Помолчали собеседники, но потом Дмитрий, словно очнувшись, сказал:
— Напугал я вас, девочки! А вы меня не слушайте, это я так, в минуты слабости, а вообще-то мы не сдадимся и врагу очень скоро свернем шею. И в борьбе этой нам с вами не последняя роль уготована. Расскажите-ка мне, Маша, чего больше всего боится ваш этот… Гусь Лапчатый. Мы его и пугнем отсюда.
— Отсюда? — удивилась Маша.
— Да, отсюда. Они нас телевизором бьют, а мы их… У нас тоже против них есть оружие.
И он любовно оглядел свой компьютер.
А Маша ему сказала:
— Каха-то? Да я его и без всякого оружия чуть разума не лишила. Человеком-невидимкой его пугаю. Ты разве не слышал, говорю я ему, что ученые духи такие изобрели: побрызгаешь на себя и в невидимку обратишься. Сейчас эти невидимки против новых русских работают. Встанет где-нибудь в уголке и смотрит на тебя. Ты его не видишь, а он тебя… всего насквозь просматривает. И думает, как бы и чем тебя пронять. Ты, к примеру, засыпаешь, а он как крикнет над ухом…
— Ну, хватит, хватит! — машет Каха руками. — Раскаркалась! Я и так ночами заснуть не могу.
А я и того пуще…
— Понятно! — обрадовался Дмитрий. — Ты, Маша, гениальный ход мне дала.
Маша поднялась, сказала:
— Нам нужно стол накрывать. Пошли, Кэт.
Катюшу она иногда называла на западный манер — Кэт.
Богатые и сверхбогатые, политики и сверхполитики были давно разложены на полках электронной памяти Дмитрия. Он собирал о них информацию много лет, — и в худшие времена своей болезни не прекращал копить факты обвинения. Готовил страшный суд, в который верил и который сам же приближал. Много материала выбалтывали они сами в теле- и радиопередачах. Новые русские, как и все примитивные люди, были болтливы и много хвастались. Они даже показывали туфли и называли их цену, совали в нос дикторам и корреспондентам часы, браслеты и говорили: «А это я купил за десять тысяч долларов, а это — за двадцать…» И не подозревали, что есть в мире человек, который все заносит в память своей фантастической машины и ждет часа, когда выложит на стол судей неопровержимые доказательства.
Но однажды он решил вершить суд сам! И вот уже «разыгрывает» свои компьютерные спектакли.
Каха Лапчатый ему известен давно. Он даже знает, в каких банках он держит свои миллиарды и сколько у него этих наворованных миллиардов. Вот только природу их происхождения не знает. Подозревает, что Каха, как и многие подобные богачи, стал магнатом в одночасье: ночью ему позвонили и позвали в какой-то из государственных банков — и там отвалили слитки золота. Или ценности национального значения: бриллиантовые короны, камеи, ожерелья.
Машеньку Дмитрию словно Бог послал: она сообщала ему детали из жизни богачей. Часами они сидели в каюте Дмитрия, и она с радостью и удовольствием говорила и говорила…
Дмитрий придвинулся к компьютеру, начал разыгрывать спектакль, который тотчас же составился у него в голове.
Глава третья
Через спутниковую систему, в которую Дмитрий самовольно, без ведома властей, включил компьютер, он вызвал на свой экран изображение экрана компьютера Кахи Лапчатого. Тот был включен, — значит, Каха дома. Передал ему:
Каха! Вчера вечером на даче Зины (Зиной звали Зиновия Крейна) решено тебе объявить войну. Они про тебя говорят: «Небритый грузин, и мы зря ему дали чемодан ваучеров». Кстати, почему ты не бреешься и таращишь глаза так, словно чего-то сильно испугался? У нас так же таращит глаза министр иностранных дел Козырев. Но ему скоро дадут по шапке, потому что слишком глуп и явно неприличен. Ты тоже хорош! Захватил всю цветную металлургию Подмосковья и не хочешь с ними делиться. Тебя решили узить. В квартире и всюду, где ты бываешь, установлены «ушки». Они очень маленькие, изготовлены для разведчиков — ты их не найдешь. Все твои речи и речи твоих подельников прослушивают. Время от времени вместе с тобой в квартиру и на дачу приходит человек-невидимка (ты знаешь, теперь есть такие), и он сидит в сторонке или стоит в углу комнаты, где ты с друзьями обговариваешь свои гешефты. Зачем мне это надо? Потом увидишь. Но ты не вешай носа. Обо всем я буду тебя информировать. Смекаешь? Я хочу работать на них и на тебя — и со всех брать мзду. За каждую информацию ты будешь платить. За неуплату начислю штраф, и в таком размере, который тебе не понравится. Не веришь? Хорошо. Потом поверишь. А теперь напиши, как тебе понравился мой дружеский разговор? У меня такой компьютер, который твое милое письмецо примет сейчас же.
Митяй
Ответ не замедлил последовать:
Козел ты вонючий! Мне плевать на твои угрозы. Вся твоя информация — чушь собачья. Катись подальше, и ни одного доллара ты не получишь. Чтоб тебя колесом проехало, как говорят у нас в Тбилиси. Все!
Митяй такой оборот ожидал. И ответил на него вежливо:
Каха! Я тебя еще и пальцем не тронул, а ты уже ругаешься. С тех пор, как ты сделал большие деньги, ты стал дергаться. Очевидно, боишься «Матросской тишины». Не бойся. Там сейчас стало просторнее и недавно помыли полы. А на твою грубость я не обижаюсь. На первый раз накажу тебя небольшим штрафом, но помни: будешь мне дерзить, штраф увеличу.
Привет с острова Кергелен. Поцелуй Крейна. Здесь холодно и дует ледяной ветер. Но в моем замке тепло. У меня есть камин и хороший компьютер.
Твой Митяй.
Каха грязно выругался и стер кошмарную переписку. Поднялся, потер кулаками виски. Так он делал, когда у него болела голова. В волнении стал ходить по комнатам, а их в его квартире много. Недавно в ней сделали евроремонт, и полы блестели. Работали турецкие мастера, они же прихватили с собой художника, который для каждой комнаты подбирал люстры и освещение. Сейчас все его раздражало, и он жалел, что пригласил именно турецких мастеров. С ужасом ощутил боль под лопаткой: симптом предынфарктного состояния, а там и инфаркта. Инстинктивно прибавил шагу. Но тут же остановился, подумал: а что собственно случилось? Какой-то интриган послал на компьютер гнусную угрозу. Послал?.. Но как он мог послать? Компьютер же не факс! На его экран может написать тот, кто сидит у его пульта.
Подошел к экрану. О, боже! Письма Митяя вновь на экране! Он же их стер — ясно помнит.
И снова стер письма Митяя.
Прошелся по комнате, и вновь к экрану, а на нем те же письма. Это уж проделки черта, как в повестях Гоголя. Снова стер. И сидит, ждет. А из глубины экрана вновь выползают письма.
Каха вскочил и побежал в спальню. Закрылся одеялом и лежит, тяжело дышит. А сердце болит и болит — теперь уже нестерпимо. И Каха дрожащими от страха пальцами жмет на клавиши сотового телефона, вызывает «скорую»…
Загадочный человек с еще более загадочным именем Бартис Фагот считался среди своих дружков «новых русских» самым удачливым. Он благодаря отчиму Медвежатову в точности уловил момент начала приватизации нефтяных промыслов и «сел» на трубу. Указал адреса, по которым следует качать тюменскую нефть — их дал ему отчим, работавший в Госплане, и за это посредничество ему «отстегивалось» восемнадцать процентов ото всех прибылей. Деньги свои он не считал; назвал банки за рубежом — и туда на его имя закачивались миллионы. Любители трясти чужие карманы серьезно утверждали, что Братец, так называли Фагота, самый богатый из новых русских.
У него на даче, где он безвыездно жил, вдруг, как резаный поросенок, завизжал компьютер.
Фагот испугался: такого визга он у себя на даче никогда не слышал. Подошел к аппарату, прочел: «Я знал, что ты скотина, но не до того же!».
«Кто же это написал такое?.. — думал Братец. — Не иначе, как моя супруга».
У него только что была Галина, с которой он затеял бракоразводный процесс — конечно же, она такую гадость нарисовала. Больше некому.
Стер дурацкую шутку и пошел в ванную. Настроение было испорчено, и — на целый день. Вроде бы и неважно, что она о нем думает, но все же — противно. Договорились: он на ее имя переведет десять миллионов долларов. Она довольна, ну и — катись колбасой. Чего тебе еще нужно?..
Долго стоял под душем, тер мочалкой свое непомерно толстое тело, разглядывал красно-коричневое, чем-то напоминавшее спинку клопа лицо. Думал: «Не имей я больших денег, они бы не относились ко мне с такой злобой. Завидуют, сволочи! Все завидуют!..»
Пошел в комнату, где компьютер. Что за чертовщина! Опять эта… грязная шутка: «Я знал, что ты скотина, но не до того же!».
Стёр и с минуту сидел у экрана. На его зеленоватом поле черными жуками опять вылезло: «Я знал, что ты скотина…».
Снова стёр запись. А из глубины плывет: «Я знал, что ты скотина…»
Метнулся в кабинет, позвонил Галине. Спросил:
— Ты мне писала что-нибудь на компьютере?
— Нет, не писала.
— А если серьезно? Мне это очень важно знать. Скажи, пожалуйста. Я не обижусь.
— Ну, что ты, Бартис, я и не подходила к нему. Честное слово.
Позвонил специалисту, рассказал обо всех фокусах своего компьютера. Тот сказал:
— Такого не может быть. Вы что-то путаете. Если никто не писал, так неоткуда и взяться тексту. А если его стерли, так уж и подавно.
Бартис положил трубку и свесил на грудь голову. Потом снова к компьютеру — там жирно светятся и, мигая, как бы дразнят его те же слова. В ярости выдернул вилку из розетки. Экран погас, но дерзкие слова, хотя и не так ярко, но еще продолжали чернеть на экране. Лег на диван и устремил взгляд в потолок.
Впервые он всем телом ощутил холодок одиночества. Детей нет, с женой развелся, отец его раздражает… Были приятели, но у них одно на уме: деньги, виллы, курорты, девочки. А в последнее время замечать стал: глаза у них, как у волков, горят; на деньги его зарятся. А иной так и спросит: «Братец, зачем тебе так много? Это ведь опасно». — «Что, опасно?» — «Деньги большие — вот что! Могут киллера подослать, а могут и сами…»
После одного такого разговора Бартис и об охране своей задумался. Много ее у него, этой охраны; квартиру в Безбожном переулке день и ночь стерегут, на трех дачах под Москвой десятка три толкутся, но охрану и перекупить могут. Дадут больше, чем он платит, а те и накинут на голову черную тряпку и поволокут куда надо. Теперь же и чеченцы в Москве орудуют; вон недавно с поезда двух молоденьких чеченок сняли, а у них под юбкой между ног автоматы Калашникова, а в лифчиках бомбы пластиковые.
Мысли эти далеко ведут. Спросит иной раз себя: а и в самом деле — зачем такие деньги?.. Без них-то мне легче жилось, и веселее.
Кинул на плечи теплый махровый халат, пошел к компьютеру. Включил его. И тотчас на экран выплыли слова: «Я знал, что ты скотина, но не до того же».
Сверху на низ поползли и другие строчки:
Слушай приказ. Завтра же ты должен сделать четыре перевода: первый — пятьсот миллионов долларов в Петербург на счет завода «Людмилы», второй — столько же, во Владивосток на поддержку населения Приморья; и третий — в таком же размере, то есть пятьсот миллионов, в Министерство обороны России на закупку современной боевой техники.
Не жадничай. У тебя еще останется три миллиарда восемьсот миллионов двести пятьдесят тысяч рублей.
Не вздумай уклониться. Вздую.
Митяй с Кергелена
И приписка:
Надумаешь приехать ко мне в гости — милости прошу. Здесь, конечно, не рай, собачий холод, но зато свежий воздух. Обними и поцелуй Крейна. И еще: облобызай Каху.
Дмитрий, затевая этот спектакль, знал, что денег они никому не дадут. Но он думал так: «Я сделаю их сумасшедшими, а затем отниму деньги». Заготовил операцию в семи банках — как раз там, где эти два российских магната свои доллары держат. Операция сложная, с расшифровкой множества кодов и компьютерно-защитных головоломок, но Дмитрий ее давно заготовил. Прибавил он к своим прежним планам навеянные Машей психологические атаки.
Шалость граничит с уголовным преступлением, но Дмитрий имеет дело с преступниками и считает себя вправе наказывать их таким образом.
Предусмотрена одна важная особенность: если разгневанный абонент «вырубит» из сети свой компьютер — он некоторое время все равно будет кричать, как малое дитя; если же компьютер выбросят и установят другой — и этот закричит. А без компьютера они жить не могут.
Это был первый эксперимент, проводимый Дмитрием по системе «поросенка». Установил срок окончания опыта: неделя. И попросил Машу звонить по два раза в день Аркадию, спрашивать у него новости и передавать приветы Кахе и Бартису.
— Я хочу знать, — сказал он Маше, — как они живут, здоровы ли, все ли у них в порядке. А если хочешь им открыться и включиться в мою игру, то скажи, что Дмитрий, к которому ты приставлена от президента, никакой не Дмитрий, а зовут его Митяй, и недавно мы перелетели с ним в Австралию на остров Кергелен. Пусть они ломают голову, надо их путать и дурачить, как они дурачат нас. У них ведь задача: все в нашем государстве запутать, посеять хаос и беспорядки. И отнять у нас деньги. Я делаю с ними то же самое. Вот теперь пусть они испытают на себе свою сатанинскую философию.
Так он говорил Маше. И она с азартом своей молодой, склонной к авантюрам натуры включилась в игру. Сам же Дмитрий каждый день звонил Аринчину и Слепцову, спрашивал, не перевели ли деньги на счет «Людмилы»? Деньги по его командам аккуратно переводились, зарплату рабочим выдавали, но появились тревожные сигналы: будто Спартак Пап, их хозяин, продает «Людмилу» какому-то греку, а сам приказал готовить к отправке в Италию особо ценные станки и целые технологические линии. За них он будто бы уже получил деньги. Назвали банк в Америке, куда текут капиталы на счет Папа. Этот паук уже имел сотни миллионов долларов. Дмитрий сказал, чтобы приказ Папа не выполняли, обещал с ним разобраться.
Маша не вдавалась в подробности, ни о чем не спрашивала, хотя видела по глазам, что друг ее взял богатеев на мушку и трясет их карманы. В душе она ликовала. Каха и Бартис были ей ненавистны, и будь ее воля, она бы самолично учинила над ними расправу.
Покончив с богатеями, вернулся к «Козьме Минину». Вызвал его на свой экран, смотрел, что там происходит.
В Персидском заливе бушевал шторм. Рыбацкие суда он бросал как щепки, теплоходы с пассажирами укрылись в бухтах и ждали, когда шторм утихнет. «Козьма Минин» спокойно ходил по кругу, подставляя гигантским волнам то один свой борт, то другой. Качку он испытывал, но она была на нем своеобразной: мелкой и противной. Весь его исполинский корпус содрогался так, будто тысяча вибромолотов били по днищу. Команда измучилась: кто только был свободен от вахты, лежал на подвесных койках и не показывал носа на палубе.
На седьмой день после начала шторма ветер стих и небо прояснилось. А на компьютерном пульте появилась команда: «Козьма Минин» пойдёт в квадрат, где облюбовал позицию авианосец «Эйзенхауэр».
После обеда Катя и Маша зашли в каюту Дмитрия. Маша едва сдерживала порыв радости.
— Последние известия! — подняла она руку с сотовым телефоном. — Аркашины друзья в панике. Все они узнали о чудовищной катастрофе со вкладами Кахи и Бартиса: с их счетов какая-то нечистая сила сдернула часть вкладов и отправила Бог весть куда. Аркаша спрашивает: не знаю ли я, что происходит? Они, конечно, догадываются, чьих это рук дело, но говорят: команды идут из южной части Индийского океана. И вот еще что — это очень важно: эта самая нечистая сила поселилась в их домах и ужасно кричит. И днем и по ночам. Они бы выбросили компьютеры, но там у них все расчеты с клиентами, все дела. Аркаша умоляет: сжальтесь, ради Бога! Каха и Бартис живут в гостиницах. Но и служащие не могут находиться рядом с компьютерами. Они боятся.