Невзирая на то что лесные работы в Сикундоере велись с большим размахом, мы видели множество разнообразных животных или следы их пребывания здесь: орангутанов, сиамангов, гиббонов, макак, белок, птиц-носорогов, шерстокрылов, оленей, кабанов и слонов. Но, хотя эти виды сохранились в районе лесоразработок, животных было меньше, чем в других районах Суматры, где я уже побывал. Даже в нетронутых районах Сикундоера дикие животные встречались редко. Верным признаком обеднения фауны было малое количество пиявок на кислой болотистой почве — но этих-то старых знакомцев мы были только рады не встречать.
Там, где работали браконьеры, хотя и медленно, но постоянно и длительное время, лес был как бы вспорот, и широкие колеи, по которым катили длинные бревна, полностью обрывали удобные «дороги» в кронах деревьев. Гиббоны с этим справились, прыгая через просеки, а шерстокрылам и белкам просто повезло, но сиаманги отступили в девственные джунгли. Орангутанам в общем ничего не стоило спуститься на землю и перейти через просеку, и мы видели несколько старых гнезд в местах вырубок, но их хозяев поблизости не обнаружили. На берегах обитали стаи тонкотелов и макак-крабоедов, а открытые места кишели самыми разнообразными птицами. Меня очень привлекали ракетохвостые дронго, и я, отдавшись на съедение комарам, провел целый вечер, сидя на корточках в засаде, чтобы снять издали хоть один кадр с этим элегантным и приятным певцом — обладателем удивительного оперения. Животные, судя по всему, уходили из тех мест, где в данный момент производила лесоповал китайская компания, но по многим признакам можно было предположить, что они вернутся обратно, как только будут убраны шумные машины. Ввиду того что наши китайские друзья получали концессию только на ограниченное время, они двигались дальше, вырубая только самые ценные породы, благодаря чему большая часть деревьев оставалась неповрежденной и лес быстро восстанавливался.
К счастью, деревья, дающие самую ценную древесину, по большей части не те, от которых зависит пропитание лесного зверья, но эти гиганты, падая, тянут за собой массу полезных лиан, эпифитов и фиговых ветвей. К тому же дороги и вырубки, остающиеся после лесоповала, делают эти районы более доступными и более удобными для наблюдения — эти соображения заслуживают серьезного внимания при оценке природных резерватов. И хотя я заметил, что многие виды не понесли особого ущерба, а некоторым даже пошла на пользу эта человеческая деятельность, орангутанам она ничего хорошего не принесла. Оранги чрезвычайно чувствительны ко всякому нарушению покоя, и, хотя некоторые из них ненадолго возвращались и строили гнезда в районах недавнего лесоповала, ни один из них не остался здесь на постоянное жительство. Все рыжие обезьяны переселились в самую глубь леса, а я уже мог судить по результатам своих наблюдений на Борнео, какое влияние это окажет на воспроизводительную активность популяции. Оранги размножаются медленно, и пройдут долгие годы, прежде чем они оправятся и снова заселят свои прежние местообитания. Честно говоря, я сомневаюсь, дадут ли им для этого достаточный срок, прежде чем рубка леса не пробьет себе путь еще дальше, в глубь их владений. Коммерческие предприятия обладают такой шириной захвата, что орангутану просто не устоять перед их напором. Он обречен на проигрыш.
И мое время тоже истекало, но мне оставалось завершить еще одно немаловажное дело. Кэти, которую таскали по кишащему пиявками лесу то в одном, то в другом районе джунглей, вряд ли мечтала о таком медовом месяце, и одному только богу известно, что она могла рассказать своей мамочке, вернувшись домой. Мы оставили в Медане свои паранги и весь тяжелый багаж и отправились на восток через Яву на райский остров Бали. Две недели среди свежих кокосовых орехов, на обрамленных пальмами пляжах, индусские храмы и колоритные празднества быстро затянут романтической дымкой воспоминания о джунглях, похожих на парилку, и странных рыжих обезьянах, которые чем-то приворожили ее чудаковатого супруга.
Эпилог
Только в полевых условиях можно собрать информацию, необходимую для понимания диких животных, конкретных проблем их существования и того, как им удается с этими проблемами справиться. Но не менее важна и другая сторона работы — когда есть время организовать, проанализировать и распределить по рубрикам эти данные, тогда возникнет ясная картина, отражающая образ жизни животного. Именно это дело я и оставил на тот год пребывания в Оксфорде, когда мне предстояло писать свою диссертацию.
Самой характерной особенностью жизни орангутана можно назвать его привычку к одиночеству. Это бросалось мне в глаза повсюду. Самки водили с собой только маленьких детенышей, а самцы обычно бродили поодиночке. Взрослые животные не поддерживали никаких отношений с другими животными своего пола, а самцы и самки встречались исключительно ради спаривания. В то время как его собрат на Калимантане соединялся с самкой ненадолго и затем предоставлял ей одной воспитывать потомство, самец на Суматре обычно оставался со своей подругой и после рождения младенца и играл более важную роль в семейной жизни. Возможно, присутствие свирепого самца было необходимо, чтобы уберечь беззащитного детеныша от агрессивных соперников — сиамангов и кровожадных хищников вроде пантеры, тигра — в Сабахе этих врагов у орангутана нет. Но, если не считать этой более ярко выраженной родительской заботы, суматранские оранги походили на своих родичей с Калимантана — они тоже вели жизнь независимых отшельников.
Эта необщительность уникальна среди обезьян, однако, если учесть крупные размеры орангов, их относительную малоподвижность и по преимуществу вегетарианскую диету, экологически эта черта очень полезна. Из-за того что оранги передвигаются медленно и за день проходят небольшие расстояния, трудно себе представить район, настолько изобилующий фруктами, чтобы там смогла прокормиться большая стая орангутанов.
Некоторые животные, видимо, остаются вечными лесными скитальцами, однако многие живут на обширных, но четко ограниченных индивидуальных участках. Они иногда покидают их в те месяцы, когда в родных местах мало еды, а в соседних районах урожай больше, но вскоре возвращаются обратно. Эти участки не являются нераздельной собственностью, как территории гиббонов и сиамангов, и многие орангутаны сосуществуют на тех же участках и часто встречаются на деревьях, где много плодов. Как правило такие встречи проходят мирно, только крупные самцы проявляют недовольство, ревниво охраняя свои владения от чужаков и других соперников высокого ранга.
Проведя шестнадцать месяцев на Калимантане, я так и не получил ясного представления о том, как относятся друг к другу животные, сосуществующие на одном участке. Судя по всему, они терпели присутствие друг друга, хотя ни разу не проявили признаков дружбы или просто интереса к жизни соседа. Я подозревал, что все они — члены рассеянных, мало сплоченных групп, в которых ревущие самцы играют роль лидеров. Мои наблюдения на Суматре подтвердили эти предположения: хотя животные и бродили поодиночке, они все же держались несколько ближе к одиноким ревущим самцам.
Именно эти старые самцы и были главной загадкой. Какова их роль в сообществе орангутанов и какую выгоду им приносит их странное поведение? Несомненно, что всем членам группы выгодно, когда границы их участка охраняются от непрошеных гостей и от других агрессивных самцов. Более того, они получают известное преимущество, следуя за воинственным лидером, который обладает большим опытом и знает лучшие кормовые участки. Но какая в этом польза для самих самцов? Альтруизм — понятие для большинства зоологов неприемлемое, и нам необходимо узнать, какие преимущества громкий рев дает ревущим самцам, так сказать, лично.
Необходимость разделения территории между самцами, угрожающий характер их демонстративного поведения и рева и все вторичные половые признаки взрослых самцов: их громадные размеры и такие внушительные «украшения», как лицевые валики и длинная шерсть, — все это говорит о том, что между самцами существуют сильнейшее соперничество и борьба. Но вот за что они борются? Наиболее очевидный ответ — и это мнение разделяют также даяки на Калимантане, — что соперничество идет из-за самок. Если бы самцы привлекали самок своим ревом, это объясняло бы и половой диморфизм, и соперничество между самцами. Иногда самки идут к ревущим самцам, но чаще они избегают этих потенциально агрессивных животных и потихоньку прячутся, пока те пройдут мимо, или уходят сами. Собственно говоря, как раз менее голосистые и менее устрашающие полувзрослые самцы пользуются гораздо большим успехом у прекрасного пола.
По зоологическим понятиям преимущество индивидуума определяется его способностью оставлять потомство. Это зависит не только от того, отцом какого количества потомков он может стать, но и от того, насколько им удастся продолжить род в свою очередь. Им также необходимо определенное положение в иерархии, пропитание и в особенности территория, на которой они будут размножаться.
Мне кажется, что именно в этом и лежит решение загадки ревущих самцов. Возвещая о своем присутствии и проявляя свой дурной характер, такой самец может потерять возможность размножения для себя лично, но одновременно он мешает спариваться и своим соседям. По сути дела он создает вакуум, охраняя территорию, где популяция орангов меньше, чем могла бы прокормить эта территория. Таким образом, он обеспечивает свое потомство достаточным пространством, а следовательно, и изобилием пищи, чтобы они могли расти и продолжать род после него. Такова наилучшая тактика продолжения своего рода.
Таким образом, стратегия самцов по отношению к размножению делится, очевидно, на две фазы: полувзрослый дает жизнь как можно более многочисленному потомству, во взрослом состоянии он обосновывается на месте и защищает свое потомство в нескольких поколениях. Его шансы на семейную жизнь уменьшаются, зато его значение как хранителя территории возрастает.
Быть может, старые самцы некогда играли более серьезную роль в популяциях орангутанов, и только сравнительно недавно преимущество в продолжении рода перешло к полувзрослым самцам. Геологические эпохи сохранили огромное количество ископаемых зубов орангутанов, и некоторые из них датируются плейстоценом, более чем полмиллиона лет назад. Эти зубы гораздо крупнее зубов современных орангутанов — очевидно, доисторические животные были раза в два больше своих потомков. Так как и в наше время орангутаны-тяжеловесы с трудом передвигаются в кронах, их гигантские предки должны были еще чаще ходить «пешком». Возможно, они бродили по земле большими группами, как современные гориллы, под защитой колоссальных самцов. В отличие от своих современных сверстников эти патриархи были повелителями своих подданных и могли выбирать себе самок по вкусу в пределах своей группы.
Эти первобытные оранги обитали в лесах и лесистых горах на юге Китая, но холодный период оледенения прогнал их на юг, в тропические области — в теперешнюю Индонезию. В те времена существовали перемычки, соединявшие Яву с Малайским полуостровом через Суматру и с Китаем через Калимантан, Филиппины и остров Тайвань. Когда наступило общее потепление, страны на севере стали снова пригодными для орангов, но море, поднявшееся из-за таяния льдов, затопило материковые мосты, оставив рыжих обезьян «в плену» на островах Калимантан, Ява и Суматра.
Обезьяны, эволюция которых проходила в лесах субтропиков, оказались вынужденными жить в тропических джунглях, где вся пища находилась наверху, в полосе лесных крон, которые позволяли передвигаться по древесным воздушным путям, куда не могли добраться хищные звери. Естественный отбор давал преимущество животным, чей размер более соответствовал жизни на вершинах деревьев, поэтому из поколения в поколение орангутаны мельчали. Эти более подвижные лесные оранги уже не нуждались в общественном образе жизни, более того, он их связывал, так что группы стали распадаться несколько странным образом, что мы и наблюдаем в наши дни.
Если бы орангу пришлось приспосабливаться только к изменениям местообитания, все было бы в порядке, но в плейстоцене в Индонезии появилась еще одна напасть — Человек каменного века. На Яве первобытный человек расселился очень быстро. Плодородные низменные равнины, а затем и более высокие места расчищались и осваивались людьми, вследствие чего обезьяны были оттеснены обратно на отдельно стоящие вулканы, где еще сохранились остатки леса, и вскоре они стали вымирать.
Более гористые острова — Калимантан и Суматра — оказались гораздо менее заманчивыми для человека, и он проникал в глубь лесов значительно медленнее. Обугленные остатки из пещер Найя в Сараваке доказывают, что оранги были дежурным блюдом в меню Человека каменного века — их было слишком легко добыть с помощью копья или духовой трубки. Взаимоотношения орангутана с человеком, не только как жертвы и охотника, но и как конкурентов, питающихся одними и теми же плодами, — это история долгая и бурная. Везде, куда бы ни проникал человек, исчезали оранги — одни попадали в котел, других вылавливали и приручали для забавы, а остальным просто негде было жить, потому что места их обитания уничтожались. Но проследить за тем, чтобы этот процесс не привел к окончательному и бесповоротному исчезновению рыжих обезьян с лица земли, как это случилось на Яве, пока еще в наших силах. Животных сейчас достаточное количество, осталось и немало лесов, где бы мог сохраниться этот редчайший вид, но на орангутана жестоко ополчились время и человеческая алчность. Он сумел пережить и хищничество первобытных племен, и нашествие натуралистов-коллекционеров и спортсменов-охотников XIX века, и отвратительную браконьерскую торговлю крадеными детенышами в нынешнее время, но у него не остается ни малейшего шанса на выживание, когда его родные леса вырубают — все равно, ради сельского хозяйства или на древесину.
До недавних времен вырубка леса на древесину на Суматре проводилась малыми темпами. Люди валили деревья вручную, топорами, а буйволы выволакивали бревна. Механические пилы и грузовики заменяют этот допотопный метод, но самой главной угрозой существованию оранга на Суматре все же является неудержимо растущее население, пользующееся расточительным методом подсечно-огневого земледелия. Крутые, неприветливые склоны в резерватах Лангкат и Гунунг-Лёсер — вот, быть может, лучшая защита для обитающих там животных. На Калимантане, однако, все обстоит как раз наоборот. Плотность населения там относительно невелика, но древесина — один из главных природных ресурсов страны, и ее вывоз облегчается сплавом по большим судоходным рекам. На Калимантане и в Сабахе валка леса растет такими устрашающими темпами, что орангутан ни за что не успеет приспособиться к ним. К великому сожалению, Улу-Сегама, где я встретил такое множество рыжих обезьян, уже предназначена для концессий по заготовке древесины, и, несмотря на старания де Сильвы и других, Сабах для них тоже не может служить надежным и просторным резерватом. В Сепилоке и национальном парке на горе Кинабалу диких орангов, очевидно, слишком мало, чтобы они могли надолго обеспечить выживание вида. Резерваты на юге и востоке Калимантана пока что являются надежным убежищем для жизнеспособных популяций орангутанов, но и здесь их уже теснят компании по добыче леса.
Мы покинули наши леса на целый год — время немалое, но мы вовсе не бездельничали. Я произвел на свет диссертацию, а Кэти — сынишку. В возрасте трех месяцев маленького Джеми уже увезли по воздуху в джунгли Малайи, а оттуда было рукой подать до Суматры. Мы пробыли там недолго, но успели встретиться со старыми друзьями и посмотреть, какие изменения произошли в наше отсутствие.
Я предпринял сентиментальное путешествие в свой старый лагерь у реки Ранун и уже заранее встревожился, когда увидел, что еще один громадный лесной массив расчистили под посадки; меня ошеломил и темп роста кампонгов Лау-Джохара и Лау-Рануна. Теперь здесь открылось такое оживленное движение, что местные жители даже построили мост через реку. На месте моей старой хижины лежала лишь кучка подгнивших бревен, но здесь по крайней мере лес и его обезьянье население остались такими же, какими я их помнил. Я застал врасплох семейку слонов у пещер, где были минеральные соли, и наконец-то сумел сфотографировать одного из этих нелюдимых гигантов. На обратном пути я повстречал Гитама, огромного одинокого сиаманга — он все еще вел жизнь изгнанника. Орангутанов в этих местах я не видел, но фиговое дерево было густо усыпано созревающими плодами, и я не сомневался, что в ближайшие дни сюда пожалует Ко со своей компанией. Мне очень хотелось дождаться и повидать их, но надо было спешить в Ачех, к Рийксенам, которые жили в новом бунгало, примыкающем к приюту для орангутанов в Кетамбе.