От слов смертельно больной княгини меня охватил озноб.
— А как же твой любимый Сталин? — спросил я её. — Он что, тоже был идиотом и дегенератом?
— Ну и чем он кончил? Тем же самым, чем и умница Джон Кеннеди. В обоих случаях: и советская, и американская элиты очистились от чужеродных элементов. Смерти обоих великих людей только подтверждают правило. Ты понял, что я тебе пытаюсь сказать?
— Кажется, да, — вздохнул я.
— Помни, дело не в идеологиях и не в общественно-экономических формациях. И то, и другое является технологией управления нашим сознанием. Чтобы мы боролись с отжившими идеологиями, устаревшим феодализмом, капитализмом или империализмом, и не понимали сути происходящего. Суть же — проще пареной репы. Дело не в строе, а в недолюдках, которые управляют обществом. Со временем их влияние полностью разрушает сознание тех, над кем распространена их власть. Таков закон воздействия больной элиты на общество. Поэтому надо рассматривать земной исторический процесс, Гера, — почему-то бабушка назвала меня по имени, — не как смену идеологий и политико-экономических формаций, а как бесконечное противодействие здоровой части общества деградантам во власти. Плохо то, что до нормальных людей не доходит действие закона позволяющего полусумасшедшим, даже полным идиотам, проникать на самый верх общества. Думаю, что всё дело в умело подобранной и в нужный момент хорошо разрекламированной лжи. Разобраться в этом предстоит тебе, внучек. Помни мои убеждения. Дело не в «измах», не в политических строях, а в ущербных людях, которые оказываются у власти… Поверь, если дегенераты управляют обществом, то никакой самый золотой строй не поможет. Всё бесполезно! Посмотри вокруг себя, что ты видишь? Борьба различных идеологий и смены общественно-экономических формаций — это всего-навсего отвод внимания от того, что происходит на самом деле. Вот, что я хотела тебе сказать перед смертью. А теперь мне хочется тебя попросить, внучек.
И бабушка, собравшись с силами, посмотрела мне в глаза.
— Попробуй понять механизм закона продвижения во властные структуры земного общества нелюдей. Если тебе это удастся, передай свои знания тем, кто тебя поймёт.
И умирающая княгиня в изнеможении закрыла свои глаза.
Глава 3.
Вопросы без ответов
И вот, стоя на могиле дорого мне человека, я вплоть до мельчайших подробностей припомнил все с ним беседы. Мне было ясно, что бабушка стояла на пороге какого-то серьёзного открытия. Её всю жизнь мучили три вопроса, и она искала на них ответы. Первый вопрос: каким образом ложная, умело преподнесённая человеку информация превращала его в античеловека, почему меняются его убеждения и ценности? Второй вопрос: почему не все люди превращаются в дегенератов? Пусть не часто, но встречаются личности, которые чувствуют ложь за версту, и, несмотря на колоссальные стараний профессионалов-сугестров[2] остаются сами собой. И третий вопрос, пожалуй, самый главный: почему, несмотря на смену идеологий и общественно-экономических формаций, к власти над обществом неизменно приходят дегенераты? Если во власть и попадают нормальные люди, то задерживаются там ненадолго: их либо изгоняют, либо отправляют на тот свет.
«Вот оно, бабушкино наследство… — думал я. — Чтобы ответить на все эти вопросы, жизни не хватит! Но надо пытаться. Самое главное устоять, не превратиться в одного из них, в гребущего под себя обывателя. Тогда, рассматривая жизнь с позиции нормального человека, можно будет понять многое. Во всяком случае «дорогу осилит идущий», — вспоминал я старую истину. — Следовательно, надо идти в этом направлении и не скулить, что трудно или «неподъёмно», — дал я себе установку на будущее.
Как и предупреждала меня бабушка, примерно через год, после её смерти и окончания мною университета, состоялось семейное совещание на тему моей женитьбы.
— Ты должен жениться на той, какую мы тебе подыскали, — тоном, не терпящим возражений, заявила мама. — Посмотри, у неё всё есть. Во-первых, что самое главное — квартира в Москве! Во-вторых, тебе сразу подарят автомобиль «Волгу». Но это ещё не всё. Тебя ждёт работа в престижном НИИ, где ты очень скоро продвинешься по научной линии. А потом, девчонка-то как хороша! — стала раскладывать передо мной фотографии девушки мама. — Посмотри, какие у неё глаза, стан какой! И ростом не обижена: высокая, красивая, чем тебе не пара?!
— Всё это так, — вздохнул я, глядя на отца с матерью, — только вот какое дело… Вы что, тоже без любви поженились?
— Нет, мы очень любим друг друга и сейчас продолжаем любить! — заверил меня отец.
— Тогда почему вы мне предлагаете сойтись с человеком, которого я не люблю?
— Главное, чтобы тебя любили, глупый, — улыбнулась мать, — а ты со временем привыкнешь. И потом, у неё такой характер, что не полюбить эту девушку просто невозможно.
— Знаю я её характер, — поднялся я со своего места, — лучше вашего знаю! Всё, что вы сказали — верно. Если ты так за неё ратуешь, — посмотрел я на мать, — возьми на ней сама и женись!
— Что?!! — взревел отец. — Как ты смеешь, оскорблять свою мать!
И он с разворота попытался меня ударить. Зная характер своего папаши, к подобному концу нашей беседы я был готов. Увернуться от удара мне удалось легко, но промах разъярил отца ещё больше.
— Пришибу! — заорал он, окончательно стервенея. — Я заставлю тебя дерьмо есть! Прибью как собаку! Ишь ты, с детских лет вывернулся, гадёныш! Всё что ему не говори — всё не по его!
Видя, что дело принимает серьёзный оборот, я опрометью выбежал на улицу. Оставалось только уйти из дома. Благо, было куда. В те времена наша маленькая семья располагала ещё одной квартирой. Ключи у меня от неё были. Поэтому я сразу же уехал от своих родственников. Но это было только началом моих скитаний. Очень скоро родители снова потребовали от меня покорности. Опять с упорством маньяков стали приводить свои доводы, дескать, девушка очень хорошая и упускать её не стоит. И потом, какие перспективы: переезд в Москву!!
— Понимаешь, в Москву! — часто повторяла мать. — Ты станешь столичной птицей, а сейчас ты никто! Провинциал, которого никогда не узнают. Почему ты такой глупый?
— Ну и что из того, что я стану столичной крысой? — сопротивлялся я. — Что это изменит?
— Впереди тебя ждёт блестящая карьера! — поддержал доводы матери отец. — Ты скоро станешь известным человеком.
— В Москве живут восемь миллионов, они что, все знаменитые? — парировал я реплику отца. Неужели вы не понимаете, что не место красит человека, а человек место? Почему в вас перевёрнутая психика? Не понимаете простого?
— Вот оно что?! Тебе наша психика не нравится? Не та она у нас?! — снова пришёл в ярость отец. — Если не хочешь делать, как мы тебе говорим, вон из нашего дома! Иди куда хочешь: живи, как знаешь, если такой умный!
И мне ничего не оставалось, как уехать из родного дома. Сначала я перебрался в Томск, потом меня пригласили на работу в Тюменскую область, через восемь лет я оказался в Эвенкии, потом в Якутии, а перед самой перестройкой на Чукотке.
Понятно, что мой отъезд под корень разрушил планы моих родственников и простить мне этого они не могли. В представлении родителей я превратился в их злейшего врага, которому надо было во что бы то ни стало отравить жизнь. И они старательно этим занимались. Чтоб сделать мне больнее, мать сразу же после моего отъезда занялась "приручением" моих друзей. Она рассказывала им какой я неблагодарный сын, что я бросил стареющих родителей. Вместо того чтобы жить с ними рядом, скитаюсь где-то далеко «у чёрта на куличках». Что они сильно за меня переживают. Не спят ночами, всё обо мне думают. А я не пишу и не еду. Параллельно с такими байками моя мама раздала друзьям оставшиеся от меня вещи. Самых близких из них отец, будучи профсоюзным богом в тресте, стал одаривать бесплатными путёвками на курорты и в дома отдыха и доставать по блату дефицитные в те времена ковры, холодильники и другие вещи. Для моих друзей в нашем доме возник своеобразный ресторан. Когда бы они ни пришли к моим родителям, в любое время суток их встречал обильно накрытый стол, что конечно тоже «располагало»…
Не прошло и года, как многие из них стали мне писать, что я плохой сын. Что родители у меня золотые люди, а я этого не понимаю. Моим доводам друзья не верили, потому что и отец, и мать убедили их, что я собираю на родных напраслину. Никакого давления на меня нет, и не было. Никто меня из родного дома не выгонял, я всё это сочинил. Так, я скоро лишился друзей своего детства и юности, а значит и моральной поддержки от тех, кого искренне любил. Когда я устал доказывать своим друзьям, что не козёл и махнул на них рукой, мать мне сообщила, что мои письма они ей показывали, и она их читала, что я прав, но и что из того? Всех людей, кому я доверял, с кем рос, они с отцом легко купили и превратили в своих поклонников. И теперь на родине у меня нет никого, кто бы меня понимал. Мама прямо называла бывших моих друзей подонками и продажными подлецами и говорила, что кроме её, матери, и отца у меня на свете никого нет. Поэтому я должен своих родителей слушать и делать, так как они говорят.
Ещё во времена своего студенчества я занялся коллекционированием книг. Естественно, я вёз их в родительский дом, потому что больше их оставить было негде. Но когда я решил их забрать, то узнал, что все мои книги принадлежат не мне. Мама с улыбкой сообщила, что на моих книгах стоит её штамп, значит, юридически, на них я утратил всякие права.
— Зачем ты это сделала? — спросил я тогда её. — Ты же всё равно книг не читаешь?
— Не важно! — засмеялась она. — Главное, чтобы ты их не мог читать.
Но это было только началом странного не родительского, даже не человеческого, отношения отца с матерью к своему единственному сыну. Чтобы мне навредить мама через людей, иногда используя бывших моих друзей, находила меня в любом регионе России, куда бы я не переехал. Сначала она начинала мне писать обвинительные, полные обиды, письма. Дескать, я хочу ей и отцу смерти. Всё это для того, чтобы завладеть их барахлом. Естественно я пытался ей доказать, что это не так, что мне от них ничего не надо. Что у меня с головой всё в порядке, не надо меня мерить своей меркой. Но это мою маму ещё больше бесило. Продолжая настаивать на своём, она придумывала различные факты, которых не было и не могло быть. Но она в свои выдумки верила и умудрялась заставить верить других. В итоге обо мне в родном городе пошла слава такая, что хоть вешайся. Но это было ещё не всё. Мама всегда находила время и деньги, которые очень любила, чтобы посетить тот город, где я жил и найти там себе союзников. В результате эти люди начинали меня навещать. Сначала они мне пытались рассказать, что я не понимаю своих родных, что они у меня замечательные, а я очень плохой сын. Потом, когда устав от их бредней, я показывал им на порог, они начинали мне, используя свои связи и знакомства тупо вредить. В результате мне приходилось переезжать на новое место. Но проходил год, иногда два и мои родные меня снова находили. И опять начиналась та же история.
Иногда я сам был виновником того, что моя мама обнаруживала место моего нового пребывания. Стоило мне кого-нибудь из школьных друзей поздравить с днём рождения или с праздником, как он, друг детства, тут же опрометью мчался к моей матери и клал ей на стол моё письмо или открытку.
— Вот где ваш сын, уважаемая Клеопатра Викторовна, — докладывал он ей. — Как видите, нашёлся! Никуда он от нас не денется!
— Спасибо! — улыбалась искренности и преданности визитёра, моя мамочка и вскоре садилась за стол, чтобы опять сочинить для меня какое-нибудь очередное душераздирающее послание.
Читателю может показаться, что всё написанное выше — самый настоящий бред. Не могут близкие люди: отец и тем более мать, так относиться к своему ребёнку. Подобное отношение не только противоречит здравому смыслу, оно напрочь исключает влияние одного из самых сильных инстинктов — родительского. Но автор этих строк ничего не выдумал. Он рассказал о том, что когда-то имело место в его жизни. И совсем не сгустил краски. Наоборот, он коснулся самого, что ни на есть безобидного. То, что выглядит более-менее правдоподобно. Потому что были вещи такого рода, о которых говорить просто нельзя, никто никогда не поверит.
Как-то при нашей встрече мать, издеваясь надо мной, сказала:
— Можешь кому угодно рассказывать, какое я чудовище и как я разрушаю твою жизнь, но тебе всё равно никто не поверит, потому что так, как мы с тобой поступаем, не поступает ни один отец и ни одна мать. Теперь ты понимаешь, почему нам есть вера, а тебе нет? Почему твои друзья стали нашими холуями? Что мы скажем, то они и сделают.
От сказанного матерью мне стало страшно. До меня, наконец, дошло, что я имею дело с самым настоящим безумием. Не ментальным, а нравственного характера. Покойная бабушка была права. С людьми на самом деле происходит что-то неладное.
«Но в чём причина? — ломал я тогда голову. — Какая зараза разрушила до основания душу моим близким? Откуда она взялась и что она собой представляет? Наконец, почему эта напасть практически не действует на меня? Или может быть как раз всё наоборот? С ума начинаю сходить я, а они вполне нормальные? Поэтому и стремятся меня как-то образумить».
Невольно припомнился мне визит одной старой материной подруги. Она приехала ко мне по просьбе родных и сколько была в гостях, столько как попугай твердила:
— Покорись, покорись, Гера, маме! Покорись, тогда всё сразу станет на своё место… Если ты это сделаешь, то обретёшь удачу. Если нет, то будет тебе плохо, ой как плохо… Вспомни библейскую притчу о блудном сыне…
Я смотрел на уже немолодую, с виду, вроде бы умную женщину и не понимал, что она от меня хочет.
— Они что, мои отец с матерью, считают меня своим пленником? — спросил я её. — Только тогда они вправе требовать от меня покорности. А я, получается, в бегах, так?
От моих слов у материной подруги открылся рот.
— Как! — всплеснула она руками. — Как ты можешь так говорить? Они же твои родители?! А твоя мама, она самая удивительная женщина на свете! Лучше её я никого не знаю, поэтому ты должен её слушать.
— Ну и логика у вас! — рассмеялся я. — Поэтому я должен её слушать. И не жить той жизнью, какая мне нравится… А вас ваши дети сильно слушают? — спросил я её. — Они что, тоже живут по вашей указке?
— О моих детях речь не идёт! — в глазах женщины блеснула неприкрытая злоба. — Тебе известно, что старшая уехала в Ленинград, а младшая укатила в Междуреченск.
— И вы им тоже пишите по дюжине душеспасительных писем в неделю и посылаете парламентариев с требованием, чтобы они покорились? — посмотрел я на неё.
— Нет, этим я не занимаюсь. У них своя жизнь и я в неё не лезу. Но это мои дочери, а ты совсем другое дело.
— Какое другое?! — возмутился я. — Получается, что ваши дочери имеют право жить так, как они хотят, а я нет? Скажите, чем вас моя мать так расположила, что вы примчались ко мне, за тысячу километров, чтобы уговорить меня ей покориться?
От моего прямого вопроса гостья несколько сконфузилась. Но, овладев собой, заявила:
— Ты совсем не знаешь жизни, Гера. Мария Георгиевна, твоя бабушка, воспитала из тебя правдоискателя. Она сама была такой, вот и своего внука под себя сделала. Жизнь же заключается совсем в другом, Гера. Как мой покойный отец мне говаривал: нашла правду — клади её в карман, да поскорее! Понял о чём я? Будешь жить по правде, всегда «лапу сосать» придётся.
— А по кривде значит, нет?! Буду как сыр в масле, так?! — невольно обозлился я.
— О чём ты говоришь, Гера? Какая кривда? Если человек хорошо устроен, значит, он живёт по кривде? Главное в жизни, хорошо устроиться, чтобы не думать ни о деньгах, ни о завтрашнем дне… Ты что, не понимаешь, что мы тебе все добра желаем?
Я смотрел на подругу своей матери и не понимал, шутит она или говорит серьёзно. Хотелось верить, что шутит, что вообще весь её визит, это просто комедия. Но гостья и не думала меня разыгрывать. Она с упорством маньяка пыталась мне доказать, что главным в жизни человека должно быть материальное благополучие. Всё остальное: любовь, совесть, честь, благородство и знания никакого значения не имеют. Это пустые слова, которые «на хлеб не намажешь».