Мнение это у меня окрепло, когда я закончил читать записки Петровича. Афанасьев был незаурядным человеком и в очередной раз дал повод призадуматься. Я вдруг с потрясающей ясностью понял, что издававший за свой счет научные труды Афанасьев не стал бы продавать вещи ас-Сабаха. По крайней мере, до той поры, пока не издал бы очередную книгу с фотографиями находок, не похвастался бы ими в своем кругу, а уж только потом сбыл бы с рук. Я не сомневался в том, что, когда потребовалось бы выбирать между обогащением и славой, в Петровиче возобладал бы ученый. Точнее, хвастун. Признание коллег для Афанасьева было дороже всяких наград. Следовательно, с продажей реликвий пришлось бы серьезно повременить. И как это объяснить своим компаньонам, мне и Жене с Валерой? Да это бычье сразу бы убило за такие шутки. Что и сделало... У меня намокли ладони, чего не случалось почти никогда. Я медленно закрыл полевой дневник. Взглянуть на ситуацию с иной стороны мне раньше не приходило в голову. Просто потому, что я верил Петровичу. Но его записки вынудили изменить точку зрения. Что, если не охранники-дебилы начали ту бойню? Ведь первый выстрел я слышал пистолетный» а у ребят были автоматы... Значит, стрелять начал Афанасьев. Зная крутой нрав Петровича, я имел основания предположить, что он решил пресечь возможность любого конфликта с неконтролируемыми уголовниками и подкрался к ним с «Астрой» наготове. Представив себя на месте Валеры и Жени, я понял, что они не могли поступить иначе. Какие возникают мысли, когда шеф, откопавший кучу исторического рыжья, начинает отстрел членов археологической экспедиции? Никаких иных догадок у привыкших к насилию братьев-разбойников и не нашлось. Они поступили вполне правильно, забрав все золото и дав деру. Мне доверять тоже было нельзя. Кто знает, что на уме у коллеги коварного шефа?
А вот как Петрович поступил бы со мной? Предложил подождать с оплатой, взамен одарив соавторством находки? Или не стал бы рисковать?.. Настроение испортилось. Воистину, «умножая знание, умножаешь скорбь»!
Я оторопело заглянул в дневник, который грел колени, и прочел последний абзац на заложенной пальцем страничке – прямоугольничек, написанный знакомым мелким почерком: «ПРИМЕЧАНИЕ: отрицательное воздействие излучения, исходящего от обнаженного клинка кинжала, отмечено ассистентом, у которого в тот момент существенно увеличился диаметр зрачка, а на лице выступили крупные капли пота». «Ассистент»... Что предложил бы доктор исторических наук Афанасьев Василий Петрович своему ассистенту, возвратившись в палатку из прокаленной солнцем полупустыни с дымящейся «Астрой» в руке? Долю в добыче, соавторство? Или выпустил бы в грудь остатки обоймы, наблюдая, как расширяется зрачок, не реагируя больше на свет? Кем я был для Петровича, когда он прочел гравировку и понял, что за предметы держит в руках? Остался ли я для него коллегой или вмиг превратился в ненужного и опасного соперника?
Хотелось бы верить, что компаньона он не мог предать. Однако вылазка Петровича не давала покоя. Его подлинные намерения теперь навсегда останутся тайной. И тайна эта будет грызть меня еще долго.
Я вспомнил Марию Анатольевну, до сих пор ждущую супруга из экспедиции, еще не знающую, что стала вдовой. Извещать об этом и вообще с ней встречаться мне теперь совсем не хотелось. Также надо было съездить к отцу Гоши Маркова – Борису Михайловичу, мобилу вернуть и чисто по-человечески соболезнования выразить, ведь на похоронах я так и не показался. Разговор с отцом погибшего друга – веселье весьма сомнительное, но избежать его никак не возможно.
Я бросил на стол полевой дневник с незаконченными заметками Афанасьева – свидетельство пройденного этапа моей жизни. Моя жизнь делится на четкие отрезки: когда-то я учился в школе и копал оружие на полях войны, когда-то учился в универе и лето проводил на раскопах, когда-то был холостым и охотился за древностями на чердаках Ленинграда, когда-то вел семейную жизнь и целенаправленно искал клады по деревням. Потом сидел в тюрьме... А теперь я мотаюсь по городу с иностранными гражданами и участвую в убийстве других иностранных граждан. А сокровищ ас-Сабаха больше нет, даже фотографий от них не осталось, а стало быть, и думать о них нечего.
Решив на этом завершить кислый вечер, я раз делся, выключил в кабинете свет, лег на кровать, накрылся с головой одеялом, поймал тишину и заснул.
9
Слава появился часам к трем пополудни, счастливый и на удивление трезвый.
– Ну как, – спросил я, – Ксению свою отыскал?
– А как же! – корефан был доволен, прямо-таки лучился восторгом. – Только что от нее. Встретились. Знаешь, как она мне рада была! Всю ночь трепались. Я у ней там в больнице сидел. Вспомнили всякое и решили сойтись. Так что, Ильюха, я теперь к ней переезжаю.
– Ого! – Я пожал другану руку. – Поздравляю с началом новой, семейной, жизни.
– А то! – сказал Слава.
– А где Ксения? – спросил я.
– Дома. Она сегодня с утра сменилась. К ней поехали. Спит сейчас, а я к тебе заглянул, новостями поделиться.
– Ну что ж, – улыбнулся я, – поздравляю еще раз!
– Кстати, – судя по тому, как блеснули его глаза, в голове корефана родилась какая-то идея, – давай двинем на шашлыки, коли тачка есть. На залив куда-нибудь. Надо же праздник устроить.
– Да не вопрос! – пожал я плечами. Слава стремился развлекать свою даму в меру возможностей, и возможности эти старался изыскивать по полной программе. Его благое начинание требовало поддержки. – Можно хоть завтра собраться с утречка и отправиться. Сегодня у меня дела, надо с одним человеком потолковать.
Встреча с Гошиным отцом у меня была назначена на семнадцать часов. После нее ехать на шашлыки было поздновато. На том и порешили. Слава полетел на крыльях любви к подруге, а я остался размышлять о прихотях судьбы. Надо же! Есть же люди, у которых жизнь бьет ключом, вроде Славы: то пусто, то густо. Только что освободился, трех дней не прошло, а уже при деньгах, с друзьями, женщиной и квартирой. Правда, друзей, кроме меня, у корефана, насколько я знал, в Питере больше не имелось, с Ксенией как дальше сложится – тоже вопрос, но позавидовать ему было можно. Есть везучие люди, есть! Славу ждала любимая женщина, а меня – отец Гоши Маркова.
В антикварный салон «Галлус» я прибыл ровно в пять. Борис Михайлович ждал, наблюдая за улицей через стеклянную дверь. Высокий, пузатый, он был одет в заношенный черный сюртук и сам выглядел антикварным экспонатом. Мы прошли в директорский кабинет. Борис Михайлович запер дверь на ключ, достал из сейфа початую керамическую бутылку «Ахтамара».
– Вот... это его, – я выложил на стол мобильник.
– Оставьте себе, Илья, вам нужнее. – Борис Михайлович проницательно посмотрел из-за круглых очков, и я невольно вспомнил испанского рыцаря Эррару. Несомненно, они были как-то связаны. Какими-нибудь невидимыми узами служения святому делу. Черт бы побрал все эти идеалы!
Мы помянули Гошу. Я извинился, что не смог присутствовать на похоронах, но Борис Михайлович только покачал головой.
– Не стоит, Илья. Я все понимаю. Эти предметы... они так и не достались приору?
– «Черные» вынудили отдать. Они взяли в заложницы мою подругу с дочкой, ну, в общем, вы понимаете, я не мог отказаться.
– Как жаль. – Марков снял очки и провел пальцами по зажмуренным векам, словно вытирал слезы. Возможно, так оно и было. – Значит, все напрасно.
Я промолчал. Мне нужен был проверенный антиквар, чтобы и дальше сбывать находки, и мне нечего было сказать в свое оправдание. Реликвии, из-за которых убили Гошу, пропали, а рассказывать о сожженной даче исмаилитов я не стал бы никому.
Мы посидели немного, вспоминая главным образом наши с Гошей школьные годы. Затем я откланялся, наотрез отказавшись забирать телефон и обещав немедленно купить себе новый, а номер скинуть Борису Михайловичу.
Теперь относительно его связей с испанцами не оставалось сомнений. Их агентурная сеть в России начинала меня пугать.
Из антикварного магазина я направился в обменник, а оттуда в магазин за мобилой. Через полчаса, с новенькой трубкой в кармане, я вырулил на проспект и поехал к дому. В животе бурчало от голода. Я начал приглядываться к вывескам кафе. Молодую женщину на остановке я заметил сразу. Она резко выделялась из толпы: яркая, броская, умеющая себя подать. Затянутый на джинсах красный ремень подчеркивал крутизну бедер, словно кушак Молодежного антиполового союза. То ли Оруэлла начиталась, то ли сама додумалась. Я остановился рядом с ней. Помахал рукой. Перегнулся через правое сиденье, открыл дверцу. – Привет, Маришка! Залезай.
– Здравствуй, милый. – Марина, моя бывшая жена, села в машину. – Как дела?
– Как видишь. – Я гордо похлопал по рулю. – Процветаю.
– Нашел что-нибудь ценное?
Я усмехнулся. Заметно, что женщина побывала замужем за кладоискателем.
– Кто ищет, тот найдет, рано или поздно. Считай, что я свою Трою откопал. Ты куда едешь?
– Домой, – ответила Маринка.
– А ты?
– А я... – Я небрежно махнул рукой, изображая богатого бездельника, – так... катаюсь по городу. Хотел на озера съездить, искупаться, развеяться где-нибудь за Зеленогорском, но чего-то за крутился по улицам. Видать, неспроста. Тебя вот встретил.
Наверное, и в самом деле неспроста. Слава встретил старую подругу, а я – бывшую супругу. Возможно, это знак свыше.
– Торопишься? – спросил я.
– Не очень, – ответила Маринка.
– Поехали пообедаем? Лично я голоден.
– Раз ты приглашаешь... – улыбнулась Маринка.
Мы выбрали тихое кафе на Ланском шоссе и стали ждать, когда официант принесет заказ.
– Как ты теперь живешь? – спросил я.
– Скучно, – Маринка достала пачку «More» и закурила. Раньше такой привычки за ней не водилось. Все меняется – и времена, и люди. – Где работаешь? – В офисе. На компьютере.
– Оператором? Типа набираешь что-нибудь? – В компьютерах я был не силен.
– Играю, – Маринка хмыкнула и выпустила вверх струйку дыма. – Секретарем-референтом я работаю.
– Ню-ню, – язвительно протянул я. – Кофеек-с, чай, бутерброды?
– Именно. – Маринка смерила меня убийственным взглядом. – Обещают бухгалтером сделать. Я бухгалтерские курсы закончила. Устроилась пока секретарем.
– Ух ты, – восхитился я, – какая захватывающая перспектива! Курить ты там же начала?
– Это от нервной работы. – Маринка поспешно смяла в пепельнице окурок. – Прости, я забыла, что ты не выносишь курящих дам.
– Начальство небось достает?
– Задолбали, козлы. Каждый липнет, особенно шеф, дурак старый. Ему больше всех надо. Ах, Мариночка, почему вы уделяете мне так мало внимания? Как вы холодно относитесь к такому солидному мужчине, погибающему без женской ласки!
– И другие банальные глупости, – закончил я. – Тоже мне «солидный мужчина»! Официант принес солянку, пожелал приятного аппетита и удалился за стойку.
– Хм, – похотливого шефа я взял на заметку, – и не надоело?
– Надоело, – призналась Маринка. – Но ведь и жить на что-то надо. Тут еще ничего, в другом месте вообще проходу не давали. Пришлось уйти.
В молчании мы доели первое блюдо и сразу же подали второе. В кафе было малолюдно, негромко играла музыка, после всего услышанного говорить не хотелось. Раны от первых стрел Купидона заживают медленно и болят долго. Не знаю, что крутилось в голове у Маринки, лично я размышлял о том, как жить дальше. По возможности, хорошо и вместе. Коли нас свел случай, а Слава показал перед этим пример, оставлять Маринку я был не намерен. К знамениям свыше следовало относиться с почтением.
– Слушай, – начал я, – как ты смотришь...
Тут я смутился, как школьник. Казалось бы, не чужие люди. Но не мог я с ней, как с любой другой барышней. Потому что барышни – это нечто мимолетное, а Маринку я все же любил.
Маринкины родители давным-давно приехали в Ленинград из Киева. Так они решали квартирный вопрос. История почти булгаковская, только вместо Азазелло им выпало пообщаться со мной. Маринка родилась и выросла в Ленинграде. Познакомились мы в романтической обстановке: белой ночью на Университетской набережной. Маринка гуляла, а я возвращался с поисков на василеостровских чердаках. Что-то потянуло меня к этой девушке. Уж больно она была приметная. В спецовке, с грязной сумкой на ремне я, должно быть, напоминал монтера. Однако мы разговорились и отправились гулять по городу. Гидом я был хорошим. Уж что-что, а волшебные закоулки Питера знаю наперечет. Город-сказка, город-миф, которым предстает Санкт-Петербург, если показывать его выборочно и со знанием дела, Маринку потряс. Она и не подозревала, что живет в таком удивительном месте. Мы понравились друг другу и стали встречаться, а потом поженились. Долго наш брак не продлился. Мы разошлись из-за денег, вернее, из-за их отсутствия. Маринке надоел бедный кладоискатель, ее родители подлили масла в огонь, и она решила не испытывать больше судьбу. До истории с Лешей Есиковым тогда еще не дошло.
– Мм... – замялся я. – Почему бы нам не возобновить отношения? Помнится, раньше ты говорила, что я слишком много думаю. Уверяю тебя, сейчас я исправился и поглупел.
Маринка опустила глаза и вертела в пальцах стакан с соком.
– Ну и потом, я встал на ноги. Квартиру купил, да и денег хватает.
«Что я несу! – ужаснулся я. – Почему вы не уделяете внимание такому солидному мужчине, погибающему без женской ласки, как я? О, донна Роза, я старый солдат и не знаю слов любви!»
– Дело не в квартире, – тихо сказала Марина и достала новую сигарету.
«С понтами надо заканчивать, – решил я. – Какая там квартира, если завтра, может быть, придется с нее срываться и остаток жизни бегать от ментов. Или от гадских хашишинов, которым мы нанесли подлый и оскорбительный удар. Да и денег больших нет. Впрочем, не надо заморачиваться. Слава же сомнениями не мучается. Вот и мне пора думать поменьше».
– Какой у тебя теперь телефон? – спросила Маринка. Хороший признак.
– Запиши заодно и мой мобильник, – сказал я.
Маринка достала блокнот, памятный еще по нашей первой встрече. Как давно это было? Очень давно. Книжечка порядком истрепалась, но продолжала верой и правдой служить хозяйке. Телефонов там было несчетное количество.
Я отвез Маринку домой, съездил на заправку, навестил маму, оставил ей триста долларов и отправился к себе. Для начинающего я много времени провел за рулем и устал, но был доволен. Мне поправилось водить «гольф», да и сложностей на дороге не возникало. День во всех отношениях удался. Поздно вечером раздался звонок корефана.
– Как сам, Ильюха?
– Ништяк, – ответил я. – Как вы там насчет шашлыков?
– Созрели, я три кило замариновал. Во сколько завтра едем?
– Да мне без разницы. Во сколько надо, во столько и поедем.
– Давай тогда в десять созвонимся и решим, че как.
– Давай.
На этом наш краткий, но содержательный мужской разговор закончился. Положив трубку, я подумал, что упущу свой шанс превратиться в семейного человека, если не позвоню Маринке. Ее домашний номер я не забыл.
Я слушал гудки, для порядка припоминая: бывшую тещу зовут Валерия Львовна, бывшего тестюшку – Анатолий Георгиевич. Именно в таком порядке. Руководство в Маринкиной семье было женским.
– Алло? – к телефону подошла Марина.
«Ну, здравствуй, это я!»
10
– Разжигаем костер с первой спички, она же последняя!
Я потряс возле уха пустым коробком и продемонстрировал дамам зажатую в руке спичку. Надо же как-то развлечь коллектив. Если бы спичка не загорелась, я воспользовался бы зажигалкой.
Нас было четверо. Я, Маринка, Слава и корефанова подруга Ксения – невысокая, фигуристая женщина с мелкими, хитрыми чертами лица. Маринку я уболтал составить нам компанию, хотя это было непросто. Поначалу она отнекивалась, ссылалась на работу, но потом согласилась позвонить шефу и взять отгул. Не знаю, что уж она ему наобещала, да и неважно. Этому старому козлу я намеревался вправить мозги в ближайшие дни.