— Отпусти сейчас же кошку! — услышал Демокрит чей-то голос за своей спиной. — Отпусти ее немедленно, или египтяне разорвут тебя на части.
Демокрит разжал пальцы, кошка шлепнулась на землю и попыталась было снова пуститься наутек, но подоспевшие египтяне поймали ее и, ласково гладя, усадили в большую, сплетенную из тростника корзину. При этом на Демокрита они поглядывали с выражением крайнего возмущения, грозя ему кулаком.
Демокрит обернулся, чтобы взглянуть на человека, кричавшего ему, и увидел, что это был Архипп, тот самый Архипп, которого абдерский путешественник встретил в первый день своего пребывания в Египте.
— Ну как, нашел своего учителя? — спросил Архипп.
— Пока нет, но не теряю надежды. А ты что тут делаешь?
— Как что? — удивился пифагореец. — Я же говорил тебе, что верю в бессмертие души. А всем известно, что у фи–ванских жрецов имеется таинственная книга «О том, что в Аиде»[13]. Вот я и приехал узнать, что я должен делать, чтобы моя душа не погибла в преисподней.
— Ну и что же? Удалось тебе узнать, как спасти свою душу? — поинтересовался Демокрит.
— Да! — важно ответил Архипп. — И я объясню это в моей книге всем, кто способен прислушаться к голосу мудрости.
— Объясни пока что мне, — перебил его Демокрит, — почему эти люди ловят кошек во время пожара, а мне за то, что я хотел помочь им, грозят кулаками?
— Не тревожься! Теперь они тебя уже не тронут. Они подумали, что ты сделаешь кошке больно, и поэтому рассердились. Не знаю, почему в Египте так чтут этих животных. Может быть, потому, что ни в одной другой стране они не встречаются; но ты даже представить себе не можешь, каким уважением они здесь пользуются. Вся семья ухаживает за живущей в доме кошкой, кормит ее и ласкает. Если кошка умрет, хозяева велят изготовить из нее мумию и хоронят на специальном кошачьем кладбище. В доме объявляется траур, и все в знак глубочайшего горя выстригают себе брови.
— Но ты не объяснил мне, почему целая толпа, вместо того чтобы тушить пожар, ловила кошку?
— В этом случае, — улыбнулся Архипп, — мудрые египтяне, как мне кажется, поступают несколько странно. Они убеждены, что во время пожара кошки бросаются в огонь. А жизнь священного животного им дороже имущества.
— Как же! Так бы она и бросилась в огонь! Не схвати я эту кошку, она бежала бы до нильских зарослей. Интересно, как могло возникнуть такое поверье? Наверно, были случаи, когда в горящем доме оставались котята и кошка бросалась в огонь, чтобы спасти их. Странные мудрецы твои египтяне: не верят собственным глазам и убеждены в том, что слышали от других. Разве не знают они древней поговорки: глаза более надежные свидетели, чем уши?
— Если хочешь познакомиться получше с учением египтян, — сказал Архипп, — пойдем со мной завтра в храм Аммона. Я познакомлю тебя с египетскими жрецами, и они расскажут тебе много интересного.
Назавтра Демокрит зашел за Архиппом, и они вместе пошли по широкой дороге, проложенной по невысокой насыпи. Насыпь была сделана для того, чтобы во время разлива Нила воды реки не заливали дорогу и не разрушали памятники. По обе стороны дороги стояли статуи сфинксов — фантастических существ с телом льва и головою человека.
Это была настоящая аллея протяженностью больше десяти стадий, только вместо деревьев через каждые несколько шагов по обе стороны стояли огромные статуи. Такого количества статуй Демокрит еще никогда не видел. Его поразило, что часть аллеи была уставлена изображениями баранов.
— Баран — священное животное бога солнца Аммона, в храм которого мы идем, — объяснил Архипп.
— У нас в Греции тоже кое?кто поклоняется Аммону, — сказал Демокрит. — Они считают его царем богов вроде нашего Зевса и изображают могучим мужчиной с густой бородой и длинными волосами.
— Я сам охотно приношу жертвы Аммону–Зевсу, — подхватил Архипп, — но в Египте полагают, что Аммон часто принимает различные обличья. Ему приходится бороться с божествами холода и мрака — змеем, крокодилом и страшным драконом Апопом, обитающим под землей. Я сам видел священную картину, как солнечный бог, принявший образ огромного огненно–рыжего кота, убивает своего врага — змея. А на другом изображении Аммон уже в человеческом образе поражает крокодила. Каждый вечер, пройдя свой дневной путь по небу, ладья, в которой плывет по небесному Нилу Аммон, подплывает ко входу в подземный мир, находящемуся на западе за горизонтом. Здесь Аммон переходит с дневной ладьи на ночную, и начинается его плавание по подземному Нилу, протекающему в преисподней.
Здесь?то и поджидает солнечного бога его смертельный враг дракон Апоп. Ровно в полночь завязывается страшный бой. Если победит Апоп, солнце никогда не взойдет над землей, мрак и смерть воцарятся повсюду. Но могучий Аммон всегда побеждает. Поразив своего врага, Аммон беспрепятственно продолжает плавание по подземному Нилу, достигает ворот из преисподней, находящихся на востоке, пересаживается на дневную ладью и снова начинает движение по небесному пути.
За разговором путники не заметили, как подошли к стенам храма Аммона. Две огромные башни, высотой около 100 локтей, с наклонными, сужающимися кверху стенами, — так называемые пилоны — обрамляли ворота храма.
Архипп велел Демокриту снять плащ и обувь, а Диагору приказал остаться у ворот храма охранять одежду.
Демокрит последовал за Архиппом, но, пройдя ворота, убедился, что до святилища еще далеко. Двор, в который они попали, был разделен новой стеной с величественными ворогами, затем опять двор и снова стена. Со всех сторон возвышались огромные статуи богов, сделанные из ценных пород камня, золота и серебра.
Но больше всего поразил Демокрита сам храм. Центральный зал представлял собой целый лес из колонн, которых было так много, что казалось, человек легко может заблудиться и навсегда затеряться в этом огромном храме. Центральные колонны были так широки, что их не смогли бы обхватить даже пять человек.
— Афинский Парфенон легко может уместиться в одном этом зале! — с такой гордостью сказал Архипп, как будто это он построил храм.
— Ничего подобного не случалось мне еще видеть, — ответил Демокрит, понижая голос. — Человек в таком храме ощущает свое ничтожество, а жрецам, вероятно, только этого и надо. Чем слабее и ничтожнее кажется себе человек, тем с большим почтением относится он к всемогущим богам.
— Неужели, чужеземец, ты думаешь, — раздался голос, — что египтяне не почитали бы богов, не будь этого храма?
Из?за колонны неожиданно вышел высокий бритый человек в белой одежде и тростниковых сандалиях. Это был один из жрецов храма. Вежливо поздоровавшись с Архиппом, он продолжал, обращаясь к Демокриту:
— Скажи, грек, чем, по–твоему, прежде всего отличается египетская религия от вашей?
— Не знаю, — растерялся Демокрит, — думаю, что и там и здесь вера в богов не может помочь человеку, желающему заниматься наукой.
— Наш храм построен не для ученых, — возразил жрец. — Мы даем утешение обездоленным, а в этом люди нуждаются больше хлеба. Вот почему не оскудевает поток даров, на который содержатся храмы и существуют жрецы. У вас в Греции жрецом может быть любой гражданин. В Египте звание жреца передается в знатных семьях от отца к сыну. Мы, жрецы, живем замкнуто, не общаясь с простым народом и строго соблюдая священные обряды. В награду за это души наши не погибнут, а будут жить вечно.
— Расскажи нам о том, что в Аиде, — вмешался Архипп. — Я уже говорил Демокриту о ладье Аммона, но мне хотелось бы услышать о судьбе умерших.
— Б подземном царстве, — сказал жрец, — правит мудрый и справедливый бог Осйрис. Когда?то злой брат Сет убил Осириса. Но брату не удалось уничтожить тело Осириса, и Осирис воскрес. Так же может воскреснуть и умерший человек, если тело его не будет уничтожено. Что станется с человеком после смерти, решается на суде Осириса. Огромные весы стоят перед подземным правителем. Нелегко покойникам пройти суд Осириса: если окажется, что человек не выполнял предписаний богов и его сердце обременено грехами, чудовище с головой крокодила пожрет его, и не будет ему ни вечной жизни, ни воскрешения.
— Зато те, кто оправдан Осирисом, получат вечную жизнь на полях блаженства, — вмешался Архипп.
— А некоторые, — важно добавил жрец, — даже могут вернуться назад на землю.
— Что же надо сделать для этого? — спросил, заглядывая жрецу в глаза, Архипп.
— То же, что делали ваши мудрецы Орфей и Пифагор, — спокойно ответил египтянин. — Один из них сумел выйти из Аида, а другой вернется к людям через двести лет. Надо чтить богов, приносить им щедрые дары, а главное, дружить с жрецами, — добавил он, неодобрительно глядя на Демокрита. — Только они могут посвятить в таинства, которые открывают двери подземного мира. Надо знать, в какой части преисподней протекает подземный Нил и когда проплывает по нему ладья Аммона, надо знать также тайное имя Аммона, и тогда бог возьмет тебя на свою ладью и вывезет на землю.
— Так скажи же мне скорей его имя! — И Архипп умоляюще схватил египтянина за руку.
— Нет, — решительно ответил жрец, — для этого ты должен прожить в храме не меньше года, пожертвовать богу свое имущество и точно соблюдать все обряды.
— Я согласен, — с готовностью сказал Архипп. — Я стар и мудр. Мне много не нужно. Как и мой учитель Пифагор, я не боюсь смерти, но, если есть возможность вернуться после смерти к людям, я должен сделать все возможное, чтобы не лишать их моей мудрости. А ты, Демокрит? Неужели тебя не пугает смерть и царство мертвых?
— Очень пугает, — рассердился до сих пор спокойно слушавший Демокрит. — Только ни в поля блаженных, ни в муки преисподней я не верю. Я уже слышал эти россказни о воскрешении из мертвых от твоих друзей пифагорейцев. Теперь я наконец понял, откуда они идут. Не пойму только, почему, если они действительно верят в загробное существование души, то не хотят оставаться в своих полях блаженства и готовы все отдать, только бы вернуться в ладье Аммона назад к мучениям этой жизни. Да и ты уже не хочешь ждать, пока твоя душа переселится в какого?нибудь благородного зверя. Забыв все, что проповедовал, ты даешь водить себя за нос обманщику, польстившемуся на твое богатство. Прощай, Архипп. Вернувшись на родину, я обязательно напишу книгу «О том, что в Аиде». Слишком много людей стало верить пифагорейцам, повторяющим египетские выдумки. Я покажу, откуда берут они рассказы о муках грешников, о воскрешении мертвых, и любой мальчишка поймет, что это обман, которому не стоит верить[14].
ПРОПАВШИЙ ПАПИРУС
От Фив до Мероэ — столицы эфиопского царства — сперва надо плыть по Нилу, а потом в течение двенадцати дней пришлось идти напрямик через пустыню. Хотя город был расположен на берегу Нила, до него из?за порогов на реке нельзя было доплыть на корабле. Идти вдоль Нила тоже не имело смысла, и все пользовались прямой дорогой, которая была значительно короче.
Двенадцатидневный переход очень утомил Демокрита. Солнце палило нещадно, мучила жажда, песок скрипел на зубах, забивался в одежду и волосы. В горле пересохло, и язык распух так, что казалось, он уже не помещается во рту.
Наконец вдали показалось Мероэ. Это был небольшой городок, состоявший из белых домиков, сгрудившихся на берегу Нила. Несколько зданий выделялось среди невысоких построек, но даже дворцы и храмы казались маленькими по сравнению с тем, что видел Демокрит в Фивах и Мемфисе. Исключение составлял только величественный храм Солнца.
Стены его были покрыты цветными изразцами и украшены рельефными изображениями битв, в которых участвовали эфиопы. Над входом в храм было вделано в стену изображение солнечного диска.
Возле города виднелось несколько десятков небольших пирамид, отличавшихся от египетских красивыми башенками на вершине и пристройками, нарушавшими тоскливое однообразие стен. Невдалеке от города находились огромные сооружения для сбора дождевой воды и целые горы блестящего черного шлака. Эфиопы раньше, чем египтяне, научились выплавлять железо. Правители страны построили на окраине Мероэ печи для выплавки металла, и вот уже много десятилетий кучи шлака непрерывно росли. Слитки железа эфиопы отправляли вниз по Нилу, выменивая их там на хлеб и предметы роскоши.
Близко к городу подступал густой лес, кишащий дикими зверями. По ночам путники слышали рев леопарда, подбиравшегося к самым домам, и вой шакалов, бродивших возле хлевов. Демокрит видел на лугах, окружавших город, свежие следы слонов и носорогов.
Об эфиопах Демокрит раньше слышал много, и почти все, что рассказывали, оказалось неправдой. Пифагорейцы утверждали, что эфиопы владеют чудотворными секретами, позволявшими оживлять мертвецов. Сами жители Мероэ отрицали это, и Демокрит видел, что они говорят искренне. Неправдой оказалось и то, что эфиопы выбирают своим царем самого высокого и красивого мужчину. Демокрит мог убедиться, что правивший в то время, когда он был в Мероэ, царь был совсем некрасив, а ростом не превышал среднего человека.
На невольничьем рынке Демокрит увидел, как продавали рабов–пигмеев. Пигмеи — племя чернокожих людей, живущих по соседству с эфиопами. Еще в детстве, когда Демокрит учил наизусть Гомера, услышал он о маленьких смешных человечках, живущих у южных пределов земли. «Этот народец такой маленький, — рассказывал Гомер, — что журавли ежегодно осенью, устремляясь на юг, нападают на них:
С криком несутся они к океанским быстрым теченьям,
Смерть и погибель готовя мужам низкорослым — пигмеям,
В утренних сумерках злую войну они с ними заводят…
Теперь Демокрит увидел пигмеев своими глазами, и они оказались вовсе не такими маленькими: взрослый мужчина-пигмей достигал почти трех локтей, то есть был по плечо Демокриту. С помощью одного эфиопа, знавшего египетский и понимавшего язык пигмеев, Демокрит выяснил, что рассказ Гомера о войне пигмеев с журавлями — чистый вымысел. Пигмеи уверяли, что они храбрые охотники, и очень смеялись, когда Демокрит спросил их, не боятся ли они журавлей.
Все эти сведения Демокрит получил, бродя по городу и разыскивая Левкиппа, но никаких следов похищенного разбойниками учителя обнаружить не удавалось. Демокрит исходил город вдоль и поперек, расспрашивал множество людей, но все напрасно. Однако он не сдавался и каждое утро снова и снова отправлялся на поиски.
На десятый день пребывания в Мероэ Демокрит, как обычно, ушел рано утром, а Диагор остался дома.
«Надо было бы написать Дамасу, — думал Диагор, оставшись один, — но о чем писать? Сейчас причины, побудившие Демокрита приехать сюда, известны мне не больше, чем в начале путешествия. А вдруг он и в самом деле ищет Левкиппа?! Невезучий я человек! До самой смерти, видно, оставаться мне рабом, получая колотушки и затрещины. А в том, что затрещин мне не миновать, сомневаться не приходится. Дамас не такой человек, чтобы бросать слова на ветер, а он обещал хорошенько вздуть меня, если я вернусь в Абдеры ни с чем. Хозяева думают, что раб только для того и существует, чтобы можно было срывать на нем плохое настроение. Правда, Демокрит еще ни разу меня не ударил, но неизвестно, что лучше: получить трепку в Абдерах или солнечный удар в одном из этих бесконечных путешествий. Впрочем, я, наверно, получу и то и другое».
От всех этих мыслей Диагор приуныл и, чтобы как?то отвлечься, решил заняться своим любимым делом — сочинением стихов. Диагор взял шкатулку, в которой Демокрит хранил папирус, и открыл ее. В шкатулке лежало всего два листа папируса. Если их забрать, то Демокрит может заметить пропажу. А может и не заметить — он такой рассеянный. Ведь не замечал же он раньше, когда недоставало одного или двух листов.
— Э, как?нибудь обойдется, — решил Диагор, — столько неприятностей, что одной больше или меньше — это уже неважно.
Взяв папирус и удобно расположившись, Диагор начал сочинять: