат угас, и она появилась в кресле в той же позе. Взяв инструменты с собой, юноша лихорадочно переносил ее черты на холст, когда чья-то тяжелая рука опустилась на его плечо. Он обернулся и едва успел отскочить: острие шпаги оцарапало его лоб, и кровь залила глаза Альфреда. Он бросился на противника. Выхватив у него шпагу, он в свою очередь нанес удар. Нападающий застонал и осел на пол. Альфред протер глаза и наклонился к нему. Это был возница. Но каким странным показалось его лицо! Изрезанное глубокими морщинами, оно еще сохранило печать благородства в тонких чертах, однако самое удивительное — голову его покрывали длинные золотые волосы. Старик открыл глаза и вдруг улыбнулся:
— Благодарю тебя, юноша, ты освободил меня.
— Но кто ты? — прошептал Альфред.
— Я — Артур Корден, — ответил умирающий.
— О Боже, что я наделал! — воскликнул Альфред. — Ведь вы — мой прадед.
Старик слабеющей рукой коснулся волос юноши:
— Не отчаивайся, Золотоголовый! Так было нам предсказано — погибнуть от собственной шпаги. Но теперь проклятие болотных Фей исполнилось, и дорога свободна. Ты займешь мое место и в ночь очищения доставишь карету в наш замок. Любовь Ивы вознаградит тебя, не забудь только получить благословение Отца Камней.
— Кто это?
— Это дух, заточенный в скалу, к которой мы подъезжали. Когда-то он должен был благословить наш союз и помочь дриаде Ивы остаться среди людей в своем облике и при свете дня. Но благодаря чарам невеста моя заблудилась и не смогла вернуться в замок. Я разделил ее судьбу. Но ты вернешь душу засохшей Иве и сам вернешься в замок.
Старик вздохнул, и глаза его закрылись…
И вот Альфред занял место кучера. Каждую ночь он выходил за ворота и ожидал карету. Вместе с молчаливой дриадой они колесили по темным улицам города. Иногда Альфред пытался свернуть на дорогу, ведущую к замку, но мрак становился гуще, тени пугали лошадей, и он не мог достигнуть цели. Возвращаясь в дом, юноша в оставшееся время до восхода солнца писал портрет дриады. В канун ночи очищения он сумел закончить его.
Страшная непогода разыгралась в горах: то снег, то дождь хлестали карету. Альфред едва отыскал в темноте Отца Камней. В ответ на стук дриады страшный гром прокатился над долиной. Лошади захрапели и стали на дыбы. Юноша не смог удержать их, и они понесли. Жалобный крик дриады донесся откуда-то издали.