Кроме того, происходит следующее: я настаиваю на своей категоризации – для меня она «сладкая». И она это принимает, коль скоро я позволяю ей оставить и «непоседу» тоже. Таким образом самоощущение Тувы становится более емким: она есть кто-то один (непоседа) и плюс к этому кто-то еще (сладкая). Она становится кем-то новым, кем-то бoльшим. Она получает подтверждение пониманию самой себя и расширяет его.
Вот другие примеры классификации в представлении о себе:
Пятилетняя Хедда: «Я – молодой ребенок!»
Восьмилетний Андерс: «Мне нравится розовый, хотя это девчачий цвет, но я это говорю как мальчик».
Семилетняя Юни: «Если я сделаю так, как хочет Аннели, я как будто потеряю себя. А если я сделаю так, как я хочу, тогда я потеряю Аннели. Это сложно».
Как повторяющийся опыт превращается в привычки
Посредством опыта многократных взаимодействий с другими людьми ребенок выстраивает знания и собственное понимание жизни и не в последнюю очередь формирует представление о самом себе и своем месте среди окружающих. Категории, которые формируются в ребенке, задают характер его поведения – непоседа ведет себя не так, как принцесса.
Категории играют роль своего рода «зеленого света» для выполнения определенных действий. И чем лучше определенный образ действий укоренен в опыте ребенка, тем прочнее он закрепляется как составляющая жизненных привычек и процедур. Многочисленные тренировки и частые упражнения всегда приносят результаты – как в повседневной жизни, так и на спортивной площадке. Часто повторяющийся опыт в итоге преобразуется в жизненные ориентиры и установки.
Представьте себе малыша Ларса, ищущего утешения у мамы или папы, когда он огорчается, пугается или просто очень устает. Раз за разом на протяжении первых лет жизни он встречает поддержку: его принимают, прижимают к себе и успокаивают. Опыт Ларса говорит ему о том, что можно иметь потребность в утешении, что взрослые защищают его и помогают ему. Хотя он и не помнит этого, Ларс об этом знает, ведь опыт остается в его имплицитной памяти.
Может быть, мы поймем это лучше, если обратимся к собственной взрослой жизни. Как психотерапевт я часто сталкиваюсь с тем, что схемы, заложенные в годы детства и юности, усложняют жизнь уже взрослого человека. Но я вижу, что принятие новых категорий способствует изменению и развитию. Познакомимся с двадцатипятилетним Томасом: в противоположность Ларсу он уяснил для себя, что его потребности ничего не значат, в жизни для них места нет.
Томас всегда помогал маме. Его жизнь во многом была подчинена удовлетворению ее потребностей, хотя он жил отдельно и учился. Каждые выходные Томас проводил в доме матери, часто говорил с ней и все время беспокоился о том, как она. Мама страдала психическим заболеванием еще с того времени, когда Томас был младенцем, и он очень рано взял на себя уход за ней.
В процессе психотерапии Томасу стало ясно, что он строил свою жизнь в соответствии с чувствами матери и почти утратил контакт с собственными чувствами. Он смог ощутить собственные потребности как
Давайте посмотрим на историю Томаса, принимая во внимание механизмы работы нашей памяти. Изменение началось в тот момент, когда Томас осознал новый способ, который можно применить в категоризации самого себя по отношению к матери: вместо потребностей матери в качестве организующего принципа своей жизни он увидел новую категорию – «мои потребности, не являющиеся потребностями матери». Имеющееся у него знание о самом себе было извлечено из глубин бессознательной имплицитной памяти и изменено. Это было необходимым, но недостаточным открытием. Одно дело понимать, что его потребности не являются потребностями матери, другое – действовать исходя из этого. Схемы, связанные со старой «системой», прочно укоренились у него в мозге, и, чтобы Томас начал жить и для самого себя, понадобилась серьезная сознательная проработка. Однако облегчение, которое он почувствовал, сделав это открытие, и связанные с ним возможности сразу придали ему решимости.
Память как автопилот
Задолго до своих первых слов ребенок схватывает образ взаимодействия членов семьи и приспосабливается к нему. Если некие схемы и модели поведения повторяются на протяжении длительного времени, то в ребенке глубоко укореняются привычки, охватывающие эмоции и чувства, мышление и поведение. Имплицитная память увеличивает вероятность того, что определенная нейронная сеть будет активирована в будущем, поскольку она уже много раз была активирована, то есть она уже создана. Проще говоря, в мозге остается такой мощный след, что его сила легко может быть использована вновь. Именно это я имею в виду, говоря о том, что мозг – это конструктор, который постепенно собирается и формируется посредством получаемого опыта.
Опыт и переживания первых лет жизни закладываются в имплицитную память в виде схем и формируют самоощущение ребенка и его представление о своем месте среди других людей. Не столь важно, если чужой человек на улице не ответил на улыбку младенца. Но то, что мама и папа редко улыбаются в ответ малышу, может иметь серьезные последствия. Именно потому, что в будущем ребенок не может вспомнить и воспроизвести этот опыт, он является основополагающим и трудно поддается изменениям. Самоощущение и самооценка ребенка будут зависеть от тех схем, которые выработали в нем родители и другие взрослые. Позволяют ли ребенку выражать свои чувства, эмоции и реакции? Или же он вынужден их подавлять, поскольку его не принимают?
«Автобиография» имеет значение
Трудно сказать, когда начинает развиваться эксплицитная память – осознанное восприятие воспоминаний. Она вступает в дело задолго до того, как ребенок овладевает речью, но только приблизительно к трем годам моменты настоящего достаточно надежно закрепляются в сознании, чтобы их можно было восстановить и вспомнить в будущем. Ребенок помнит события, а кроме того развивает способность воображать то, чего в действительности не происходило. Создается внутренняя «автобиография», которая все больше и больше влияет на формирование самооценки.
Истории наших жизней в значительной степени воздействуют на наше самоощущение. Истории, рассказанные о ребенке, влияют на его самооценку и поведенческий репертуар. Это происходит потому, что, облекая что-то в слова, мы раскрываем и передаем некую суть. Когда мы озвучиваем что-то (называя особенность, какое-либо качество, желание, состояние), мы стимулируем возможность дальнейшего развития того, о чем говорим. Рассказы могут вдохновить, дать начало новым свершениям. Приведу пример, иллюстрирующий этот процесс.
Семилетняя Аня ужасно застенчива – настолько, что это мешает ей жить. В частности, она не осмеливается пойти на день рождения к друзьям, если еще как следует не познакомилась с их родителями. Она боится здороваться с чужими и отказывается посещать кружки и секции со сверстниками.
Однажды вечером она смотрит семейную видеозапись. Там есть эпизод, где шестимесячная Аня сидит на коленях то у одного, то у другого взрослого. Все это происходит в парке, где родители устроили пикник с друзьями. Малышка Аня улыбается окружающим и жизнерадостно лопочет. Она позволяет взрослым целовать себя в щеку, она смеется, когда ее забавляют. На экране Аня видит уверенного и общительного малыша, и самое интересное, что этот малыш – и есть Аня.
Когда запись подходит к концу, Аня еще какое-то время задумчиво сидит на диване. «Когда я была маленькая, я совсем не стеснялась», – говорит она родителям. «Это точно, – отвечает мама. – В тебе столько уверенности и открытости, Аня!»
Этот, казалось бы, непримечательный случай сильно повлиял на Аню. Видеозапись, демонстрирующая уверенность, смелость и открытость Ани в младенчестве, по всей видимости, расширила границы самоощущения девочки. Аня потихоньку начала действовать смелее, меньше робела, а спустя несколько дней после просмотра записи выразила желание принять приглашение и самостоятельно отправиться на день рождения, куда до этого идти боялась. Родители изумленно и радостно махали ей вслед, когда она не спеша отходила от дома.
Когда ребенок (да если на то пошло, и взрослый тоже) обнаруживает в себе нечто, открывающее другие стороны личности, может возникнуть своего рода психологическая настроенность, готовность усилить то, что в тебе уже есть, но что, вероятно, какое-то время дремало. Аня и ее родители несколько лет жили с представлением об Ане как об очень робкой девочке. Видеозапись Ани-младенца стимулировала в семилетней девочке готовность воспользоваться открытостью, которая в ней заложена. Так альтернативные истории о нас самих зачастую запускают схемы действия, отличные от тех, которыми мы привыкли пользоваться. Родителям важно об этом помнить. Мы можем способствовать развитию и укреплению структуры «Я» ребенка, его самооценки, осознанно предлагая определенные истории из его жизни. В ребенке сокрыта масса возможностей, и еще недолгая детская жизнь уже вмещает в себе самый разный опыт, многогранный и неоднозначный: пугливый в какие-то моменты был отважным, храбрецу бывало страшно, покладистый не слушался, а непоседа бывал тише воды ниже травы. Мы, взрослые, можем осознанно выбирать истории, которые помогают ребенку развить то, что, по нашему ощущению, ему нужно в себе развивать.
Взрослый редко испытывает чувство, которое не тронуло его душу еще в детстве.
Сигрид Унсет
Больше всего ребенок нуждается в том, чтобы взрослые к нему прислушивались, «следовали» за ним. Маленьких мальчиков и девочек необходимо учить тому, что хорошо, а что плохо, но больше всего они нуждаются в том, чтобы взрослые принимали их, подтверждая: «Да, твои чувства обоснованны».
Йенс Бьёрнебу. Мое сердце
Надежная привязанность не развивается просто потому, что мама и папа физически присутствуют рядом с ребенком. Не менее важно, чтобы ребенок чувствовал связь, имел контакт с родителями, был услышан, чтобы родители изо всех сил старались вжиться, понять и принять внутреннее состояние своего малыша. Именно посредством настройки можно выпестовать зарождающееся самоощущение, формирующее самооценку. Не испытав, что значит быть понятым и принятым, ребенок не узнает самого себя и не осмелится отстаивать себя во взаимодействии с другими. И сердце превратится в осиротевшего ребенка, как в стихотворении Бьёрнебу.
Но можно ли вообще разделить переживания другого человека? Что подсказывает нам, что другой чувствует почти так же, как мы? Как ты узнаёшь о том, что я понимаю тебя? Как я узнаю? о том, что ты это знаешь? Несмотря на то что мы часто понимаем друг друга неправильно (а порой и вовсе не понимаем), мы все так же близки и можем довериться друг другу, разделить нечто сокровенное. Как это у нас получается? И самое главное: как все это возможно в отношении грудного младенца, который еще не способен говорить? Как, не пользуясь словами, «проникнуть» в мир субъективных переживаний и ощущений малыша и дать ему понять, что мы рядом?
Аффективная настройка
Ответ таков: способность «проникать» в мир субъективных переживаний ребенка – это составляющая нашего интуитивного родительского поведения. В психологии развития этот феномен называется
Восьмимесячная девчушка тянется к игрушке, которая полностью завладела ее вниманием. Наконец-то ее схватив, малышка издает восторженный возглас: «А-а-ах!» и смотрит на маму. Мама смотрит на дочку, приподнимает плечи и двигает ими так, словно танцует. Этот танец продолжается не дольше, чем дочкино «А-а-ах!», однако он так же весел и выразителен.
Девятимесячный малыш с все возрастающим восторгом стучит одной игрушкой об другую, и стук постепенно становится ритмичным. Мама подстраивается под ритм, произнося: «Ба-бах, ба-бах» («бах» – во время ударов, «ба» – между ними).
Девятимесячный мальчик сидит прямо перед отцом. В его руке погремушка, которой он трясет вверх-вниз с весьма заинтересованным и довольным выражением лица. Отец наблюдает и начинает кивать в такт взмахам руки сына.
(Примеры из книги Дэниела Стерна «Межличностный мир ребенка»[1])
Мы видим, что во всех этих примерах родители разделяют эмоции ребенка, обходясь без всяких слов. Они издают звуки или двигаются так, что это отражает интенсивность эмоций и настроение малыша. Так родители демонстрируют, что разделяют переживания ребенка. Мама и папа принимают участие в эмоциях ребенка в большей степени, чем в самой деятельности. Прямая имитация (допустим, если бы папа начал трясти погремушкой вслед за сыном) не способна в той же степени, что настройка, отразить внутреннее состояние ребенка. Лишь когда взрослый «переводит» рвение и радость ребенка в иную форму (малыш трясет погремушкой, а папа кивает), ребенок понимает, что его настроение, его эмоциональное переживание разделяют.