– Проходи.
После этого для Ахматовой началась совсем другая жизнь. Да и для города, в котором она жила, тоже.
Глава пятая
Литейный, 4
1
Знаменитый краевед Пыляев писал в конце XIX века:
Сейчас на месте, о котором идет речь, расположен магазин купцов Елисеевых. А лет двести тому назад тут располагались здания Тайной канцелярии. Так называлась политическая полиция того времени. И методы ее дознания были покруче, чем у любых энкавэдэшников сталинской поры.
Малейшего подозрения в неблагонадежности было достаточно, чтобы человек оказался в подвалах Тайной канцелярии. А уж сколько времени он тут пробудет, одному Богу было ведомо. Никакой презумпции невиновности не существовало. Не существовало и законов, ограничивающих срок пребывания в застенке. Посадили – значит, будешь сидеть. Причем питаться и обустраивать быт узникам предстояло за свой счет. Некоторые бедолаги проводили в местных подвалах десятилетия. А судя по тому, что отыскали рабочие под зданием Елисеевского магазина, были и такие, кто оставался тут навсегда.
Вызов из камеры на допрос всегда означал пытку. Самым традиционным видом пытки была дыба, или, как ее иначе называли, «виска». Суть тут в следующем. Прежде всего человеку длинной веревкой связывали руки за спиной. Конец веревки перебрасывали через блок у потолка и начинали тянуть. Боль от выворачивающихся суставов была нестерпима. Если этого было мало, к ногам несчастного привязывали тяжелую колоду. Иногда помощник палача мог встать на нее и попрыгать. Кости ломались, кожа лопалась, жилы рвались.
Если же подследственный упорствовал, то второй помощник палача кнутом начинал исполосовывать ему спину. Каждые несколько минут бичевание прерывали и обрабатывали кровоточащие раны горячим банным веником. Для самых упорных предназначалось еще и дополнительное прижигание огнем. Но до этой стадии доживали лишь единицы.
Впрочем, можно было обойтись и без дыбы, одним кнутом. При этой пытке один из палачей хватал жертву за руки и забрасывал их себе за плечи, а другой бил кнутом. Именно от этого способа происходит выражение «заплечных дел мастер». Кнут должен был иметь толщину в палец и длину в пять локтей. Опытный палач мог навсегда искалечить человека всего тремя-четырьмя ударами.
Еще одно выражение: «Я тебя в бараний рог согну!» Тут тоже имеется в виду пытка: голова жертвы веревкой привязывалась к ногам, а потом эту веревку начинали с помощью палки закручивать. Человек сперва задыхался, а потом у него ломался позвоночник. Выражение же «узнать всю подноготную» происходит от того, что жертвам загоняли под ногти особые деревянные палочки. Помимо этого практиковались ломка ребер особыми клещами, зажимание пальцев тисками и банальные избиения ногами.
Все пребывание в подвалах Тайной канцелярии было рассчитано на то, чтобы как можно сильнее отравить жизнь обитателям. Например, их могли накормить селедкой и не давать пить. Или развести в печах огонь и закрыть все дымоходы. А иногда на все время пребывания в застенках человека цепью приковывали к здоровенной деревянной колоде, которую называли «стул». Теперь, передвигаясь, он был вынужден тащить колоду за собой.
Петр I пытки любил и понимал в них толк. Некоторые самодержец придумывал лично и очень любил присутствовать при допросах. При его наследниках палачи также не оставались без работы. Дольше всего Тайную канцелярию возглавлял известный садист граф Андрей Ушаков – целых семнадцать лет подряд. При нем контора разрослась и занимала целый квартал от Садовой улицы до Итальянской площади.
Однако постепенно нравы смягчались. Уже императрица Елизавета Петровна строжайше запретила пытать детей до двенадцати лет и беременных женщин. А Екатерина Великая в 1774 году и вовсе запретила самые изощренные виды пыток. При ней бывший район Тайной канцелярии перешел в иные руки, был заселен новыми обитателями, и постепенно даже память о творившихся здесь ужасах изгладилась.
Органы сыска переехали с Садовой на набережную Фонтанки, а суд – в самое начало Литейного проспекта. Там еще с петровских времен пустовало здоровенное здание Арсенала. Литейный проспект потому ведь и называется «литейным», что некогда тут лили пушки. Потом оружейное производство из района перевели, а опустевшие корпуса заняли службы Петербургского окружного суда.
Архитектурных красот здесь немного. Даже во времена Пушкина это была всего лишь тусклая окраина блестящей столицы. Однако постепенно все менялось. Именно тишина и неспешная жизнь района привлекли сюда совсем иных жильцов. К началу ХХ столетия это был уже вполне себе фешенебельный район адвокатов, генералов в отставке и высокооплачиваемых докторов.
В самом начале Литейного проспекта сегодня можно видеть Литейный мост. Известен он в основном тем, что активисты арт-группы «Война» как-то нарисовали на нем светящийся фаллос. Мост стали разводить, фаллос вроде как сам собой эррегировался, и Интернет-общественность аж завыла от восторга. А полтора века тому назад на этом месте располагался всего лишь уютный и вечно немноголюдный тупичок. Никакого моста еще не было, проспект упирался просто в Неву, а там, где сегодня начинается мост, были для красоты расставлены старинные, зеленые от времени пушки на узорных лафетах. Художник Добужинский рассказывал, как в 1880-х он ребенком любил лазать по ним и представлять себя петровским кирасиром, а охранявшие орудия усатые артиллеристы в мешковатых мундирах улыбались ему и рассказывали о войнах минувших эпох.
Чуть правее пушек находился сам суд, а сразу за ним – тюрьма, известная в народе как «предвариловка». Построили ее в 1875-м по американскому проекту: большой внутренний двор, железные решетки и много-много металлических, лязгающих при ходьбе мостков. Для своего времени тюрьма была самой передовой в Российской империи, проблема лишь в том, что используется она и до сих пор, притом что за последние полтора века ее ни разу не ремонтировали и даже толком и не чистили.
Камеры рассчитаны в основном на одного-двух постояльцев. Кирпичные стены, выкрашенные зеленой масляной краской, беленый потолок. Из обстановки только лежанка, умывальник и дырка в полу, чтобы пописать. В противоположной от двери стене окно. Чтобы узникам было ничего не видно, на окно, помимо решетки, надет еще особый деревянный намордник. На двери – глазок и кормушка.
Кто только в этих камерах не сидел! До революции – все до единого бунтари, от брата Ленина Александра до самого Ленина. Кстати, его камера сегодня превращена в этакий местный музей, и арестантов в нее не сажают. Иосиф Бродский утверждал, что когда конвоиры ведут вас по коридору, то запрещают даже смотреть в сторону этого святого для них места. Позже тут томились тысячи сталинских узников. Некоторых тут же во дворе и расстреливали. Считается, что в 1941-м, когда немцы замыкали окружение города, и вывозить арестованных было уже некогда, во дворе «предвариловки» казнили Даниила Хармса. В 1990-х сюда свозили особенно отмороженных лидеров преступных группировок. А насчет того, кто именно сидит по тамошним камерам сегодня, думаю, всем нам расскажут позже.
2
Февральская революция 1917 года в Петербурге обошлась без штурмов и побоищ. Единственным зданием, которое восставшие сразу же сожгли дотла, было как раз здание Окружного суда на Литейном. Полюбоваться на обугленные руины все лето того года приходили тысячи горожан. Среди них была и молоденькая Ахматова. Ей было невдомек, что спустя пару десятилетий ходить сюда ей (уже не такой молоденькой) придется совсем по иному поводу.
Пятнадцать лет место оставалось просто прокопченным пустырем. А потом, в начале 1930-х, пустырь стали расчищать. Проект нового здания был заказан самым что ни на есть корифеям конструктивизма, а к работе на строительстве привлекались сплошь отличники социалистического труда. В результате здание было построено быстро, качественно и такого размера, что почти сразу получило название «Большой дом».
Здание и вправду вышло немаленьким. Почти в два раза выше, чем Зимний дворец. В Петербурге и до сих пор немного столь величественных зданий. Название учреждений, квартирующих в Большом доме, несколько раз менялось, но суть всегда оставалась одной и той же. Перед вами офис силовых ведомств: НКВД, КГБ, ГУВД, самое что ни на есть петербургское Лэнгли.
Серая громадина Большого дома прекрасно видна с любой смотровой площадки в центре города. Наверное, видели ее и нацистские летчики, бомбившие город во время Великой Отечественной. Но ни одна бомба на Большой дом так и не упала. Говорят, причина в том, что в верхних этажах здания находчивые энкавэдэшники разместили пленных немецких офицеров и открытым текстом сообщили об этом через линию фронта.
Не знаю, может быть, это, конечно, и вранье. С самого начала это громадное здание было окружено плотной завесой слухов, легенд, городских мифов. Уверяли, что подземная часть Большого дома намного огромнее надземной. Еще говорили, что после пыток и расстрелов кровь из здания стекает в Неву по особой трубе. Внутри Большого дома мало кто бывал, а те, кому все же доводилось прогуляться по его бесконечным коридорам, редко делились потом воспоминаниями о пережитом.
Самое забавное, что вот, например, я внутри здания был. Какое-то время тому назад меня вызывали сюда на допрос, и по ходу допроса мне удалось неплохо рассмотреть внутреннее устройство спецслужбистской штаб-квартиры. Но об этом я расскажу вам как-нибудь в другой раз.
3
За ходом строительства на Литейном, 4, наблюдал лично первый секретарь ленинградского губкома партии Сергей Миронович Киров. Обо всех сложностях, возникавших при возведении Большого дома, строители докладывали ему лично. Впрочем, внимание стройке уделялось такое пристальное, что никаких особых сложностей и не возникало.
Первым после революции ленинградским градоначальником был ближайший соратник Ленина Григорий Зиновьев. Правда, удержался на должности он недолго. После того как Ленин получил пулю от Фанни Каплан, вчерашние соратники вождя тут же начали делить его еще не остывшее кресло. К середине 1920-х выявилась группа лидеров, а к концу того десятилетия лидер остался и вовсе один – не очень заметный до той поры бюрократ по фамилии Сталин. Бывших соратников он по одному убирал, а на освободившееся место ставил лично преданных ему людей.
Летом 1917-го, когда все висело на волоске и каждый штык был на счету, Зиновьев не просто был рядом с Лениным – он, единственный, остался с Владимиром Ильичом, когда тому было не на кого опереться. Именно с Зиновьевым Ленин делил место в шалаше, когда скрывался от врагов в Разливе. Во всех списках первого большевистского ЦК его фамилия каждый раз шла вторым номером сразу после фамилии вождя. И теперь Зиновьеву казалось, что былые заслуги страхуют его от каких-то совсем уж серьезных неприятностей. Это был мягкий человек, желавший неспешной, спокойной, далекой от московской суеты карьеры. Но как-то не срослось. В 1926-м его сместили с должности председателя Ленсовета, а через десять лет расстреляли. Новые правила игры состояли в том, что либо ты человек Сталина, либо труп. На его место Иосиф Виссарионович назначил своего человека по фамилии Киров.
Карьеру Сергей Мироныч начинал на южном фронте Гражданской войны. Некоторое время находился в подчинении у бывшей любовницы Николая Гумилева Ларисы Рейснер. Потом перебрался в столицу и сумел выдвинуться. Именно Киров представил Сталину совсем молоденького тогда Лаврентия Берию, и со временем двое кавказцев, как вы, наверное, знаете, подружились. В Ленинград Кирова направили, чтобы под корень выкорчевать все напоминавшее о Зиновьеве.
С одной стороны, уехать из столицы, где только и могла коваться серьезная карьера, было не очень здорово. А с другой – Ленинград – это все-таки Ленинград. Жить в этом городе уже само по себе похоже на главную в жизни карьеру.
Для начала на новом месте Киров завел себе уютную шестикомнатную квартиру. Располагалась она в бывшем здании страхового общества «Россия» на Каменноостровском проспекте, 26. Считается, что у этого дома самые длинные в Петербурге проходные дворы. По этой причине большинство сцен в нынешних сериалах про ментов снимают именно тут. Если присматриваться внимательно, то можно заметить: погони и лихие захваты во всех этих «Улицах разбитых фонарей» каждый раз снимаются на фоне одних и тех же подворотен. Но это сейчас, а лет семьдесят назад дом был знаменит не этим, а тем, что сюда, поближе к власти, перебрались все ленинградские селебритиз.
При царях тот, кто желал делать карьеру, должен был иметь прямой доступ к августейшему телу. Теперь строй вроде как сменился, да только система все равно осталась прежней. Центром притяжения дом на Каменноостровском был лет тридцать подряд. На некоторых его стенах не хватает места, чтобы повесить еще одну мемориальную доску: несколько высших партийных функционеров, пара звезд черно-белого кино, военачальники, герои СССР и на десерт – композитор Шостакович. Всем хотелось жить поближе к власти, которую тогда олицетворял Сергей Киров.
Это был серьезный, неторопливый и знающий толк в комфорте человек. Ко всему, чем занимался, Киров подходил с этакой крестьянской основательностью. Свою квартиру он обставил без особого шика, но уютненько. Так же он постарался устроить и всю жизнь доставшегося ему города. Преступность была ликвидирована, беспризорников отправили в специнтернаты, воров в законе определили валить лес. На улицах вновь загорелись электрические фонари, брусчатку заменили асфальтом. На окраинах, типа Автово, для рабочих стали строить уютные коттеджики, которыми планировалось быстро заменить коммуналки центра. Именно при Кирове в Ленинграде появились первые светофоры и самая современная в Европе киностудия «Ленфильм». Ну а на Литейном к небесам взметнулся гигантский офис НКВД.
Офис был гигантский, а вот Киров – очень невысок. Чуть выше, чем по плечо Сталину, а у Сталина рост был что-то около 156 сантиметров. Поэтому градоначальник носил сапоги на высоком каблуке и фуражки, чтобы казаться повыше. Но это не помогало: любой человек среднего роста все равно смотрел на него сверху вниз. Ну и, как это водится среди невысоких мужчин, Киров стремился компенсировать внешнюю неказистость победами на любовном фронте. Как и положено высшему партийному функционеру, Сергей Мироныч был женат, да только жена удовлетворить интимные амбиции супруга была не в состоянии. К моменту переезда четы Кировых в Ленинград она была уже несколько лет как прикована к инвалидному креслу. Тяжелейший инсульт, частичный паралич, невнятная речь. Жила она в основном на служебной даче и с супругом виделась нечасто. При встречах называла его «товарищ» и по имени-отчеству. В общем, ничто не мешало градоначальнику с интересом посматривать на окружающих лиц женского пола.
Позже, уже после гибели Кирова, остряки утверждали, будто Мариинский театр был переименован в Кировский по той причине, что каждая балерина из труппы успела переночевать у Сергея Мироныча на Каменноостровском. Это, конечно, неправда. Но то, что кое-какие внебрачные связи у Кирова имелись, не ставили под сомнение даже его преданные соратники. Другой вопрос, сколько их было, этих связей.
Чаще всего среди фавориток первого секретаря называли 27-летнюю латышку Мильду Драуле. Невысокая, рыжая, тоненькая, голубоглазая. Работала в Смольном на какой-то второстепенной должности. За хорошую службу получила отдельную трехкомнатную квартиру в рабочем районе на Выборгской стороне. Жила там с мамой, сестрой, мужем, свекровью, сестрой мужа, мужем сестры и их ребенком. Кроме того, на кухне у них временно проживал сапожник по фамилии Васильев. Да, иногда квартирка казалась тесноватой, ну да кому тогда было легко?