Их ближайший начальник поддерживает авторитет рейха кнутом".
Из показаний вернувшегося домой из неволи Филиппа Боцмана: "Деревня Мироновка
должна была поставить в Германию 20 юношей и девушек. Хватали молодежь на улицах,
брали ночью из постелей. Дважды мне удалось скрыться, вырваться, на третий
поймали, заперли в вагоне. Попал я в Берлин вместе с другими. В холодную казарму
загнали несколько сот человек, спали на холодном полу. Я попал на трикотажную
фабрику, где изготавливали немецкое обмундирование. Работали здесь и французы,
испанцы, военнопленные поляки. Но хуже всех относились к нам, русским. Чуть что
— ругань, избиение.
Работали, спины не разгибая, молча. На обед — миска холодного супа из
картофельных очисток. Хлеба вовсе не доставалось. Хлеб, 300 грамм суррогата,
утром выдавали. Вечером гнали в казармы. И так каждый день. Усталость, голод,
тоска. Одна девушка из Орловской области, избитая надзирателем, повесилась.
Некоторые бежать пытались, но это было трудно — выдаст первый же встреченный
немец".
"За небольшую плату, в 10 — 15 марок, каждый немец может приобрести себе рабов!
В Германии учреждены невольничьи рынки".
Из писем немецким солдатам:
Фрида Пульц из Гюльце солдату Отто Треску, 6 рота, 4 полка, 32 немецкой пехотной
дивизии:
"…Здесь в среду опять похоронили двоих русских. Их здесь уже погребено пять, а
еще двое при смерти. Да и что им жить, следовало бы их перебить…"
От матери обер-ефрейтора 405 полка, 121 пехотной дивизии:
"Вчера к нам прибежала Анна-Лиза. Она сильно озлоблена. У них в свинарнике
повесилась русская девка. Наши работницы-польки говорили, что она все время
ругала русскую, била. Она прибыла сюда в апреле и все время ходила в слезах.
Покончила с собой, наверное, в минуту отчаянья. Мы успокаивали фрау Анну-Лизу
как могли. Можно ведь за недорогую цену приобрести другую русскую работницу".
"У нас теперь работает украинская девка, лет девятнадцати. Будь спокоен, я
заставлю ее поворачиваться. В воскресенье еще 20 русских в деревню прибудет.
Возьму себе несколько штук"…
"Получила от тебя 100 марок и тут же отдала их твоей матери. Пусть купит пленных,
это сейчас не так дорого".
"Много русских женщин и девушек работают на фабриках "Астра Верке". Их
заставляют работать по 14 и более часов в день. Зарплаты они, конечно же, не
получают. На работу, с работы ходят под конвоем. Русские настолько переутомлены,
что буквально валятся с ног. Им часто попадает от охраны плетьми. Пожаловаться
на охрану и скверную пищу они не имеют права. Моя соседка на днях приобрела себе
работницу. Она внесла в кассу деньги, и ей предоставили возможность выбрать
любую из пригнанных сюда женщин по вкусу".
Из писем тех, кому не удалось избежать объятий «добродушных» немецких бюргеров:
8 октября 1942 г.
"Мамочка, погода здесь плохая. Все время идут дожди. Я хожу босая, потому что
обуви у меня нет. Хожу, как нищая. Хлеб получаем два раза в день по 100 грамм.
Работаем 12 часов в день. Кроме завода и бараков ничего не знаем. Как приду,
упаду на кровать, наплачусь вдоволь, вас вспоминая.
За короткое время нашей жизни здесь мы все выбились из сил, недоедаем,
недосыпаем. В маленькой комнатке нас 16 человек, все украинки и я. Приеду,
расскажу все. Но вряд ли нам свидеться суждено, потому что зимовать остаемся в
летних бараках из досок. При таком питании да без сна и голой да босой не выжить
мне. Если можете, не откажите, вышлите чесноку да луку, потому что пища
однообразная. У меня уже десна чешутся, цинга начинается".
10 ноября 1942 г.
"Наша жизнь, мамочка, хуже, чем у собак. Суп дают такой же зеленый, и его по-прежнему
никто не ест. У меня от думок иссох мозг и глаза от слез не видят. Сегодня все
12 часов работали голодные. Но плачь, не плачь, а работать нужно. А какая работа
может быть у голодного изо дня в день человека? Немка придет: "Нона, шнеллер,
арбайтен!"…
Дорогая мамочка, как мне тяжело без вас. Я не в силах сдержать рыдания. Я от
обиды плачу. О, есть еще хуже, еще тяжелее, но я не в силах описать…
Мы уже привыкли к тому, что в два часа ночи открывается дверь, включается свет и
полицай кричит «ауфштейн» (встать!). Сразу встаем, выходим во двор, стоим час.
Нас начинают считать. Ждем вторую смену, когда их выведут. Замерзаем пока стоим
во дворе. Мыслимо ли — почти босые все. А иной раз проливной дождь идет или
мороз.
Я просто не в силах все мучения и переживания описать. Мамочка! Я устала!
Прослышала, нас на другой завод переводят. Сейчас работаем вместе с сербами,
французами и украинцами.
Мамочка, если можно, вышлите, пожалуйста, лука и чеснока. У меня цинга. Не
откажите в моей просьбе"
Другие письма:
"Дорогая мама!
Живем мы в бараке 60 человек, спим на соломе. В этом бараке очень холодно.
Работаем с 6 утра до 9 вечера. Есть дают утром тарелку окропа (кипятка) и 50
грамм хлеба утром, на обед и ужин — суп без хлеба. А еще на работе дают хлеб —
утром грамм 25 и днем. Пища, дорогая мама, плоховата, но это ничего, если бы
только домой. Письмо ваше получили, мама, и плакали. Очень я тоскую, что живу в
неволе. Не вижу света, не вижу ничего кроме своего барака страшного. Нас водят
на работу и с работы как невольников",
"Мы в Германии заключенные. Живется очень плохо. Работаем в поле, питаемся 200
граммами хлеба утром, вечером дают миску супа. Работы очень много. У нашего
хозяина 28 человек: польки, француженки, русские. Кроме того еще 15 полек у
другого хозяина, только спят и питаются они у нашего".
Из показаний бывших каторжан:
Нона С, ученица 9 класса, Ворошиловградская область:
"Немцы насильно отправили всю нашу молодежь на работы в Германию. На вокзале во
время отъезда стояли стон и плач. Плакали отъезжающие и провожающие. Меня и 16
девушек направили в г. Швац. Здесь происходила самая настоящая торговля русскими
людьми. Немцы и немки крутили нас, щупали, мерили. Меня купил булочник Карл В.
Работала я у него с 6 утра до поздней ночи. Хотя и жила у булочника, но хлеб ела
редко. Каждый день мыла пол, стирала, убирала, нянчила детей. Фрау была не очень
злая, толкнет, ущипнет, по голове ударит, но не очень больно, и все. Только
обидно было, как вспомнишь, что училась в восьмом классе, изучала французский
язык, историю, а тут стала рабыней, как в период римского владычества. От
непосильного труда, голода и побоев я заболела. Оправившись немного, бежала на
Родину. В Брест-Литовске меня задержали и посадили в концлагерь. В этом лагере в
полуразрушенных сараях томились тысячи наших граждан. Ежедневно по 10 — 15
трупов выносили".
Валя Демушкина, вернулась домой из Нюренберга:
"Работала у немки. Муж ее, обер-лейтенант Карл Шток, убит на восточном фронте,
под Сталинградом. 1 января 1943 г. к ней должны были прийти гости. Поглощенная
работой и своими невеселыми думами, я не заметила как на плиту начало литься
закипевшее молоко. По кухне распространился запах угара. Разъяренная фрау
ворвалась на кухню, вырвала из моих рук кастрюлю с остатками молока и выплеснула
его мне в лицо. Я потеряла сознание. Очнулась в больнице и ощутила невыносимую
боль и мрак. Я ослепла"
В таких условиях оказались миллионы советских граждан.
Из Кривого Рога вывезено свыше 20 000 человек.
Из Курска — 29 381 человек.
Из Харькова — свыше 30 000.
Из Мариуполя — 60 000.
Из Сталино — 101 эшелон.
Только из села Малиновка, Харьковской области угнано 820 мужчин женщин и детей.
Гжатск — 5 419 человек, в том числе трудоспособные дети (до 14 лет).
Из Минска и прилегающей области, по данным "Минскер Цейтунг" — газеты
рейхскомиссара Украины, отправлено два миллиона граждан.
Все — по данным Германии. Скрупулезный народ, эти фашисты. Они даже килограммы
волос, срезанные с убитых женщин, считали и записывали, рецепт производства мыла
из человеческих трупов считали очень важным достижением в науке…
Вот так вольготно в оккупации жили. Кто от голода умирал, кто от рук палачей,
кто в рабстве, кто в лагерях; кого резали, кого угоняли, кого насиловали, вешали,
кого жгли. «Хорошо», в общем, жили, с советским-то режимом не сравниться…
Скажете, партизаны виноваты?
Ага. Слышал и этот миф. Мол, население грабили, разбойничали. И вообще, если б
не они, немцы бы лояльнее некуда были. «Верится».
Если не знать того, что творилось до начала действий партизанских соединений, не
понимать суть фашизма, не видеть документы: приказы фашистских палачей,
показания и свидетельства, тысячи, сотни тысяч свидетельств о том, что население
ломилось в леса, к этим самым разбойникам, как немец на Москву, что даже полицаи
отрядами сдавались партизанам и просились в отряды.
Если забыть приказы еще от начала военной немецкой компании, в которых черным по
белому писано: о «замирении», тотальном уничтожении населения, "опустошении и
разорении территорий".
Если не иметь ума, сердца, отринуть нормы морали и наплевать на то, что творил
тогда немец. Если жить по тем же принципам, что и фашисты…
История одной акции "против партизан" в одном оккупированном районе. Одном из
многих, многих, многих…
Вот сухие строчки протокола:
"Ворвавшись в деревни, гитлеровцы сжигали все дотла, убивали стариков, женщин,
детей, насиловали женщин и несовершеннолетних девочек. Надругались над
христианскими храмами, в лесах, охотились на людей, как на зверей. Убивали и
угоняли скот, уничтожали посевы с целью оставления населения (укрывшегося в
лесах) без продуктов питания.
Из 72 населенных пунктов сожжены все. 22 сожжены второй раз. Убито и замучено
лиц мужского пола — 103, лиц женского пола — 105, детей — 105. Всего 313. Угнано
532 человека.
Деревня Забережница, Синицко — Польский сельсовет.
1 Дорошук Евгения Ивановна, 60 лет — зверски замучена. Выколоты глаза, отрезаны
уши, вырезана грудь.
2 Левковская Антонина Ивновна, 34 года — зверски замучена. Вывернуты руки, ноги,
затем убита.
3 Барановская Маланья, 72 года — вырезана грудь, выколоты глаза, расколот череп,
вывернуты руки.
4 Левковская, 75 лет — обнаружена в колодце с завязанными глазами.
Село Буйновичи, того же сельсовета:
1 Малец Анна Ивановна, 17 лет. Изнасилована группой гитлеровцев, после чего
заживо изрезана на куски.
2 Малец Мирон Алексеевич, 32 года. Посажен на землю, обложен соломой, после того
как подпалили кожу и волосы, убит.
Осквернена церковь: окна выбиты, церковная утварь разграблена и раскидана, пол
взорван. Превращена в уборную.
Деревня Крупка, Буновичского сельсовета.
Мишура Иван, 83 года. Заживо брошен в огонь своей горящей избы.
Корбут Мария Степановна, 32 года. Изнасилована группой гитлеровцев на глазах
своей матери.
Обыход Мария Марковна. Изнасилована группой гитлеровцев, после чего вывернуты
руки, избита до потери сознания, убита.
Мишура Мария, 83 года. Изнасилована фашистами.
Деревня Берестянный завод, тот же сельсовет.
Акулич Иосиф Антонович, 82 года. Руки, ноги вывернуты, глаза выколоты, зубы
выбиты, череп расколот. После долгих мучений скончался.
Акулич Антонина Григорьевна, 20 лет. Изнасилована фашистами, умирала в долгих
мучениях. Грудь вырезана, вывернуты ноги и руки.
Деревня Зарубаны, тот же сельсовет.
Щербаченя Михаил Самуилович. Зверски убиты трое его детей: отрубили головы,
вывернуты руки.
Саванович Григорий. Его малолетнему сыну изломали руки, разрезали живот.
Деревня Воронов, Гребеневский сельсовет.
Навмержицкая Серафима Григорьевна. Заживо брошена в огонь вместе со своим
ребенком Ульяной.
Навмержицкая Ульяна Григорьевна. Заживо брошена в огонь вместе со своими детьми:
Дуней, Марфой и Иваном.
Деревня Ольховная, тот же сельсовет.
Безсен Владимир Макарович, 28 лет. Зверски замучен: был подвешен за руки в
течение многих часов загоняли иглы под ногти, вывернуты ноги и руки.
Издевательства продолжались в течение полутора суток. Немцы пытались получить
сведения о месте нахождения партизан.
Деревня Дуброва, Лельчинского сельсовета.
Колос Мария Васильевна, 47 лет. Истыкана штыками вместе с ее детьми: Прасковьей
и Анастасией (близнецы), 12 лет, Ольгой, 8 лет, сыном Адамом, 2 года. Их сложили
на воз, на котором они постепенно умирали. Дочь Анну 5 лет ранили и посадили на
воз, на тела своих умирающих родственников. Она так же скончалась на трупах
своих родственников.
Колос Афанасий Степанович, 35 лет, его жена Варвара, 32 года, мать Варвары, 75
лет, и дети — Евдокия, 9 лет, Ольга, 7 лет, Павел, 3 года и племянница Лида, 12
лет, были брошены живыми в огонь.