Я слушал её тираду и понимал, что передо мной ещё один сумасшедший. Точно такой же, как и моя мать. Её поразила та же зараза, что и многих других. Похоже, в молодости эта женщина была вполне нормальным человеком. Со слов гостьи, убеждал её в том, что правдой сыт не будешь, родной отец… Значит, ломка шла на уровне семьи, позднее эстафету перехватили жизненные обстоятельства. И я стал вспоминать, сколько замечательных парней и девчонок были превращены в моральных уродов своими же родителями.
То, что меня преследует сумасшедший дом, я не сомневался. Так оно и было. Только безумие несколько иного характера, не ментальное, а нравственное. Осознание того, что человеческий ум у многих людей обслуживает вырвавшиеся из-под контроля сознания животные инстинкты, угнетало.
На своём опыте и на опыте многих своих друзей, я понял, как действует механизм ломки: сначала сознание молодых, духовно неокрепших ребят, подвергалось воздействию в семье, а потом этим делом успешно занималось наше больное общество. Результат очевиден. В жизнь входил законченный приспособленец-обыватель, для которого деньги и вещи являлись существенной стоящей ценностью. Всё остальное он просто не замечал. Под такой механизм не подходила моя мать, но очевидно исключения только подтверждают правило. До меня дошло ещё с детства, что информационное воздействие может изменить сознание человека. Причём — тотально. До такой степени, что о белом он будет говорить, что это чёрное, и наоборот. Причина была ясна, не понимал я самого процесса.
«Как всё это происходит и почему генетический аппарат у очень многих не сопротивляется информационному воздействию? Или может быть, он как-то меняется? Информация имеет свойство ломать генетику? Если так, то человечество однозначно обречено!» — от такой мысли меня бросило в дрожь.
Я невольно вспомнил, как один мой знакомый шахтёр несколько лет копил деньги на автомобиль. Наконец, он купил себе «Москвич 412» и был от счастья, как говорится, «на седьмом небе». Но однажды он не справился с управлением и вдребезги разбил свою машину. И что же этот несчастный потом сделал? Он взял и повесился! Не пережил утраты. Что это, если не безумие? Груда штампованного металла оказалась дороже жизни! Безусловно, очень многие его не поняли. Но вот беда, нашлись те, которые вошли в его положение. Они искренне сочувствовали его утрате.
Припомнился мне ещё один случай. Тогда я работал на одной из метеостанций на севере Тюменской области. Однажды меня попросили съездить на лодке в соседний посёлок за продуктами. Я согласился. Но когда я грузил лодку, ко мне подошёл начальник местного почтового отделения и попросил забрать у него посылку. Она пришла на имя нашего гидролога. Я обрадовался за парня. Посылка была от его матери. К тому же он её совсем не ждал. Пристав к берегу метеостанции, я крикнул, чтобы позвали нашего героя и торжественно вручил ему коробку. Естественно парень оторопел от удивления. От радости у него задрожали руки. Но когда он ушёл, и мы взялись за разгрузку лодки, я увидел на глазах жены начальника метеостанции слёзы. Она плакала навзрыд.
— Что произошло? Что у вас здесь случилось? Неужели кто-то погиб? — кинулся я к ней с расспросами.
— Да всё у нас нормально! — отмахнулась от меня молодая женщина.
— Тогда почему ты плачешь?
— Я всегда плачу, когда кто-то получает на станции посылку, — повернула она ко мне заплаканные глаза.
— Вот оно что? — растерялся я от услышанного. — Понимаю! Есть над чем рыдать!
— Да, есть. Почему посылка пришла не мне?
— Но ведь к тебе тоже приходят посылки? — пытался я успокоить женщину.
— Приходят, — согласилась она, — но почему они приходят и к другим?
От такой логики у меня закружилась голова. Передо мной в женском обличии стоял конченный дегенерат.. Я только махнул рукой и молча занялся своим делом.
«Неужели она такой родилась? — думал я. — Этого не может быть. Дети, как правило, намного чище взрослых. Значит, девочку сломали и превратили в урода. Теперь для неё всё материальное не просто стало смыслом жизни, ради чего она живёт, но возможно и нечто большим. Что-то вроде Бога, которому она и днём, и ночью молится. Безумие, опять безумие! — думал я тогда об увиденном. — Но кто мне объяснит, как можно, навязывая человеку ложные ценности, свести его с ума? Почему происходит такое? И кто в этом кошмаре заинтересован?»
Моя бабушка была уверена, что люди сходят с ума не просто так. Всё это является следствием хорошо продуманного проекта. Но до меня долгое время никак не доходило, зачем надо было коверкать психику целой нации, а возможно и всей нашей цивилизации? И кто за этим стоит? За проектом нравственного, да и ментального безумия? Сколько я не пытался понять смысл происходящего, он от меня тогда постоянно ускользал.
Глава 4.
Голос северного сияния
К этому вопросу я вернулся через много лет, когда поздней осенью в одиночку мне пришлось пешком пересечь эвенкийское плоскогорье и отыскать среди хаоса гор и лиственничной тайги скит старика Чердынцева. Человека, который не только хорошо знал И.В. Сталина, но и четыре года, когда Иосиф Виссарионович находился в Туруханской ссылке, был ему проводником, другом и наставником…
Никогда не забыть то время, когда начался наш долгий разговор на волнующую меня тему. Стояла середина января. Температура упала до минус шестидесяти трёх градусов. За стенами маленькой таёжной избушки то и дело раздавался треск лопающихся от мороза деревьев. Накинув на плечи оленью кырняжку[3], я собрался было отправиться за очередной охапкой дров. Но не успел я подойти к двери, как хозяин скита остановил:
— Ты вот что, — посмотрел он на меня своими выцветшими глазами, — не суетись с дровами, успеешь. Лучше попробуй услышать голос северного сияния.
— Кого? — не понял я.
— Голос небесного огня, — улыбнулся старик. — Это очень важно. Если ты его услышишь, значит готов к пониманию скрытого, ранее тебе недоступного…
Я кивнул своему новому учителю и вышел на морозный воздух. От низкой температуры захватило дыхание. Хоть я и привык к недостатку кислорода, но голова всё равно кружилась. Постояв несколько секунд и приведя дыхание в порядок, я направился по привычке к поленнице дров. Но, вспомнив просьбу старика, остановился и, подняв голову, стал любоваться зелёным шлейфом небесных всполохов. Они стояли прямо над головой, их мертвенно бледный свет освещал окаменевший на нестерпимом морозе мир Среднесибирского плоскогорья.
«О каком голосе говорил старый? Кругом такая тишина, что ломит в ушах. Лишь иногда раздаётся треск рвущегося на морозе дерева…»
Я ещё раз вгляделся в висящие над головой гирлянды.
«Вы что умеете петь?» — мысленно обратился я к ним.
И вдруг внутри себя, не в ушах, а в каждой своей клетке, я услышал гул басовой струны. Этот гул нарастал с каждой секундой, усиливался, и мне показалось, что им наполнено всё вокруг: и небо, и земля, и горы. Раньше, когда я любовался северным сиянием, мне тоже казалось, что я что-то слышу. Но в данный момент я ощущал самый настоящий гул. Тряхнув головой, я сбросил с себя наваждение и, взяв охапку дров, направился в избушку.
— Ну что, услышал ты голос небесного огня? — посмотрел в окно старик.
— Ещё как услышал, но не ушами, — положил я дрова возле небольшой глинобитной русской печи.
— Если так, то теперь ты можешь слышать голос любого предмета.
— Что-то я не пойму…
— А тут и понимать нечего, — поднялся со своего места хозяин избы. — Дело в том, что каждый голос имеет свой окрас. Вот сейчас мы возьмём с тобой по коробке акварельных красок, ты сядешь с лампой, по одну сторону печи, а я по другую. Уяснил?
— Ничего не понимаю…
— Сейчас всё поймёшь, — и старик протянул мне коробку «Невы». — Вот бумага, а вот дощечка на которой ты будешь рисовать.
— Что рисовать?! — на секунду мне показалось, что у моего старого друга не все дома.
— Рисовать голоса того, что нас окружает.
— Как можно нарисовать звуки? — не понимал я.
— Сядь и успокойся! — показал мне на моё место странный дедушка. — Сел? А теперь припомни, какого цвета был голос небесного огня? Просто надо отбросить все мысли и расслабиться. То, что первым придёт, то и будет.
— Что должно прийти?
— Какой ты сегодня непонятливый, — вздохнул старик. — Цвет должен прийти, цвет! Понял?
Я молча кивнул.
— Вот и хорошо. Теперь садись и разводи краски. А я сяду с другой стороны печи. И так же как ты буду рисовать голоса. А потом мы сравним мои цвета и твои. Дошло?
— Да, вполне, — посмотрел я на дедушку, — только не знаю, что у меня получится? Ведь кроме голоса сполохов, я больше ничего не слышу…
— Так тебе кажется. Садись и берись за дело! У тебя должно получиться.
Я уселся на табуретку и положил дощечку с листом бумаги себе на колени.
— Давай начнём с голоса неба, — донеслось из-за печки. — Какого он цвета?
— Кажется, ультрамарин, — не уверено сказал я.
— Верно! А ты в себе сомневался, — в словах старика послышалось одобрение. — А теперь давай нарисуем голос скалы за озером.
Вздохнув, я опустил кисть в воду и, включив интуицию, стал размешивать краски.
— Нарисовал? — послышалось из-за печи.
— Что-то намазал.
— Хорошо! Теперь давай нарисуем голос нашей избушки и печки, у которой сейчас сидим.
— Ты, наверное, не в себе, но если тебе нравится такое рукоделие, которым мы сейчас заняты, изволь — буду стараться! Измажу тебе весь лист, дело нехитрое.
И я размашисто стал наносить краски на свою импровизированную картинку.
— Видишь, кружка на столе? — раздался из-за печки голос дедушки. — Попробуй изобразить и её голос.
— Есть, — ответил я браво.
И смешав несколько цветов, тут же намешал новую краску. Когда я закончил с рисованием, старик с улыбкой и явным интересом поджидал меня за столом.
— Давай-ка сюда свои художества! — протянул он руку. — Будем сравнивать их с моими.
Когда оба листа бумаги легли рядом, от удивления у меня невольно открылся рот. На обоих импровизированных картинах цвета оказались абсолютно одинаковыми.
— А ты меня уверял, что не слышишь голосов окружающего? — посмотрел на меня дед Чердынцев. — Вот тебе доказательство, что слышишь. На бумаге красками изображены частоты вибраций. Вот небесный огонь, так? — показал дедушка на первый рисунок. — А теперь давай вспомним, как окрашен наш центр сознания, связанный с третьим глазом.
— Он синий.
— Да, синий, — кивнул головой старик. — Вот мы его изобразили, только он получился ультрамариновым.
— Но ведь это одно и то же?
— Верно! На что я и хотел обратить твоё внимание.
— Получается наш цвет точнее, чем принято считать? — посмотрел я на старика.
— Правильно! — хлопнул он меня по плечу. — Следовательно, космический плазменный океан, по своей частоте не синий, он тёмно-ультрамариновый. Вот какой цвет указывает на гигантскую энергию и на сознание Сварожича. Перед тобой доказательство истины нашего опыта. А теперь посмотрим, каким цветом мы обозначили частотную составляющую нашей печи?
С этими словами старик внимательно изучил оба рисунка и, улыбнувшись, посмотрел мне в глаза.
— Ты смешал две краски: тёмно-коричневую, это частота земли-Матушки и красную. Чей это голос, как ты думаешь?
— Наверное, Бога Агни…
— Агни?! Думай, что говоришь. Ну-ка, сейчас же изобрази мне голос огня!
Дед Чердынцев явно был недоволен. Расслабившись и успокоив внутренний диалог, я снова взялся за краски. И тут понял, что сморозил чепуху. Голос огня у меня получился жёлто-оранжевый.
— Вот видишь, оказывается всё просто, — стал успокаиваться дедушка. – Так какому силовому космическому потенциалу принадлежит цвет краплака[4]?
Вспомнив о коренном красном ядре сознания, я назвал имя Бога.
— Да, Перун! Всё верно. Тёмно-красный цвет частоты — он. А земной огонь, как видишь, отличается от небесного. Он состоит из нескольких вибраций. Хотя и обладает своим собственным сознанием. Впрочем, как и все остальные земные стихии. Так какой можно сделать из всего этого вывод?
От вопроса старого, я растерялся.
— Вижу, не знаешь, — укоризненно покосился на меня дедушка, — а ведь он прост. Все земные стихии: и огонь, и стихия воды, и великая стихия ветра, и силовой потенциал нашей планеты, являются составными частями той великой космической гармонии, которая царит над бесконечным множеством Вселенных. Следовательно, земные стихии всегда вторичны и зависимы от Высшего. В этом как раз и заключается слабость каббалистов. И наша слабость!
Последние слова старика меня сбили с толку.
— Почему наша? Ты можешь объяснить?
— Потому что мы забыли, что над иудо-христианским каббалистическим ограниченным миром стоит бесконечность и вечность Великой Гармонии. Её голос многократно усиленный сполохами ты только что слышал. Походит этот бас на протяжное йоговское «ом»?
— Всё абсолютно другое…
— Вот теперь ты приблизился к истине. С этого момента тебе можно давать знания, которые ты раньше не усвоил бы.
На несколько минут старик задумался, потом сказал:
— Ты несколько раз меня спрашивал о механизме информационного воздействия на природу человека и каждый раз я мягко уходил от ответа. Было такое?
Я кивнул.
— Так мягко, но настойчиво не желали отвечать на мой вопрос и другие.
— Кто, например? — улыбнулся дед Чердынцев.
— Был у меня старый друг чем-то похожий на тебя, только чуть выше ростом. Он жил на Конде…
— Ну и что он тебе сказал? — прищурился хозяин скита.
— Объяснил, что проект тотального изменения сознания нашего общества, то, что мы наблюдаем и осознаём, как коренной переворот ценностных приоритетов, был запущен сразу после мировой войны. И нацелен он был на то, чтобы мы были готовы к принятию проекта серьёзных изменений, который нам известен, как проект Даллеса.
— Ну и чем ты не доволен? Всё правильно.
— Но ведь это не ответ! — возмутился я. — Тогда я был им удовлетворён, но через некоторое время понял, что для понимания происходящего он недостаточен.
— Вот как?
— Да, недостаточен. Меня познакомили со стратегией ломки и перевода сознания нашего общества в другую плоскость.
— В какую же? — поинтересовался старик.
Было видно, что дед Чердынцев надо мной издевается.
— Тебе это лучше меня известно, в область неограниченного потребления.
— Да, да, всё это так, — изменился в лице хозяин скита. — А к кому ты ещё приставал со своим вопросом?
— К одному посвящённому с вершины Мезени.
— И он тебя тоже послал, так?
— Так!
— Ну что же, придётся мне за всех отдуваться. Неплохо они придумали, прямо скажем, неплохо! Наверное, решили, что я смогу ответить тебе на твой вопрос более доступно. Не надо никого судить. Всё дело в тебе. Сейчас ты сможешь понять то, что раньше прозвучало бы для тебя пустым звуком.
Глава 5.
Проект «теория Гексли-Дарвина»
Но чтобы разобраться в вопросе влияния информации на изменение природы человека, надо раз и навсегда осознать, что человечества как такового нет, и не может быть.
Слова старика меня удивили.
— Что, вытаращился? А ты не удивляйся. Человечество, как единое целое, существует только на бумаге. Всё это выгодно политикам и тем кругам, которые ими манипулируют.
— А что же тогда есть? — посмотрел я на хозяина скита.
— Есть? — поднялся он из-за стола, чтобы наполнить свою кружку крепким настоем чаги. — Вот об этом мы и будем сегодня говорить, да и завтра тоже. Я думаю, тебе известна классическая теория происхождения человека, — начал свою странную лекцию дед Чердынцев. — Знаешь, кто её изобрёл?
— Нет, не знаю, — честно признался я.
— Её «высосали из пальца» англосаксы. Она является производным теории происхождения видов Чарльза Дарвина. Собственно, теория английского шизофреника для того и была раскручена, чтобы на её базе навязать всему миру галиматью о едином происхождении человека. Зачем, мы с тобой разберём позднее. Сейчас на этом останавливаться не станем. Я тебе хочу рассказать о том, как всё началось. Прежде всего, кто такой Чарльз Дарвин? Его принято считать гением. На самом деле всё далеко не так. Родился Чарльз в семье известного врача хирурга, патологоанатома и масона. Понял теперь, откуда ветер дует? Так вот, врач из молодого Дарвина не получился. Не хватило талантов, поэтому отец и отдал его в духовное училище. А потом, когда британские масоны получили от иллюминатов заказ на создание эволюционной теории происхождения видов, Дарвина-младшего, как человека далёкого от науки, превратили в её создателя.