Правда всегда прекрасна, тиха, гармонична и благоуханна. Ложь, эгоизм, скупость, жестокость и разврат несут в себе запахи разложения. Никакие ароматы, никакие духи не могут скрыть их и уничтожить, и не в дуновении ли тихого ветра открылся Бог Моисею!
Итак, воспринимая ароматы, разлитые в природе и людях, мы незаметно подошли к самой сущности нашей жизни, к внутреннему благоуханию души. Материалистический мир, весь погруженный во внешнюю, шумную жизнь, забыл собственную душу. Да и не только те, кто из всего человечества хочет сделать бездушный материал, навоз для удобрения будущего утопического мира, но и те, кто, веря в иные ценности, все же ищет оправдания себе, своим слабостям и грехам в условиях окружающей жизни, — все они забывают о великих возможностях всякой души человеческой. Войти в себя, смириться, познать собственные недостатки — и весь мир Божий откроется нам в свете любви. Окружающим станет легко с нами, и сами они захотят мира и любви, так как тот, кто преобразил свою душу, преображает и близких ему людей.
Оттого-то так хорошо искать дружбы со светлыми людьми, молитвенно связанными с Богом.
Увы! Нередко внешняя воспитанность, внимательность и просто тонкая лесть не позволяют нам видеть истинной сущности человека, и мы вверяем себя тому, кто живет совсем другой, чуждой нам жизнью. Но как же сделать правильный выбор? Не является ли путь инстинкта, симпатии, притяжения самым простым и верным? Каждому человеку присущи своя аура, своя атмосфера, свой аромат. Эта аура может притягивать или отталкивать, и наша душа, отдаваясь непосредственно своему чувству, без умственного осуждения, без сухости сердца может почувствовать радость от общения с близкими по духу людьми. В чем только не выражается эта атмосфера! Уже при самом входе в жилище мы чувствуем его обитателей. Светлой, теплой благожелательностью дышит передняя добрых и милых людей. Если они небогаты, эта бедность не бросается сразу в глаза и не замечается нами. Помещение же людей эгоистичных и неприветливых, даже красиво и богато убранное, встречает холодно, сдержанно и как-то скучно.
Конечно, и чисто материальные, бездуховные условия имеют также огромное значение в ароматической приятности помещения. И первым из них является чистота. Однако в соблюдении ее нужна осторожность. В прошлом столетии чистота была всегда благоуханной, но в настоящее время это не так. Рынки и магазины наводнены таким количеством дешевых химических продуктов: хлорных вод, феноловых мыл, мастик для полов и мебели на дурно пахнущих керосиновых основах, различных дезинфицирующих жидкостей и порошков, — что большинство этих продуктов постоянно отравляют атмосферу домов.
Впрочем, свежее дыхание дома зависит главным образом от самой постройки его. От подвала до чердака, от канализации до тяги печной трубы — все должно быть сделано добросовестно и из хорошего материала. Освещенность, размер и количество комнат в отношении к населяющим их людям тоже имеют немалое значение. От расположения их и особенно кухни, от ее изоляции от других комнат и хорошей тяги очага зависит в наибольшей мере вся благоуханность квартиры. К сожалению, даже в новых, удобных и хорошо построенных домах на эту сторону дела обращается недостаточно внимания и нередко уже в передней вас встречает ужасающий запах жареной рыбы или вареной капусты.
Одной из главных комнат квартиры является спальня — комната для сна и накопления новых сил. Никогда не следует преображать ее в салон для приема гостей или в помещение, где проводится большая часть дня. Атмосфера спальни должна быть пронизана духом чистоты, свежестью и пoлумраком в яркие летние дни, светом и легким, сухим теплом в холодную зимнюю пору. Вечером белоснежные простыни должны манить ко сну своим ароматом. Выстиранные простым и хорошим мылом (типа марсельского), без всякой примеси хлорных или других химических продуктов, просушенные на свежем воздухе и в лучах солнца, они сами впитывают в себя свет и воздух и способны дать отдых и сон спящему на них человеку. Как радостно бывает в деревне ложиться на такие свежие, славно пахнущие простыни и как малопривлекательна постель, отдающая химией. Увы! Даже в зажиточных домах и дорогих отелях это приходится испытывать все чаще...
Атмосфера квартиры связана и с деревом ее лестницы, паркета, дверей и окон, и с качеством обстановки, и с облицовкой стен и потолков.
Так, дух дубового вестибюля с дубовой лестницей необычайно прятен. Дуб — благороднейшее дерево Европы, и запах его полон тончайшей, строгой благоуханности мужского характера. Однако это первое впечатление строгости быстро сменяется чувством благожелательного радушия, чем и объяснится неизъяснимый шарм старинных дубовых столовых, где так славно пролетело немало часов моей жизни среди близких сердцу людей.
Иное чувство вызывает гостиная из карельской березы с окнами и дверями того же дерева. Веет от нее чем-то солнечным, девственным, светлым, чем-то веселым, как и сам цвет ее обстановки.
А сколько прелести в будуаре из ценного розового дерева с дорогими шелками пастельных тонов, где на фоне аромата цветов и духов чувствуется милая благоуханность хозяйки!
И как замечательно дыхание кабинета-библиотеки с его мягким ковром и массивными шкафами, в которых дремлют многочисленные фолианты в тяжелых кожаных переплетах. Вокруг на стенах висят портреты и картины в ценных рамах, и от них веет особой музейной душистостью. Перелистаешь страницы, и поднимается знакомый сухой запах, близкий сердцу всех любителей книг. Большой письменный стол с бронзой, канделябрами и несколькими фотографиями или миниатюрами; большая тахта, укрытая ковром, что-то мускусное в воздухе, призывающее к действию, вдохновляющее мысль; тонкий запах табака и сигар в часы беседы; аромат пылающего камина в зимние дни; благоухание черного кофе, коньяка, ликеров... Мужской угол, на фоне которого женская прелесть еще обаятельнее.
И вот, удаляясь в глубь детства, еще одна яркая величественная картина встает передо мной. И вся она пронизана ароматом. Вижу себя маленьким кадетом Второго Петербургского корпуса при посещении Зимнего дворца. Анфилада великолепных комнат. Но не великолепие залов и гостиных сохранила моя память, а удивительный аромат, царивший в них. Это был живительный еловый запах на фоне чего-то драгоценного и утонченного. Словно пахло всем богатством великой Империи, всеми произведениями искусств, собранными здесь. Могучей, великодержавной приветливостью был преисполнен аромат, и во все время посещения дворца это впечатление не покидало нас.
А вот и другое воспоминание, более скромное, но полное очарования. В Ялте нашими близкими соседями и друзьями были княжны Елизавета и Вера Петровны Багратион. Их небольшая, всего в восемь комнат, деревянная дача была очень красиво и уютно обставлена. Несмотря на огромное количество кошек, собак и птиц, дом встречал благожелательным сдобным ароматом. Княжна Вера — младшая из сестер и покровительница всякой твари Божией — была чудесной хозяйкой: необычайно хлебосольной и гостеприимной и как-то вся светилась приветливостью и подлинной добротой. Княжна же Елизавета, деятельная, умная, горячая, прошедшая всю войну 1914 — 1918 годов на передовых позициях сестрой милосердия, отдавала всю свою жизнь больным и несчастным. Она тоже была приветлива, но с ноткой строгости, без женственной доброты княжны Веры.
Вспоминается их большая желтая гостиная с цельным окном во всю стену, выходящим на море, с родовыми портретами в золоченых рамах, среди которых выделялся своей работой портрет их деда, генерала князя Багратиона, героя войны 1812 года. Этa гостиная во всякое время года была полна цветов. Пахло ими, хорошим деревом обстановки и чем-то своим, очень светлым и благородным.
В маленькой же диванной царила совсем иная атмосфера. Низкие татарские тахты, столики с инкрустацией, ковры на полу и стенах (так ясно помню всадников с изогнутыми луками!) — все вещи, находившиеся в этой комнате, были подлинные, восточные. Здесь всегда стоял низкий, густой, пряный аромат, и так хорошо звучала гитара, и тревожили сердце напевы цыганских песен.
А в большой гостиной мне не раз доводилось слушать серьезную музыку в прекрасном исполнении. Особенно запомнилась великолепная игра пианиста Николая Орлова.
И каждый уголок этого дома и большого сада дышал гостеприимством. Здесь всякий чувствовал себя на высоте, проявлял себя с лучшей стороны под лучами улыбки милой, доброжелательной княжны Веры да под внимательным и ясным взглядом старшей княжны. (Мне приходилось и потом встречать совсем особое очарование пожилых барышень-сестер, проживших всю жизнь вместе и дополнявших друг друга. Замужние женщины часто не успевают читать, думать, развивать свою душу. Они уходят с головой в семью и застывают в семейном эгоизме. Девушки же, умеющие стареть без горечи и скуки, бывают такими добрыми друзьями, такими сокровищницами духа.)
Душилась княжна Вера модными в то время духами "Vera Violetta" от Роже и Галле. Этот свежий и веселый аромат очень шел ей. Он как бы передавал ту непосредственную живость, какой искрилась она сама, дополнял ее и сливался с атмосферой этого милого дома.
Совсем иное впечатление производили дома некоторых других моих знакомых. Помню чопорную старуху лет шестидесяти и ее племянника под пятьдесят. Мать очень их уважала и несколько раз в год возила нас к ним, несмотря на наши протесты. Племянник был милый, простой человек, но тон всему дому задавала она, дама, любезная на людях, но всегда всем недовольная среди близких. Людям этого типа свойственно все критиковать, делать всем замечания, придираться к мелочам, не допускать мира в своей семье. Занимали они обширную квартиру, окруженную тенистым садом, но казалось, что воздух не проникал в нее. Гнетущая атмосфера охватывала нас у самого порога, и не хотелось улыбаться, говорить, дышать... Вполне приличная обстановка казалась застывшей. Умирание брюзжащей старости покоилось на всем. С нами, детьми, она была любезна, но мы только и мечтали об окончании этого визита, о свежем воздухе улиц... Другой дом был еще нестерпимее. Там жили люди знатные и богатые, но все же определенно (для меня) неблагородные. Они часто и долго путешествовали, многих встречали, но единственным их интересом были сплетни и пересуды. Многие знали об этой их страсти, и все же появление их в городе являлось началом ссор и недоразумений между многими семьями, прежде дружными между собой. Богатство и положение в свете спасали их от бойкота, но, несмотря на изысканность обстановки, дух их дома был невесел. Пахло сплетнями, недоброжелательством, и приличные люди не засиживались у них.
Совсем исключительное место среди моих знакомых и друзей занимала семья Мещеряковых, Состояла она из матери-вдовы, трех сыновей и дочери. С младшим из сыновей — Владимиром — пришлось мне пройти весь курс ялтинской гимназии, и я сохранил о нем самую светлую память. Чудесный товарищ, лихой гимнаст, один из первых учеников класса, он имел открытое, интересное лицо, и весь класс любил его за выдержанность, услужливость и приветливость. Он и ввел меня в свою семью, когда мы уже почти заканчивали гимназию. Жили они небогато, но все же с достатком. Мать была настоящим другом детей, всю себя им отдававшим и всегда умевшим разговаривать с ними и понимать их. Да и дети относились друг к другу с таким же вниманием, интересом и уважением. Никогда ни в какой семье я не встречал такого благожелательного уважения друг к другу, и вся квартира их благоухала глубокой и светлой молодостью.
Мир, наполненный светом, дружелюбие, но не обращенное на себя, а открытое всему возвышенному и прекрасному — жизни, науке, искусству, святости.
В их доме бывали лишь друзья, и у них всегда было весело, интересно, занимательно...
К чаю не подавалось дорогих тортов, все было домашним, вкусным и разнообразным. И подано было хорошо, а на буфете, между блюдами с едой, всегда стояли изюм, миндаль, орехи и пастила для молодежи дома. И пахло так приятно! Перед праздниками в спальнях теплились лампады; слышалось потрескивание фитилей, чуть пахло маслом с примесью тонкой душистости церкви...
Вера, единственная девочка в семье и самая младшая из детей, была блестящей ученицей, но это не мешало ей быть милой, простой и приветливой. Но самым выдающимся был старший из братьев, Александр, человек высокой души, светлого ума, обладавший абсолютной памятью. Он был много старше нас, и я хорошо узнал его лишь в 17-м году, когда, по слабости здоровья, ему пришлось приостановить учение в Московском университете и переехать к матери в Ялту. Он был высокого роста, с правильными чертами лица, с незабываемыми глазами. Говорил он замечательно сжато, ясно, убедительно. Все прочитанное навсегда им запоминалось, и так как в эти годы все его интересовало, то эрудиция его была огромна. Он был так же силен в математике, физике, химии, как в философии, истории, литературе; был блестящим шахматистом, любил и понимал серьезную музыку. Получив классическое образование, он был большим поклонником античного мира и античной красоты.
В его устах жизнь Эллады оживала перед нами, и, казалось, ее солнечная благоуханность нисходила на нас. Он любил прогулки в горы, и среди скал и сосен мы часто просили его почитать нам стихи. Он помнил и знал наизусть и классиков и новейших поэтов и часто завораживал нас ритмичной гармонией слов. И было в нем особое понимание нас, своих друзей, так как умел он прочитать именно то, что нам хотелось услышать... Читал он стихи просто, без эффектов, но каждое слово жило, звучала музыка строф, и мысль выделялась ясно и глубоко.
Во время ночных прогулок, когда так сильно благоухают земля и ночные цветы, он любил говорить о звездном небе, показывая нам созвездия, рассказывал связанные с ними легенды, и, слушая его, мы жили глубокой, полной и такой красивой жизнью.
Многим обязан я этой семье, и особенно тем, что только у них я понял, что значит мир, любовь и взаимное уважение членов семьи между собой. Только такие отношения рождают полную гармонию семейного очага, но встречаются они нечасто.
Революция уничтожила семью Мещеряковых. Владимир не пережил 20-го года, Александр — 26-го, но память о них неизменно ярка в моей памяти.
Среди многочисленных знакомых матери особое место занимала госпожа X. Жила она в Ялте не круглый год, ни от кого не зависела, визитов не придерживалась, бывала лишь у милых людей. Тонкая, сухая, всегда в строгом костюме, уже немолодая, но энергичная и живая, она была отличной наездницей, и я часто любовался ее великолепной посадкой в седле, когда она выезжала в горы в сопровождении татарина-проводника, который ехал от нее на почтительном расстоянии. Дом ее находился на самом высоком месте города, и вид из него был замечательно красив. Все в доме было продуманно и удобно, так как строился он по ее собственным планам и указаниям. Сад был полон роз, за домом расстилался виноградник... Попал я к ней впервые холодным зимним днем, и сразу же обдало меня радостным и приветливым теплом: вся середина вестибюля была занята монументальным камином из темно-красного гранита и в нем весело пылал огонь. Пахло горящими дубовыми дровами — тончайшим ароматом зимы. Большинство деревьев, сгорая, пахнут живительно и приятно, но дуб особенно тонок в своей благоуханности. Впрочем, хорош бальзамический запах солнечного дня елей и сосен, трескучесть березовых дров, восточный кадильный аромат кипариса...