— Никак, в святые метишь, дочь моя? — подозрительно осведомился отец Александр.
— Ни в коей мере, — в тон ему ответила я. — Ибо при жизни не канонизируют, а на небеса я не тороплюсь. А если говорить серьезно… Отец Александр, я не пытаюсь произвести на вас впечатление или выторговать для себя какие-то блага. Просто… м-м, можете счесть это впечатлительностью неопытной девицы, но сегодняшний день… поразил меня в самое сердце. И еще… я узнала, куда Эллис девает все свое жалование, — закончила я совсем тихо.
Отец Александр опустил взгляд.
— Так вот оно что…
— Да.
— И вы действительно так дружны, как мне показалось с самого начала.
— Да, — ответила я во второй раз и, чувствуя странную робость, продолжила: — Не подумайте дурного. В наших отношениях нет ничего, что не одобрил бы… да вот даже святой Кир Эйвонский, — священник поперхнулся и подозрительно закашлялся, но я списала это на неловкость момента. — Но мне очень хочется знать, каким он был прежде. И… почему он стал таким, каким стал.
— Ох… — уже в который раз вздохнул отец Александр. Теперь вышло особенно тяжко. — Что именно ты хочешь знать, дочь моя? Он рос обычным мальчиком. Смышленым, но чаще разум свой направляющим на проказы, а не на пользу делу. Добрым, в общем-то, но часто говорящим жестокие вещи и совершающим жестокие поступки. Вокруг него всегда было много друзей, его внимания искали и младшие, и старшие дети… Или ты хотела бы узнать что-то определенное, дочь моя? — он посмотрел на меня так, что стало ясно — тайны Эллиса сокрыты надежнее, чем на дне Мирового океана.
Однако я рискнула спросить.
— Как он попал в приют?
В конце концов, даже сокровища со дна океана иногда попадают в руки людей. Если океан сочтет соискателей достойными награды.
Отец Александр молчал долго. Свечи успели сгореть на треть, а я продрогла до костей, прежде чем он негромко произнес:
— Это случилось примерно тридцать лет назад, летом. Тогда разразилась страшная гроза… А впрочем, не помню, может, и солнышко светило. Так или иначе, на закате к воротам приюта подошла женщина, одетая во все черное и с густой вуалью. В руках у той женщины была корзина, а в корзине — спящий ребенок.
— Эллис? — сорвалось у меня с языка.
Священник грустно кивнул:
— Да. Женщина назвалась служанкой «одной несчастной леди» и попросила присмотреть за ребенком. Мы с сестрой Марией попытались расспросить ее о родителях нового воспитанника и в беседе убедить забрать ребенка обратно. Знаете, некоторые матери, приходящие сюда в отчаянии, после раскаиваются и возвращаются обратно за детьми, — просто сказал он, и сердце у меня пропустило удар. — Но чем больше проходит времени, тем меньше вероятности, что это произойдет. Поэтому мы всегда стараемся убедить страдалиц сразу. Обещаем помощь в пригляде за ребенком, иногда деньги… Кого-то это убеждает. К сожалению, немногих. А некоторые просто ненавидят своих детей. Вот и та служанка сказала… Она сказала: «Заберите его, пожалуйста. Боюсь, что в следующий раз она не отошлет его в приют, а просто удавит». Сестра Мария стала ругаться… Тогда она была куда моложе, а потому нрав у нее был горячей… Но служанка выслушала все молча, затем поклонилась и ушла. А в корзине, под боком у ребенка, обнаружился конверт и мешочек с монетами. Денег вышло ровно сто хайрейнов — по тем временам сумма неописуемая, приют на нее жил год с лишним. А в конверте был один-единственный листок бумаги с именем — «Алиссон». Так мы и назвали мальчика. «Алиссон» — по имени, данному, вероятно, матерью; «Алан» — потому что его принесли в день святого Алана; и «Норманн» — потому что такова была моя фамилия в миру, — скромно закончил священник.
— Вот как…
Отчего-то я не могла вымолвить ни единого осмысленного слова. Все казалось либо слишком напыщенным, либо пустым, либо бестактным.
Знал ли Эллис, как он попал в приют? Пытался ли разыскать своих родителей, семью? Ненавидел ли мать или давно простил ее? Болело ли до сих пор его сердце?
Я долго и бездумно смотрела на медленно оплывающие свечи, на руки свои, кажущиеся мертвыми в синеватом свете, льющемся через витражи. Отец Александр молчал. Несколько раз он порывался сказать что-то, но, взглянув на меня, осекался.
Из оцепенения меня вывел удар грома.
— Святые небеса! — подскочил на месте отец Александр. — Что ж это деется, гроза зимой! Ох, не к добру… Дочь моя, ты уже дрожишь — не лучше ли тебе вернуться в тепло? Идем-идем, негоже так сидеть. Вот за это святой Кир покарать может, причем меня — мол, застудил девицу, так и отвечай по всей строгости… Идем.
— Хорошо, — слабым эхом откликнулась я и поднялась на ноги. Губы у меня подрагивали, словно на улыбку не хватало сил. — Не будем злить святых, это до добра не доведет… К слову, о добре. Когда я шла сюда, то немного заблудилась, и дорогу мне показал один любезный молодой человек. Рыжий, смуглый, в такой забавной зеленой шляпе с двумя перышками. У него еще трубка была… Что вы так на меня смотрите? — недоверчиво моргнула я.
Отец Александр за время моей речи сделался белым как полотно.
— Э-э… Ходит один такой тут, ходит, — со странной интонацией протянул он, глядя почему-то вверх. — Делает… э-э-м… добрые дела делает, как он их понимает. Он ничего не говорил, дочь моя?
Я наморщила лоб.
— Кажется, говорил, что надо подождать. И что я пойму, «когда оно самое придет».
— Вот так и поступай, — со значением выговорил отец Александр. — Так. О чем это бишь я? Точно-точно, хотел я тебя возвернуть в трапезную и напоить горячим чаем…
Гром, кстати, больше не повторился. А когда час спустя все мы — Эллис, Мэдди, Лайзо и я — вышли из приюта и направились к автомобилю, то небо и вовсе почти расчистилось — разрывы среди тяжелых свинцовых туч постепенно сливались в одно прозрачно-голубое полотно.
Снегопад кончился.
Удивительно, но Мадлен в автомобиле почти сразу уснула, уронив голову мне на плечо. Я осторожно укрыла подругу своей шалью и отвернулась к окну.
— Как ее детишки утомили, — негромко произнес Эллис, скосив на Мэдди взгляд. — Да уж, Нора с Бриджит кого угодно заговорят до смерти, этим двум сорокам только дай потрещать… Виржиния, а вы знаете, что они друг дружку сестрами считают? — внезапно спросил он.
Я растерялась немного, не зная, как реагировать.
— Так странно. Они совсем не похожи.
— Зато по характеру сошлись… — Эллис заложил руки за голову и сладко потянулся, жмурясь. — Помню, у меня тоже было двое «братишек» и даже одна «сестричка». Она еще потом в мои невесты метила, и так настойчиво… — тут детектив внезапно осекся и обернулся; взгляд у него был серьезней некуда. — Виржиния, спасибо за все. Отец Александр рассказал мне о ваших планах. Честно говоря, когда я заманивал вас сюда под предлогом расследования, то рассчитывал на что-то в этом роде. Но не думал, что вы возьметесь за восстановление приюта так рьяно и так… по-деловому, — он особенно выделил последнее слово. — В своем непередаваемом стиле. Значит, благотворительный вечер?
— Репутации «Старого гнезда» это пойдет только на пользу, — пожала я плечами и не удержалась: — И кто бы говорил о рьяном подходе, Эллис! Как вы умудряетесь прожить на пять хайрейнов в месяц? Питаетесь воздухом и ночуете на крышах?
— Тише, тише, а то еще нашу мышку разбудите, — хмыкнул Эллис, искоса взглянув на Мэдди, и тихо ответил: — Ну, раньше я снимал комнаты у одной милой старушки-вдовы, всего за хайрейн в месяц. Но потом ее перестал устраивать, э-э, мой образ жизни. И семь лет назад я временно переехал к своему другу, у которого, собственно, и живу до сих пор.
— Сначала он пытался этому самому другу платить за проживание, — вкрадчиво заметил Лайзо. Хитрый его прищур был виден даже в отражении в лобовом стекле. — Но вы мне покажите того изверга, который не постесняется с нашего Эллиса денег стребовать.
— И что это за друг? — полюбопытствовала я.
На секунду ко мне закралась мысль, что они до сих пор живут вдвоем, но это было бы слишком неправдоподобно. Во-первых, насколько мне было известно, Лайзо большую часть времени обитал раньше в родовом гнездышке семейства Маноле или скитался по Аксонии. А во-вторых, детективу жить с аферистом — это немного слишком.
Лайзо, поймав в отражении мой задумчивый взгляд, белозубо улыбнулся.
«Ну, ладно, — мысленно поправилась я. — Не аферистом — авантюристом. Разница невелика».
— Друг? — усмехнулся Эллис, как будто я что-то забавное спросила. — Вы его знаете. Доктор Натаниэлл Брэдфорд, патологоанатом Городского Управления спокойствия. А за комнаты я не плачу, поскольку квартира целиком принадлежит Нэйту, как и подвал, где у него находится домашняя лаборатория. К слову, Виржиния, — вдруг обернулся он ко мне, — а вы не хотите навестить нашего Доктора Мертвых? Прямо сейчас.
Я только брови выгнула в недоумении:
— Эллис, вы предлагаете мне навестить дом холостяка… даже двух холостяков, причем без должного сопровождения? Мэдди, увы, младше меня, она не может считаться дуэньей.
Тщетная попытка достучаться до совести Эллиса. Когда это его, захваченного очередной потрясающей идеей, волновали какие-то там правила приличия и негласные законы поведения молодой леди?
— Да бросьте вы, к чему эти условности, — соблазнительно протянул он и перегнулся через сиденье, порывисто накрывая мою руку своей, и глянул снизу вверх сияющими от азарта голубыми глазами. — Скоро уже смеркаться будет, так что не стоит опасаться случайных свидетелей. К тому же, если что, официально вы совершаете благотворительный визит в приют. Сестра Мэри, конечно, лжесвидетельствовать не станет, но всем излишне любопытным может ответить так, что охота попусту любопытствовать напрочь пропадет. Да и у отца Александра язык подвешен неплохо… Так что вашей репутации ничего не грозит. Ну же, решайтесь, — голос у детектива буквально медом сочился, — неужели вам не хочется посмотреть, как я живу на пять хайрейнов в месяц? Заодно и расследование обсудим.
— А разве доктор Брэдфорд не будет против? — спросила я обреченно и сразу же поняла, что это была ошибка.
Эллис торжествующе улыбнулся:
— Разумеется, нет. Тот день, когда он не обрадуется визиту обворожительной леди… — детектив взглянул на Мэдди и поправился: — …двух обворожительных леди, пожалуй, станет началом конца света!
— Да и аккумулятор зарядить бы, а в тамошнем доме электричество есть, и шнур у меня найдется, — добавил Лайзо как бы между прочим. Глаза у него в этот момент были хитрющие. — А то дом-то наш аж в другой стороне Бромли, как бы не встать, посреди дороги-то.
— Но Мэдди устала и, наверно, не захочет никуда ехать, — прибегла я к последнему, отчаянному маневру.
Но подруга, на которую я так рассчитывала, самым неожиданным образом перешла на сторону коварного врага.
Она проснулась.
И — удивительно! — искренне заинтересовалась домом, где живет Эллис, хоть и постаралась этого не показывать.
Мне не оставалось ничего иного, как капитулировать перед заведомо превосходящими силами противника.
Квартира доктора Брэдфорда занимала три этажа в левом крыле пятиэтажного жилого дома. Само здание было, по словам Эллиса, совершенно новым — еще и десяти лет не прошло со дня, когда хозяева повесили на дверь латунную табличку с табличкой « Плам-стрит, 110». Но с тех пор высаженный у фундамента девичий виноград увил его до самой крыши. Наверное, летом это выглядело очень красиво — небольшой палисадник с кряжистыми яблонями, благородная лепнина на фасаде, чистенькие, побеленные стены и на них — темная зелень узорчатых листьев… Но сейчас, зимою, дом почернел от гари из Смоки Халлоу, а виноградные плети уныло обвисли. Где-то справа, в районе пятого этажа, уныло бренчало расстроенное пианино.
— Там живет очень милое семейство, — просветил меня Эллис, увидев, куда я смотрю. — Мать, отец, трое детишек и четверо стариков, родня по отцу. Отец семейства работает на фабрике. Мать, явно женщина с аристократическими корнями, дает уроки музыки. Две бабки-сестры организовали маленькую мастерскую по пошиву дешевого платья. Ну, а их мужья зимой ворчат, а летом целыми днями играют в карты. Вон там, — и он ткнул пальцем в занесенную снегом беседку. — Остальные квартиры снимают студенты, музыканты, один писатель-неудачник и какой-то помощник профессора из Университета Бромли. И знаете, за что я ценю их всех? Им абсолютно плевать на своих соседей, даже когда некоторые из них заявляются домой в окровавленной одежде поздно ночью. Или приводят странную компанию, — добавил Эллис и почему-то быстро взглянул на Лайзо, а потом вдруг мечтательно улыбнулся: — Так, ключ от двери у меня есть. Давайте сделаем Нэйту сюрприз?
— Что-то подсказывает мне, что это плохая идея.
— Вы пессимистка, Виржиния, — фыркнул детектив. — Бросьте. Хоть повеселимся.
Мне стало искренне жаль доктора Брэдфорда. Как там говорил Эллис, «временно перебрался к другу семь лет назад»? Святые небеса, да Брэдфорда, наверно, уже канонизировать можно…
У двери Эллис немного задержался, чтобы выгрести почту из ящика. Вышло прилично — несколько писем в запечатанных конвертах и еще с десяток записок. Торопливо распихав все по карманам, детектив поскребся ключом в замочную скважину, на цыпочках прокрался в квартиру, а потом выглянул — с торжествующей улыбкой — и махнул нам рукой.
— Проходите. Только тихо. Мадлен, позвольте помочь вам с пальто…
Отчего-то Эллис сразу начал ухаживать за Мэдди, и я осталась на милость Лайзо. Тот принял у меня верхнюю одежду, пристроил ее на вешалку, а потом — и это была настоящая неожиданность — опустился на одно колено и посмотрел снизу вверх. Взгляд у него стал бесовской.
Я почувствовала, что щеки у меня теплеют.
— Что такое, мистер Маноле?
— Позвольте протереть ваши ботинки, — невинно предложил Лайзо. Я поперхнулась воздухом. — Нехорошо следить на чистых полах. Служанка приходит сюда только по выходным.
И протянул руку, как будто хотел прикоснуться к лодыжке.
Это привело меня в чувство и развеяло изумленное оцепенение. Я отступила назад, едва подавив желание одернуть юбки пониже, и холодно кивнула:
— Благодарю за заботу, мистер Маноле, но я лучше воспользуюсь ковриком у двери.
— Воля ваша, — быстро пошел на попятный Лайзо.
— И еще. Я бы настоятельно рекомендовала вам не забываться.
Эллис беззвучно расхохотался. Мадлен мышкой шмыгнула ко мне и из-за моего плеча так уставилась на Лайзо, что тот аж отпрянул инстинктивно.
Маленький инцидент был исчерпан, но осадок остался неприятный. Лайзо, хоть и старательно изображал раскаяние, похоже, на самом деле ничего подобного не чувствовал. И вообще, в последнее время он вел себя так, словно у него было некое особое право. Нет, никаких особенно скандальных поступков — но мелочи, но взгляды, но прикосновения, чуть более долгие, чем дозволяется правилами приличия…
Это заставляло меня чувствовать себя неловко.
Но на сей раз поразмыслить о странном поведении Лайзо мне не дали. Эллис сделал приглашающий жест рукой, и мы на цыпочках проследовали на второй этаж. Там стояла темень, и только гостиная была ярко освещена большой электрической лампой, закрытой экраном из желтоватой рисовой бумаги с рисунком в сказочно-никконском стиле — туманные приземистые зеленые горы, облака с четкими завитушками и странная лисица с девятью хвостами, летящая в лиловатом небе.
Но главный экспонат гостиной не был нарисован на тонкой бумаге.
Он спокойно дремал с книгой в кресле, умостив голову на подлокотнике и согнув ноги, и не подозревал, что задумал его коварный друг.
— Так-так, — прошептал Эллис и с предвкушением хрустнул суставами, разминая пальцы. — Приступим…
Доктор Брэдфорд дома предпочитал носить нечто псевдовосточное и остромодное — длинный шелковый халат, расшитый красными драконами. Небольшая проблема заключалась в том, что для сна в неположенных местах такая одежда не предназначалась, а потому полы ее разошлись и задрались неприлично выше колена. Остроносые домашние туфли доктора были аккуратно сложены на столе, ровнехонько между чашкой и кофейником.
— Какой ужас… — севшим голосом произнесла я, отступая на шаг назад. Лицо мое стремительно заливал румянец. Мэдди, бедная девочка, только беспомощно глазами хлопала и даже отвернуться не могла, разрываясь между смущением и любопытством.