Харлан Эллисон
Нивенсудорожноощупывалстенуусебязаспиной.Ногтискребли крошащийсякамень. Стена изгибалась. Нивен молил, чтобы она изгибалась. Она обязательнодолжнабылаизгибаться,обходякругомчашу,вкоторую он попался.Илиемуконец.Вот так просто — конец и все. Кентавр подобрался ещеметранадва,постукивая по темно-красному грунту золотыми копытами, давно потускневшими под грязно-бурой патиной.
Багровыеглазки-буравчикимифическогосуществапоцветумало отличалисьот той земли, которую оно топтало. Не конь и не человек — что-то изполузабытыхдетскихсказок,ИтеперьонопреследовалоНивена. Преследовалонеотступно.Нивенувдругпришла в голову до дикости нелепая мысль.Ведьлицо этого животного поразительно напоминает физиономию актера ДжонаБерримора. И только багровые глазки разрушают все сходство. Багровые, злобные.Полныенетолькохлещущей ненависти, но и чего то еще — чего-то первобытного,сохранившегосястехвремен, когда по Земле еще не ступала нога человека. Когда планетой владели кентавры и их собратья по мифам.
Ивоттеперьнепонятнокак,нелепым,неописуемым способом Нивен — самыйобычныйчеловек, лишенный каких-то особых талантов и способностей, — оказалсязаброшенкрест-накрестипонаклоннойчерезмирывнекое время-и-место,внекийконтинуум(на Землю или куда еще?) — туда, где до сихпорбродиткентавр. Где кентавр этот мог наконец сполна посчитаться с однимизтех существ, что выжили его со света. Для гомо сапиенс настал час расплаты.
Нивенпятилсявседальше и дальше — а стена все так же крошилась под ногтями.Вдругойруке он держал подобранную во время бегства от кентавра дубинуичтобыло силы ею размахивал. Но без конца размахивать тяжеленной дубинойНивеннемог — пришлосьеененадолго опустить. Неистовое лицо кентаврамгновенновспыхнуло.Онпрыгнул.Собравпоследние силы, Нивен махнулдубиной — ивслед за ней сам невольно развернулся на пол-оборота. Кентаврглубокозарылсязолотымикопытамивземлю,но успел застыть в каком-нибудьполуметреотширокого дугового маха дубины. Нивена довернуло до упора — и спасительная дубина, врезавшись в стену, разлетелась в щепы.
Позадичеловека тут же раздался полный радости и торжества хриплый рык кентавра — ипоспинеуНивеназаструилсяхолодный пот. Удар о стену здоровоегопотряс,алевая рука совсем онемела. Но этот же бесполезный, казалосьбы, удар и спас Нивену жизнь. В стене оказался пролом — узкая щель вкаменнойчаше. Щель, которую беглец наверняка бы не заметил, пяться он к ней спиной. Наконец-то появилась хоть какая-то надежда на спасение.
Покамогучийкентавризготавливался к последнему прыжку, намереваясь всемсвоимгромадным телом обрушиться на Нивена и размазать человечишку по стене, тот юркнул в щель. Миг — и Нивен уже внутри.
Потомонбросился бежать со всех ног. Свет того оставшегося за спиной роковогоместа — мутно-голубой от клубящейся пыли — мерк прямо на глазах и погасмгновенно,стоило Нивену со всего размаху налететь на резкий поворот коридора.Теперькругом царила кромешная тьма, и все, что успел разглядеть беглец, — это вылетевшие у него из глаз искры. Тут же ему вдруг захотелось увидетьхотькакой-тосвет — дажетот, что остался позади. Увидеть тот клочокголубогострупно-желтымипятнами неба. Неба, что никогда не было крышей ни одного из известных ему миров.
А потом Нивен падал.
Совсемвнезапно,даженеуспевпонять,в чем дело, он оступился и полетелкуда-товниз.Всенижеинижекрутясьикувыркаясь. Влажные каменныестены,холодныеиневидимые,кружилисьвокруг Нивена, пока он отчаянно пытался хоть за что-нибудь зацепиться.
Кончикипальцевстрашно заныли, и боль вскоре стала невыносимой, а он всебеспомощноцеплялсяи цеплялся за стену. Но боль мигом прошла, стоило Нивенусмучительнымвоплемотчаяния, отбив себе плечи и чуть не свернув шею,рухнутьвчернуюпучину — вязкуюибездонную. Тошнотворная жижа сомкнуласьнадНивеном,мгновенно набив ему полный рот настоящим дерьмом. Ослепшийиоглохший,онсквозьмогильныйхолодмедленнопроникалв подрагивающеетелоэтой влажной любовницы. Страшной подруги, беспощадной в своей ревности и ненасытности.
Ночныевидения.Отголоскинебытия.Нивенбилсявсамомжерле водоворотаполнойотключки.Все воспоминания, что таились в своих склепах где-товглубинеегопамяти, все они теперь вырвались на свободу. Брызжа пенойибессвязнобормоча, они волчьей стаей ринулись на Нивена. Он снова оказалсявлавкестарикапредсказателя.Аразвеэтонебыло лишь за считанныемгновения до того, как его загнал в ловушку красноглазый кентавр? Развенестоялоннесколькоминутназадпередлавкой предсказателя в грязномпроулкена окраине Тихуаны — беспечный турист с девушкой под ручку иколкостьюнаязыке? Не было ли это "давным-давно" лишь мгновение назад, лишьотголоскомкакого-топрежнегодавным-давно, когда тьма расчленила и поглотила его, — как теперь его поглощала эта стигийская пучина?
Huaraches, гласила вывеска, и Serapes.
Поверхсвоего"ТомаКоллинза"Берта заинтересованно посматривала на Нивена. А он и взглянуть на нее не мог.
Всеигралсяс соломинкой от коктейля и негромко насвистывал. А потом, рассеянноприкусивнижнююгубу,пробежал взглядом по Авенида-Революсьон. Тихуанубуквальнокрутилоимоталовподводномтеченииразвратаи вседоступности.Все,чтотолькопожелаешь.Десятилетниедевственницы и девственники.Самые что ни на есть натуральные французские духи. Причем без всякойпошлины.Травка.Соломка. Шляпки пейота. Барабанчики бонго, резной ДонКихот,сандалии,коррида, пелота, скачки, пари на тотализаторе и без, твояфотографиявсомбрероверхомна усталом осле. Осел на осле. Этюд в навозныхтонах.Стриптиз-шоу, где вся соль состоит в демонстрации pudendum прямосо стойки бара. Все для удобства трапезы. Частные шоу со здоровенными кобелями,маленькимигосподинчикамиибабищами с грудями, как пара дынь. Браки,разводы,удобныечехлыдля автомобильных сидений. А еще — быстрый аборт.
ЧистымбезумиембылодлянихсБертойтудазакатиться.Но куда денешься?Бертетребовалосьпрочиститься. А теперь уже все было позади, и оначувствоваласебя"замечательно, спасибо — просто замечательно". Тогда онирешилиненадолгозадержатьсяичто-нибудьвыпить.Поидее, Берте следовалобыотдыхать в мотеле на полпути от СанДиего до Лос-Анджелеса. Но Нивензнал,что ей страшно хочется кое о чем поговорить. И вот пожалуйста. Сидятонивэтойуличной кафешке — и он ничего не может ей сказать. Даже взглянутьнанеене может. Не может объяснить ей, что он, Нивен, человек, загнанныйвнутрьсамого себя. Для Берты это, конечно, не секрет, но, как и всемженщинам, ей требуется выманить Нивена из самого себя ровно настолько, чтобыонасмогларазделитьегострахи.Ровнонастолько,насколько он неспособен.Бертенепременнонужно,чтобы Нивен сказал кое-какие слова и попросилеслинеопомощи, то хотя бы о поддержке в пути по стране своих воображаемыхкошмаров.НонеможетНивендатьБерте то, в чем она так нуждается. Не может отдать ей себя.
Романихразвивалсяподавнонакатаннойколее. Море веселья, море страсти — а потом она вдруг забеременела.
Итогдавихвзаимоотношениях — пусть ненадолго возникла какая-то глубина.ВпервыевжизниуНивенапоявиласьвозможностьуцепиться за кого-тоиобрестипри этом не только разочарования, унижения и горести, а что-то реальное. Что-то живое, реальное. И немного покоя.
НоБертарешилась на аборт. Он, конечно, дал деньги — и вот они сидят тут.Берта,естественно, хочет, чтобы он наконец заговорил. Но безгласный, намертвозапертыйвсвоемсомнительнореальноммире — в мире, где он вынужденбылжить, — Нивен отчетливо чувствовал, что именно здесь, сейчас упускает Берту.
И ничем не может себе помочь.
— Слушай,Джерри… — Нивен знал, что Берта отчаянно пытается помочь емузаговорить.Собрался было притвориться, что не расслышал. Но, сам того нежелая,вдругвзглянулнанее. Красавицей Берту, конечно, никто бы не назвал,ноНивенуеелицо нравилось. Лицо женщины, с которой можно жить. Она улыбнулась:
— Ну, Джерри, и что же дальше?
Нивенпрекраснознал, что именно следует ответить, чтобы угодить ей и завоевать ее руку и сердце, но сказал совсем другое:
— Ты о чем? Понятия не имею.
— Ятолькоо том, что между нами больше нет ничего искусственного или нежеланного. Что связывало бы нас. Или разъединяло. Что же дальше, Джерри?
Нивенпрекраснознал, что именно следует ответить, чтобы угодить ей и завоевать ее руку и сердце, но сказал совсем другое:
— Будет то, что мы захотим. И не надо, детка, на меня давить.
Берта мгновенно вспыхнула:
— Пойми,Джерри,явовсенатебя не давлю. Я только спрашиваю. Мне тридцатьпять — ивсене замужем. Знаешь, уже просто страшно ложиться в постель одной. И никакой надежды на будущее. Как по-твоему, я неправа?
— По-моему,ты преувеличиваешь. И, между прочим, у тебя впереди еще не одна неделя воздержания.
— Джерри,мнеуженедосмеха. Я должна твердо знать, есть в твоем сердце место для меня?
Нивенпрекраснознал,чтоименно следует ответить, но сказал совсем другое:
— Вмоемсердце, детка, едва хватает места мне самому. А если ты хотя быпредставляласебе,что там творится, вряд ли тебе захотелось бы занять тамместо.Ведьпередтобой — последнийизциников,последнийиз женоненавистников,последнийизскептиков.Все,что я перед собой вижу, заваленоотбросами даром растраченной молодости. У всех моих богов и богинь ногиоказалисьиздерьма — и все они теперь валяются как попало, подобно античнымстатуям с отбитыми носами. Поверь, Берта, тебе точно не захотелось бы найти место в моем сердце.
Лицо ее теперь как будто выражало смирение.
— Итак,еслирасшифроватьтвоюочаровательнуюманерувыражаться, сказалты примерно следующее: мы славно провели время и совершили маленькую ошибочку. Теперь она исправлена, а значит — иди куда подальше…
— Да нет же! Я хотел сказать…
Ноонаужевыскочилаиз-застола и бросилась прочь — на ту сторону улицы. Нивен кинул банкноту на скатерть и устремился за Бертой.
Поначалуейудавалось держаться впереди. В основном потому, что Нивен самхотелдать ей время остыть. Когда они поравнялись с узеньким проулком, Нивенвсе же догнал Берту — а она позволила ему нежно взять себя под руку и отвести в тенистую прохладу проулка. .
— Пойми,Джерри,всего-тоинужно — верить. Верить! Разве это так много?
— Верить! — отчеканилНивен,даваявыходнеизменно кипевшей в нем ярости.Тойярости,что обычно скрывалась под тонким и фальшивым покровом галантности. — Верить! — рявкнул он. — Опять эта приторная блажь, которую однимдеревенскимолухам и долдонят! Верь в это, верь в то! Имей, наконец, веру — и ты спасешь свою жопу! Да, тут ты в точку попала! Я не верю!
— Как же тогда женщине поверить в тебя?
ОтветНивенапородилонечтобольшее,чемпростозлоба.Внем заговорила циничная жестокость, что всегда исходит от беспомощности.
— А это ее — слышишь, ты? — только ее проблемы!
Бертавырваларукуи бросилась куда глаза глядят. В глазах у женщины стоялислезы. Вниз по лестнице с обшарпанными ступеньками, а дальше по тому же проулку, но уже ниже.
— Берта! Берта! — беспомощно окликал Нивен.
Huaraches, гласила вывеска, и Serapes.
Зауряднаялавканавонючихзадворкахприграничного городка, больше известногосвоимиуличнымишлюхами,чемдревнимиисморщенными предсказателями будущего, что вдобавок приторговывали уараче и серапе.
НивенследовалзаБертой,отчаянностараясьвыбратьсяизболота собственнойневнятицы.Стараясьположитьконецихбессмысленному препирательству — ивсе-такиспаститежалкиекрохидобра,чтоеще оставалисьвегозасыпанномбитымстекломпрошлом. Нивен хотел сказать Берте,чтоемунужночто-топостоянное,а не просто славно проведенные минуты — непросто забава для их бренных тел, все тянущихся друг к другу, нотакникогдадругдругаинеобретающих. Хотел сказать и о том, что потерялверувсвоймир — вмир,похоже,неспособныйпридатьего существованиюхотькакую-тоосмысленность,какую бы то ни было красоту и жизненность.НоодновременноНивенпрекраснознал,что слова его, если такиесловавообщенайдутся,придутвместе с едва сдерживаемой злобой — придут вымученные и раздраженные, придут, оскорбляя и унижая
Берту. А в итоге она опять уйдет. Как и сейчас уходит.
Он следовал за ней по проулку.
Итутиз своей лавки выполз древний и сморщенный, сухой, как папирус, мексиканец,согнутыйчутьлиневдвоеиподозрительнонапоминавший синебрюхуюящерицу, — самазоркостьихитроумие.Старикпредложил предсказать молодой парочке ее будущее.
— Нет-нет, спасибо, — отрезал Нивен, как раз догоняя Берту.
Нодевушкасвызовомкивнулаивошлавлавку,оставивсвоего преследователявпроулке.Впрочем,Нивентутжепоследовал за Бертой, рассчитывая,чтоонавскоре вернется, а тогда уж он точно найдет те самые нужныеслова.Нодевушкаужеглубоко ушла в мускусный полумрак лавки, и старикпредсказательначалраскидыватьруны, принялся смешивать какие-то травыскусочкамивнутренностейиеще невесть какой дрянью, что, по его уверениям,былонепременным условием правдивости и ясности прозрений. Клок шерстидикогопса.Кусочекмясаспятки утонувшего младенца. Три капли менструальнойкровипроститутки-македонки.Круглаяприсоскасо щупальца полипа.Раковина,чтосамаиздавалазвуки.Ещечерт-течто.Что-то неописуемое, отдающее гнилью. Жуткое и безымянное.
Апотом старый шарлатан вдруг заявил, что предскажет будущее не Берте, а… Нивену.
Итам,взловонной духоте лавке, истинные размеры которой терялись в дымномсумраке,старыймексиканецобъявил, что Нивен — человек без веры, безрелигии и без убеждений. А посему он проклят. Он — человек обреченный и потерянный.Стариквысказалвсе то смутное и мрачное, в чем Нивен никогда неосмелилсябыпризнатьсясамомусебе. И тогда, вконец одурев от этого ураганаправды,сжигаемый неистовой злобой, Нивен наотмашь ударил старика. Размахнувшисьнадкруглымстоликом предсказателя, он со всей силой своего большоготелавлепилсморщенномумексиканцустрашную плюху, а следующим движениемсмел с грязного столика все ингредиенты. Дикий визг Берты донесся уже словно откуда-то издалека.
Ивтотжемиг — беззвучный взрыв. Могучий удар вышвырнул Нивена из самогосебя.Втотнедвижныймомент безвременья Нивен оказался "там"-не там.Абсолютно необъяснимым образом его куда-то переместили. В некую страну —вдолину — в чашу — в то время-и-место, где лицом к лицу с ним оказался кентавр — мифологическоесущество,порождениедревнихчеловеческих фантазий.
Huaraches, гласила вывеска, и Serapes.
Считанныемгновенияназад Нивен стоял перед живым кентавром. Он видел существо,чтопокинуломирзадолгодотого,как у человека, подобного Нивену,появилосьимя. Кентавр был богом без поклоняющихся. Божеством в не верящем в него мире, перед не верящим в него человеком.
Ивэтосамоемгновение — какбы в какой-то преждевременный момент истины — Нивен оказался сразу всеми людьми, что бросили своих богов. Всеми теми,ктоосмелилсяобъявитьмируочеловеческомодиночестве, — и одновременнотеми,ктоэтому поверил. И вот Нивену пришлось столкнуться с однимиз таких брошенных богов. Столкнуться с божеством, искавшим возмездия длячеловеческойрасы,чтоизобреламашины,изгнавшие его из реального мира.