Между тем лидеры Хорватской крестьянской партии продолжали требовать предоставления Хорватии права на самоопределение. На партийной конференции 2 февраля 1919 года Степан Радич заявил, что его партия выступает за самостоятельную, республиканскую конституцию Хорватии, за провозглашение "миролюбивой крестьянской республики" в составе единой Югославии, пусть и монархической. О выходе Хорватии из состава единого югославского государства речь не шла.
Национальное движение в Хорватии на рубеже 1910-1920-х годов было неоднородным. За полную независимость страны выступала только незначительная тогда еще группа экстремистски настроенных хорватских националистов, объединенных идеями Старчевича-Франка (см. главу 1), из которых впоследствии было создано фашистское усташское движение. Эту группа пользовалась поддержкой Италии, которая поощряла вообще все сепаратистские движения в Югославии.
Более популярной была идея вхождения Хорватии в состав единого югославского государства. Но разные слои хорватского общества по-разному к ней относились. Среди широких народных масс, революционизированных процессами распада империи Габсбургов, звучали призывы к созданию автономной демократической республики. За автономию Хорватии выступали и различные круги хорватской политической и экономической элиты, которые в принципе не возражали против единой Югославии, но опасались "белградского гегемонизма". Во всяком случае, существовала вполне реальная почва для обстоятельных переговоров между Белградом и Загребом, которые при наличии доброй воли с обеих сторон имели все шансы на успех. Но в Белграде ни о каких компромиссах и думать не желали. Сербская правящая верхушка рассматривала все югославянские территории, вошедшие в состав Королевства сербов, хорватов и словенцев, как "военный приз", полученный Сербией за ее участие в войне, благодаря которому Сербия наконец стала Великой Сербией.
Эта националистическая узколобость в итоге привела к тому, что государственное образование югославян так и не смогло интегрироваться в единый организм. Великодержавная политика Белграда вызвала протест у всех без исключения народов, входивших в состав королевства. Не была исключением даже Черногория. Уже в январе 1919 года командующий сербскими войсками в Черногории полковник Д. Милутинович доносил в Белград: "Недовольство Сербией всеобщее, так как обмануты все надежды: и политические, и экономические..." ("История Югославии", М., 1963, т. 2, с. 44).
Население Македонии, где ВМРО продолжала сохранять сильные политические позиции, выступало за автономию страны. Ряд видных деятелей ВМРО обратился к великим державам с требованием решить, наконец, македонский вопрос и предоставить Македонии автономию. Лидеры ВМРО видели свою страну в качестве автономной республики в составе федерации югославянских народов. "Вместо балканского национализма, - писали они, обращаясь к руководству держав Антанты, - который вследствие стремления к захватам и господству над чужими землями и народами привел к разгрому часть за частью всего Балканского полуострова, мы поднимаем старое знамя македонской автономии, знамя балканского объединения и будущего балканского братства".
На почве недовольства политикой правящих сербских кругов среди народов Югославии началось широкое распространение национализма. Ненависть к правящему сербскому режиму на бытовом уровне переносилась на сербский народ, который более чем кто-либо претерпел от идиотской политики своих руководителей. Проявления национализма со стороны других народов, фактически спровоцированные Белградом, плюс великосербская шовинистическая пропаганда, которой на протяжении десятилетий оболванивали сербов белградские правители, - все это привело к тому, что в сознании рядовых сербов сформировался устойчивый стереотип, своеобразный комплекс неполноценности: "все против нас", "нас все ненавидят", "мы народ-мученик". Между сербами и другими народами Югославии образовалась трещина, а затем пропасть отчуждения, и пропаганда великодержавного шовинизма находила у простых сербов вполне сочувственный отклик: раз "они" ненавидят "наших", значит, мы будем платить им тем же. В результате сам сербский народ становился заложником той антиславянской политики, которую проводила сербская правящая клика, поддерживаемая державами Антанты. Ненависть порождала ненависть - так югославские народы попали в замкнутый круг, из которого не могут выбраться до сих пор.
Парадокс состоял и состоит еще в том, что и сербы, и хорваты, и словенцы, и черногорцы, и македонцы являются христианами, хотя и принадлежащими к двум разным христианским конфессиям, и христианская церковь, казалось бы, должна была сыграть положительную миротворческую роль, выступив как объединяющая, нравственная сила, несущая проповедь милосердия. Но и служители церкви - тоже люди, ничто человеческое им не чуждо, поэтому нравственный уровень церковных деятелей, как правило, соответствует нравственному состоянию общества. И нет ничего удивительного в том, что и сербская православная церковь, и хорватская католическая церковь выступали в числе главных сил, разжигавших межнациональную рознь в Югославии.
В начале апреля 1921 года начало свою работу Учредительное собрание, которому предстояло обсудить проект конституции страны. В состав Учредительного собрания входило 92 депутата от Сербской демократической партии, 91 - от Сербской радикальной партии, 50 - от Хорватской крестьянской партии, 39 - от Союза земледельцев, 24 - от Югославянской мусульманской организации, 27 - от Словенской народной партии и 58 Коммунистической партии Югославии. Созданная в 1919 году, эта партия всего два года действовала легально и была запрещена в августе 1921 года.
Пестрота состава Учредительного собрания отражала пестроту этнического состава королевства и такую же пестроту взглядов на будущее страны. Старейшая к тому времени Сербская радикальная партия представляла интересы политической элиты старой, довоенной Сербии и стояла на великодержавных позициях. Сербская демократическая партия была создана в 1919 году представителями сербского населения, проживавшего на бывших территориях Австро-Венгрии, и имела свой взгляд на будущее устройство страны, который, однако, являлся только вариантом великосербских устремлений. Представители Хорватии и Словении требовали автономии в составе единой Югославии. Высказывались даже идеи создания федеративного государства под властью династии Карагеоргиевичей. Хорватская крестьянская партия и компартия выступали за республиканскую форму правления.
Наличие столь разных позиций по такому принципиальному вопросу, как будущее устройство страны, очевидно, требовало длительной дискуссии и терпеливого поиска компромисса хотя бы между главными политическими силами. Но не таких взглядов придерживались в Белграде и не так смотрели на судьбу Югославии великие державы. "Все мы согласны, что сильное и справедливое правительство в Сербии необходимо, - еще в 1918 году заявлял мистер Морли, эксперт английской делегации на Парижской мирной конференции, - но еще более необходимо, чтобы это правительство было сильным, чем чтобы оно было справедливым". И сербские правящие круги, опираясь на эту позицию Антанты, изо всех сил старались быть "сильными".
В результате работа Учредительного собрания зашла в тупик. Последней каплей стало предложение правительства принять коллективную клятву на верность королю Александру Карагеоргиевичу. Перед голосованием текста клятвы сторонники республиканской формы правления - депутаты от Хорватской крестьянской партии Степана Радича и Коммунистической партии - в знак протеста демонстративно покинули зал заседаний, при этом коммунисты скандировали: "Да здравствует социалистическая Югославия!"
В условиях бойкота со стороны левой оппозиции правительству удалось провести через Учредительное собрание свой проект конституции. Она была принята 28 июня 1921 года, в памятный для сербов "Видов дан" - день битвы на Косовом поле, и поэтому получила название "Видовданской конституции". За ее принятие проголосовали 223 депутата из 419.
Новая конституция узаконивала неравноправное положение народов королевства в унитарном государстве. Сербское меньшинство становилось господствующей нацией. Права несербов, которые составляли почти 60% населения страны, полностью игнорировались, конституционно закреплялось неравноправное положение Македонии и Черногории. Страна искусственно разделялась на 33 административно-территориальных единицы без учета их национального состава, в каждую из которых король назначал губернатора (жупана). Никаких органов местного национального самоуправления не предусматривалось.
Подобная конституция, вероятно, была бы уместна в государстве, где основная нация составляла хотя бы половину его населения. Для Югославии же эта узаконенная дискриминация большинства населения фактически предрешала скорый и неизбежный распад страны. Более того, Видовданская конституция дискредитировала идею единого славянского государства на Балканах, то есть шла вразрез с принципами славянского единства и тем самым имела ярко выраженную антиславянскую направленность. На этом бесспорном факте активно спекулировали хорватские националисты, чья пропаганда настойчиво внедряла в сознание хорватов мысль о том, что Видовданская конституция и сама Югославия навязаны хорватам иностранными державами исключительно для блага сербов.
Видовданская конституция была дополнена принятым скупщиной 2 августа 1921 года "Законом о защите безопасности и порядка в государстве", который объявлял вне закона Коммунистическую партию. В стране развернулась кампания массовых репрессий против левой оппозиции. Одновременно правительство приступило к реализации курса на сербизацию "освобожденных" территорий. В национальных областях искусственно создавались препятствия росту экономики, развитию национальной культуры и просвещения. В школах и учреждениях вводился сербский язык. Сербы составляли большинство среди армейских и полицейских офицеров, гражданских чиновников. Правительство стремилось усилить экономические позиции Сербии за счет других областей. Национальный банк направлял основной поток кредитов для развития экономики Сербии. Так, в 1926-1927 годы Сербия получила 49% всех кредитов, выданных Национальным банком, Хорватия - 23%, Словения - 11,5%, Босния и Герцеговина - 8%. Македония не получала кредитов вообще. Четыре пятых всей транспортной инфраструктуры - железных дорог, шоссе, мостов и др., сооруженных в 1919-1929 годы, приходилось на Сербию. Из Хорватии и Словении многие промышленные предприятия и банки в административном порядке переводились в Сербию. Взамен из Сербии присылались учителя, судьи, полицейские, чиновники и даже священники.
Особенно страдало от политики сербизации население Македонии, которую власти переименовали в Южную Сербию. На III конференции Коммунистической партии Югославии, состоявшейся подпольно в январе 1924 года в Белграде, отмечалось, что "сербская буржуазия установила в Македонии свирепый террористический режим, уничтожает или вынуждает к переселению сознательную часть болгарского, турецкого и албанского населения, а на его место доставляет переселенцев из других областей Югославии. Она угнетает все несербские народности, закрывает их церкви и школы, запрещает их печать и преследует их язык. На всякий акт возмущения и протеста доведенного до отчаяния населения сербские власти отвечают кровавыми репрессиями".
В рамках политики насильственной сербизации белградское правительство переселяло в Македонию ветеранов сербской армии, полиции, жандармерии, а также русских белогвардейцев-эмигрантов. Для них выделялись лучшие земли, которые отнимались у местных крестьян. Попытки протеста со стороны македонцев подавлялись карательными отрядами. Такую же политику белградское правительство проводило и в Косово, где большинство населения составляли албанцы. Подобные действия провоцировали межнациональные конфликты в стране.
Ответом на политику сербизации со стороны местного населения стало движение комитаджиев. Так назывались бойцы небольших повстанческих отрядов, которые в 1923-1926 годы развернули партизанскую борьбу в Македонии и Косово. Комитаджиев поддерживали все слои населения этих областей. В Македонии повстанческое движение возглавила Объединенная внутренняя македонская революционная организация (Объединенная ВМРО), в руководство которой вошли и представители компартии Югославии. Объединенная ВМРО ставила своей целью добиться автономии Македонии и преобразования Королевства сербов, хорватов и словенцев в федерацию балканских республик. Карательные меры, предпринятые Белградом против македонцев, только обострили положение. "Белградские правители все еще продолжают упорствовать в своих колонизаторских планах, - писала в августе 1927 года газета "Македонско дело", орган Объединенной ВМРО, - для них это большой политический вопрос: речь идет о сербизации и ассимилировании Македонии".
Практические результаты "освобождения и объединения" вызвали большое разочарование и в Черногории. На одном из заседаний скупщины просербски настроенный депутат так характеризовал настроения черногорцев: "В Черногории продолжается анархия. Люди с оружием в руках массами уходят в горы, в том числе те, кто раньше выступал за наше национальное воссоединение с Сербией. Они хотят избежать террора и притеснений со стороны новых органов власти".
Наибольшую остроту в межвоенной Югославии приобрел хорватский вопрос. В 1920-е годы лидером большинства хорватов являлся Степан Радич - глава Хорватской республиканской крестьянской партии (ХРКП), политик-популист, придерживавшийся левой ориентации. Его партия регулярно завоевывала второе место на выборах в скупщину (после Сербской радикальной партии) и образовывала вторую по численности парламентскую фракцию. Радич и его партия последовательно выступали за автономию Хорватии, за преобразование Югославии в федерацию равноправных территорий под властью династии Карагеоргиевичей.
Степан Радич первым из ведущих югославских политиков побывал в СССР, в котором он и его соратники видели союзника в борьбе за равноправие югославских народов. Еще в 1922 году орган Хорватской крестьянской партии газета "Дом", комментируя позицию советской делегации на Генуэзской конференции по хорватскому вопросу, отмечала, что "советская делегация знает в деталях хорватский вопрос и выступает в качестве непримиримого противника белградского деспотизма". А в 1924 году Радич приехал вместе с делегацией ХРКП в Москву, чтобы оформить присоединение Хорватской крестьянской партии к Крестьянскому Интернационалу. В своей статье в "Известиях" 2 августа 1924 года Радич отмечал, что большинство хорватов одобряет этот шаг своего лидера: "Моя поездка в Москву настолько усилила Хорватскую республиканскую партию, что на выборах в скупщину мы могли бы получить большинство голосов".
Возвращение Радича из Москвы в Загреб сопровождалось массовой манифестацией. Многотысячные толпы хорватов, приветствуя Радича, скандировали: "Да здравствует народная Хорватия!" "Да здравствует Советский Союз!" Популярность партии Радича настолько возросла, что только к концу 1924 года в ее ряды влилось более 300 тысяч новых членов. Сербские власти постоянно обвиняли ХРКП и Радича в связях с Москвой, на что Радич отвечал: "Я - за то, чтобы эти связи поддерживать, так как это вопрос нашей (то есть югославской. - Прим. авт.) жизни, а то, что мы делаем - это безумие".
За сотрудничество с Советским Союзом выступали не только широкие демократические круги, но и хорватская политическая и экономическая элита. Газета "Обзор", орган хорватских торгово-промышленных кругов, писала в 1926 году: "Югославия ничего не выигрывает от своей антисоветской политики, а лишь теряет... Интересы Югославии найдут защиту только со стороны Советского Союза. Позиция, занимаемая ныне по отношению к СССР - большая государственная ошибка". В таком же духе высказывалась респектабельная хорватская газета "Югословенски Ллойд": "Югославия должна искать дружбы с Россией. Путь к этому лежит через восстановление дипломатических отношений".