– Если это та девушка, с которой Хельги снял ожерелье, то она здесь, – продолжал он. – Мы сами отвели сюда всех с того двора. Да я ее помню. Красивая девушка. И совсем славянка. Я бы и не подумал, что ее отец норвежец.
Не слушая его, Снэульв выхватил у него факел и стал осматривать все углы, освещая истомленные и заспанные женские лица, с испугом поднимавшиеся к нему. Загляда отвернулась, но тут же услышала возглас – он узнал ее.
– Вот она! – Снэульв кинулся к ней и схватил ее за плечо, второй рукой держа факел. – Саглейд! Бьерк-Силвер! Я нашел тебя! Слава богине Хлин!
Загляда подняла к лицу рукав, словно хотела защититься от света, и отвернулась. Она не знала, что сказать ему, и ничего не хотела говорить. Ей было больно видеть его, стыдно за то, что когда-то она верила ему и любила его. Это был не Снэульв, а какой-то оборотень, принявший его облик.
– Пойдем! – Снэульв схватил ее за руку и хотел поднять, но она вырвала руку и отстранилась. —Пойдем, Эйрик ярл велел освободить тебя. Тормод выпросил тебя у него. Пойдем же!
Торопливо сунув факел второму викингу, Снэульв поднял Загляду на ноги.
– Твой отец просил Эйрика отпустить тебя, – сказал викинг. – Эйрик ярл берет его к себе на службу и в уплату возвращает ему тебя. Он в Конунгаберге. Мы пришли за тобой и отведем тебя к нему.
Загляда посмотрела на него, мало что поняв. Какой отец – ведь ее отец далеко. Купца Милуту Эйрик ярл никак не мог взять к себе на службу Что все это значит? Не перепутали ли ее с другой? Но Снэульв ни с кем не мог ее перепутать. Что он придумал, зачем? И хотя все это могло послужить к ее спасению, от Снэульва Загляда не хотела принять ничего.
– Ты понимаешь северный язык?—спросил викинг, удивленный, что девушка молча смотрит на него и не радуется. – Эйрик ярл берет твоего отца к себе на службу, строить корабли, такие же как «Медведь». И за это он отдает тебя обратно отцу. Пойдем, хватит стоять. Тебе повезло, что твой отец такой искусный корабельщик.
И тут Загляда поняла. И при мысли о том, что все это устроил Тормод, а значит, он жив, горячие слезы вскипели в ее глазах и потекли по щекам.
– Он жив? – дрожащим голосом выговорила она. – Где он?
– Вот, это другое дело! – одобрил викинг. – А я уж думал, что ты глухонемая. Он в Конунгаберге, на дворе ярла. Пойдем, нас прислали за тобой.
Загляда шагнула к нему, но позади нее раздался возглас. Обернувшись, она увидела испуганные глаза Догады, обоих мальчишек, дочерей Починка. Не понимая северной речи, они, однако, сообразили, что она уходит от них.
– Куда ты? – в тревоге воскликнула Догада, для которой Загляда в этот страшный день уже почти заменила мать. – Ты уходишь? Не уходи!
Всплеснув руками, Загляда задохнулась от тоски. Она рвалась скорее бежать к Тормоду, но как оставить этих детей? Кроме нее, у них уже никого не осталось.
Даже не зная, что сказать, как попросить, она с мольбой в глазах повернулась к викингу. Но он покачал головой:
– Эйрик ярл попросил у Торгнюра только одну девушку. Твой отец сказал, что у него одна дочь, а больше никого нет на свете. Идем.
Под плач детей Загляда вышла из клети. Викинг держал ее за плечо, не давая оглядываться, и ей было немногим легче выходить из этой двери, чем утром входить в нее. Дверь клети закрылась у нее за спиной, плача больше не было слышно.
После душной клети свежий воздух двора чуть не свалил Загляду с ног. Викинг поддержал ее.
– Иди, не бойся, – подбодрил он девушку. – Битва кончена, посад и город в наших руках.
Сразу за воротами двора Загляде бросились в глаза огненные цветки пожара, рассеянные по всему посаду. Только их и было видно в ночи, и казалось, что весь белый свет погиб, оставив только тьму и огонь. Белые стены Олеговой крепости тоже были освещены огнем изнутри– и там бушевал пожар.
По пути до Княщины Загляда видела при свете догорающих пожаров, что во всем городе творится то же, что было утром в Корабельном конце. Через разбитые ворота виднелись разоренные дворы, часто с лежащими на земле телами хозяев, опустошенные домики и клети. То здесь, то там раздавался плач потерянных маленьких детей, которые были не нужны разбойникам, причитания по мертвым, вой собак. Часто она спотыкалась в темноте о брошенное оружие, о растерянные пожитки, а то и о неубранные тела.
– Что с тобой? Они тебе что-нибудь сделали? – с тревогой спрашивал Снэульв, стараясь заглянуть ей в лицо, но Загляда отворачивалась.
Незнакомый викинг, на дворе у Середы связавший ей руки, сейчас казался ей менее противен, чем Снэульв. Викинг был просто врагом – Снэульв был предателем. Вид его, голос, еще сегодня утром любимый, теперь был ей страшен. Она боялась его, как боялась бы вставшего мертвеца.
– Ничего мы ей не сделали! – ответил вместо Загляды викинг. – Вот только твой дядька чуть не вывихнул ей руки – боялся, что такая добыча убежит!
Снэульв скрипнул зубами, лицо его исказила ярость. А викинг усмехнулся.
– Клянусь ожерельем Фрейи[178]! Даже если бы она и правда была глухонемая, за нее можно было бы выручить три марки, как за трех рабынь! Она такая красивая… – Склонившись на ходу к лицу Загляды, викинг попытался в темноте рассмотреть ее, и она заметила, как светло блестят его глаза в кругах железных наглазий. – Тут темно, но я еще там на дворе заметил. Да, а ты отдал Хёльги ожерелье?
– Отдал! – почти с ненавистью отозвался Снэульв. Он уже понял, что Загляда не хочет смотреть на него, и не мог скрыть беспокойства. – Пусть подавится!
– Не очень-то ты почтителен с родичами! Что он тебе сделал? Ты так выхватил у него это ожерелье, словно это живая змея! И глаза у тебя были как у самой Хель, дай мне Один никогда ее не увидеть! Что все это значит? Ты знаешь ее? Он знает тебя, Асгерд? – обратился викинг к самой Загляде. – Так тебя зовут, да?
Загляда не ответила.
– Я же говорил вам! – с досадой сказал Снэульв. – Или мой дядька под старость оглох?
– Когда тебе будет двадцать пять, ты узнаешь, что такое старость! – со смехом ответил викинг. – Правду говорят, что каждый рождается в дядю по матери! Когда Хельги злится, он делается точь-в-точь такой, как ты сейчас!
– Я же говорил вам! – повторил Снэульв. – Я пристал к Ингольву здесь, когда он из Хольмгарда плыл через Альдейгью! Я пробыл здесь до того дней двадцать или пятнадцать, не помню. И я знал ее. Она была моей невестой.
– О-о! – удивленно протянул викинг. – Это правда, Асгерд?
– Я больше не буду его невестой! – с трудом разомкнув губы, но твердо ответила Загляда, впервые подняв глаза на Снэульва. – И плохо же ты обо мне думаешь, если ждешь другого!
Снэульв резко вдохнул, потрясенный ненавистью в ее голосе, а викинг удивился:
– За что ты так разгневалась на него? Чем он тебя обидел? Я встретил его на Готланде дней десять назад, когда Ингольв приплыл к Эйрику, и я не видел, чтобы Снэульв смотрел на другую женщину. Не волнуйся, за ним хорошо присматривали! Ведь на Готланде он сразу встретил брата своей матери. Это Хельги, ты его видела. Ну, он и снял с тебя ожерелье, но он ведь не знал, что ты невеста его племянника!
– Я больше ему не невеста! – враждебно повторила Загляда.
– Да, не очень-то хорошее начало родства! – с пониманием вздохнул викинг – Но в жизни чего только не бывает! Послушай старого воина! – Он усмехнулся. – Я ведь на целых девять лет старше тебя, а повидал, наверное, гораздо больше. Мне двадцать пять зим, и тринадцать из них я провел в походах. Когда мне было шестнадцать зим, как тебе сейчас, у меня на мече была уже кровь десятка врагов!
Загляда не ответила, стала смотреть себе под ноги. Что она могла объяснить им, людям, которые меряют возраст числом убитых врагов?
– Саглейд… – Снэульв взял ее за локоть, но она резко вырвалась.
– Не трогай меня! – с ненавистью выкрикнула она, стараясь подавить слезы в голосе.
Снэульв не настаивал и всю оставшуюся дорогу молчал..
Издалека Княщина казалась темной – теперь в разоренной Ладоге темнота служила признаком мира и благополучия. Ворота были закрыты, но на стук и крик викинга открылись. Княщина, была полна людей. Везде на улицах и во дворах горели костры, ходили, сидели и лежали люди. На дворе ярла полыхало несколько больших костров, несмотря на поздний час над огнем жарились туши бычков и баранов.
В воротах Снэульв отстал от Загляды и викинга и пошел к крыльцу в большую палату, откуда неслись звуки пира. Загляда даже не посмотрела ему вслед. Викинг провел ее по заднему двору и через маленькие сени ввел в девичью.
– Вон твой отец! – сказал он ей, показывая в угол.
– Бьерк-Силвер!—услышала Загляда тихий, обессиленный голос Тормода.
В углу горела лучина в железном светце, а на полу на шкурах лежал сам Тормод. Борясь со слезами, Загляда бросилась к нему, упала на колени рядом с его лежанкой и вцепилась в его руку. Его лицо показалось ей постаревшим на много лет, морщины углубились, под глазами набухли мешки. Он хотел обнять ее, но повязки и слабость мешали ему двигаться. При виде Тормода, живого и такого измученного, оцепенение Загляды разом спало, хлынули слезы, но она ожила.
– Что я тебе, говорил, Береза Серебра? – приговаривал Тормод, морщась, но не ахая. – Все со мной хорошо. И с тобой тоже. Мои руны уберегли тебя! А ты не хотела их брать! Я же говорил тебе: не надо ничего бояться, пока у тебя есть твой Белый Медведь.
– Ее имя Асгерд, да, ты так говорил? – спросил уже знакомый голое. – Я не перепутал? А то она почему-то не отзывается.
Загляда обернулась и не сразу узнала говорящего. Приведший ее викинг снял шелом с железными наглазьями, и теперь она видела его лицо. Без шелома он стал совсем другим – вместо страшного безликого пришельца из навьего[179] царства она видела молодого скандинава, в облике которого не было ничего жестокого. У него были прямые и довольно правильные черты лица, очень высокий широкий лоб, как у большинства северных людей, густые сросшиеся брови, из-под которых спокойно и умно смотрели глубоко посаженные светло-серые глаза. Очень светлые, почти бесцветные волосы свободно падали ему на плечи. В глубине они чуть темнели, а на поверхности легко отливали серебром в свете факелов. Всякой девушке он мог бы прийтись по сердцу, если только она встретила бы его не в такой страшный день. А Загляда посмотрела на него, как на лесного лютого зверя, зачем-то пришедшего к ней в дом. После всего, что она сегодня пережила и видела, рогатина казалась ей самой подходящей вещью для встречи с любым из людей Эйрика ярла.
– Ее обыкновенно зовут славянским именем – Саглейд, – ответил ему Тормод.
– Она очень красивая девушка, —продолжал молодой викинг, дружелюбно глядя на нее. – Наверное, к ней уже сватались? Она родилась здесь? Ее мать была славянка?
– Да. – сдержанно согласился Тормод. – И многие другие родичи тоже.
Загляда отвела глаза. Среди запаха крови и гари разговор о ее красоте показался ей досадным, и даже постыдным. Никогда она не забудет того, что произошло у нее на глазах, и никогда не сможет посчитать этого человека своим другом.
– Не хмурься так, Береза Серебра, – Тормод ободряюще похлопал по ее руке. – Он совсем не плохой человек. Он сам вызвался сходить поискать тебя там, куда тебя отвели. Как учил Высокий, у всякого доброго человека можно отыскать изъян, а дурной человек обладает кое-какими достоинствами.
При этих словах Загляда уже почти смогла улыбнуться: раз Тормод снова принялся вспоминать речи богов, в которых находил советы и мудрые речения на все случаи жизни, значит, все не так уж плохо.
– Скажи мне, как тебя зовут, и я попрошу славянских богов не переносить на твою голову те проклятия, которыми осыпают вас все здешние люди, – обратился Тормод к самому викингу.
– Меня зовут Лейв сын Бьерна, – ответил тот, улыбаясь в благодарность за такое намерение. – Вы с моим отцом в некотором роде тезки.
– По твоей речи слышно, а по волосам видно, что ты из Свеаланда – это верно? – спросила Арнора.
– Да, я родился в Седерманланде. У моего деда была там большая усадьба, много скота и челяди.
– Ты, верно, пристал к Эйрику, когда он жил у Олава конунга свеев?
– Нет, намного раньше. Я с ним уже давно, и после смерти Хакона ярла мы вместе перебрались в Свёаланд, только для него это был поход с родины на чужбину, а для меня – наоборот. – Молодой викинг улыбнулся такому различию в их с предводителем общей судьбе. – И там нас хорошо приняли, то есть его, а мне на родине приходится ждать мало добра. Олав конунг дал Эйрику ярлу богатые пожалования, так что он мог содержать свою дружину, ни в чем не нуждаясь. Но…
– Даже у моря есть берега, и только жадность человеческая не имеет берегов! – закончил за него Тормод. – Поэтому Эйрик сын Хакона, захотел новой добычи и новой славы!
– Чтобы раздавать дружине золотые кольца, ярл сначала должен их где-то взять! – ответил Лейв. – А если ярл не будет щедрым, кто же захочет ему служить?
– О! – Тормод выразительно поднял белые брови и указал в потолок. – Верно говорят: мудрый правду без подсказки скажет. Вот, моя Береза Серебра, а ты спрашивала, зачем Эйрик ярл грабит корабли и селения, если он и так богат.
– Мы стояли у Готланда, когда приплыл Ингольв Трудный Гость и рассказал, что Вальдамар конунг ушел воевать с южными бьярмами, – продолжал Лейв. – Ингольв даже знает, как называется то племя, а я забыл. А вместо Вальдамара в Хольмгарде теперь правит конунг Висислейв, его сын, молодой и не очень умный. Он чем-то обидел Ингольва. Короче, когда Ингольв предложил Эйрику ярлу напасть на Альдейгью, Эйрик не долго думал.
Загляда слушала его, и снова вспомнила о Снэульве. Так еще и Ингольв навел варягов на Ладогу! И Снэульв, бывший с ним, тоже в этом виноват! Бывает ли хуже? Загляда знала много рассказов о женских несчастьях. Полоцкие купцы рассказывали о княжне Рогнеде, которая стала женой убийцы своего отца и братьев и родила ему шестерых детей: Тормод рассказывал ей о девушке с его родины, у которой на глазах отец и жених убили друг друга. Раньше Загляда жалела их, но теперь ей казалось, что она сама несчастнее их всех.
– Теперь все будет хорошо! – утешала их Арнора. – Ты жив, Белый Медведь, и твоя Береза Серебра цела! Вот только не знаю, куда запропастился Кетиль! Уж не сидит ли он в каком-нибудь корабельном сарае с мужчинами?
– Обо мне не беспокойся, – раздался от порога голос Кетиля, и сам он вошел в девичью. Могучий норвежец выглядел усталым и сразу сел на ближайшую скамью, такой огромный и неуместный среди прялок.
Опустив голову, он устало сгорбился, словно ему было тяжело держать свои собственные плечи.
– Я искал Маленького Тролля, – добавил он. – Но так и не нашел. Ты не видела его, Бьерк-Силвер?
Только теперь Загляда вспомнила про Ило, с которым вдвоем они впервые увидели корабли Эйрика ярла на Волхове. Но все запасы горя и страха в ее душе, казалось, уже сгорели, и она молча покачала головой.
– Да уж он не пропадет! – подал голос Тормод. – Твой Маленький Тролль – не девочка, его не так-то просто поймать!
Кетиль грустно посмотрел на него.
– Я забыл, как это говорится по-русски. Что-то о том, чтобы тебе всегда пить мед, Белый Медведь.
За дверью на задний двор послышалась какая-то возня, шаги нескольких человек, раздраженные грубые голоса. Взвизгнула дверь сеней, и в девичью ввалился незнакомый викинг, широкоплечий, с выпирающим из-под кожаного доспеха животом, в железном шеломе, надвинутом на самые глаза. Рукав у него был разорван и предплечье обмотано каким-то белым лоскутом с пятном крови. За собой он тащил кого-то связанного.
– Где Эйрик? – низким голосом звал викинг еще из сеней.– Пусть ярл рассудит нас!
– Орм! – воскликнул Лейв, поднимаясь ему навстречу. – Кого ты притащил? Чего тебе надо от ярла?
Викинг шагнул через порог, повернулся, рывком втащил в девичью своего пленника, и все ладожане ахнули – это оказался Ило. Маленький Тролль был обмотан веревками с головы до ног, так что едва мог идти. Нижняя половина лица у него была обвязана рваным куском полотна, из-под которого вырывалось негодующее мычание. На ходу он мотал головой, норовя то ли толкнуть, то ли боднуть викинга. Рубаха на мальчике висела клочьями, волосы были растрепаны, на лбу краснел заметный кровоподтек, а в глазах была такая ненависть, что напугала бы любого.