— Но она сама уверяла меня, что не является вашей женой.
Граф, не ответив принцессе, обратился к Лоренце.
— Вы помните, в какой день мы поженились?
— Да, — сказала она. — Это было третьего мая.
— А где?
— В Страсбурге.
— В какой церкви?
— В кафедральном соборе, в приделе святого Иоанна.
— Противились ли вы этому браку?
— Нет, я была безмерно счастлива.
— Видишь ли, Лоренца, — продолжал граф, — принцесса думает, что я насильно держу тебя. Ей сказали, что ты меня ненавидишь.
Говоря это, граф взял Лоренцу за руку.
Дрожь счастья пробежала по ее телу.
— Я ненавижу тебя? — воскликнула она. — Да нет же, я тебя люблю! Ты добр, благороден, могуществен!
— Ответь, Лоренца, с той поры, как ты стала моей женой, злоупотреблял ли я когда-либо своими супружескими правами?
— Нет, ты относился ко мне как к дочери, и я всегда была твоей чистой и незапятнанной подругой.
Граф обернулся к принцессе, как бы говоря ей: вам ясно?
Охваченная ужасом, она попятилась к распятию слоновой кости, висевшему на обтянутой черным бархатом стене.
— Ваше высочество, это все, что вы желали знать? — осведомился граф и отпустил руку Лоренцы; рука безвольно упала.
— Милостивый государь, не смейте приближаться ко мне, ни вы, ни она! — закричала принцесса.
В этот миг послышался стук колес кареты, которая остановилась у ворот аббатства.
— Вот и кардинал! — воскликнула принцесса. — Наконец-то мы узнаем, чего нам держаться.
Граф Феникс поклонился, что-то сказал Лоренце и стал ждать со спокойствием человека, обладающего даром управлять событиями.
Через несколько секунд отворилась дверь, и было доложено о прибытии его преосвященства кардинала де Рогана.
Принцесса, успокоенная присутствием третьего лица, уселась в кресло и сказала:
— Пусть войдет.
Вошел кардинал. Но, еще не успев поздороваться с принцессой, он увидел Бальзамо.
— А, это вы, сударь? — с удивлением бросил он.
— Вы знаете этого господина? — изумилась принцесса.
— Да.
— Тогда скажите нам, кто он такой, — попросила принцесса Луиза.
— Нет ничего проще. Этот господин — колдун, — сообщил кардинал.
— Колдун? — пробормотала принцесса.
— Прошу прощения, ваше высочество, — вмешался граф, — но я надеюсь, что его высокопреосвященство сейчас все объяснит ко всеобщему удовлетворению.
— Ваше высочество так взволнованы. Уж не делал ли этот господин вам каких-нибудь предсказаний? — поинтересовался кардинал.
— Брачное свидетельство! Немедленно дайте свидетельство! — вскричала принцесса.
Кардинал с недоумением смотрел на нее, не понимая, что означает это требование.
— Пожалуйста, — сказал граф, подавая свидетельство кардиналу.
— Что это? — удивился г-н де Роган.
— Ваше высокопреосвященство, мне необходимо знать, подлинна ли подпись и законно ли само свидетельство.
Кардинал прочитал его.
— Это свидетельство о браке, — сообщил он, — составлено по всей форме, а подпись принадлежит отцу Реми, священнику придела святого Иоанна. Но почему оно так заинтересовало ваше высочество?
— О, ваше высокопреосвященство, оно меня крайне интересует, а равно и подпись…
— Подпись подлинна, но у меня нет никаких ручательств, что получена она не под принуждением.
— Значит, под принуждением? Это очень возможно, — обрадовалась принцесса.
— И согласие Лоренцы тоже, не так ли? — поинтересовался граф с иронией, адресованной непосредственно принцессе.
— Но ответьте, кардинал, какими способами можно вынудить священника поставить подпись. Скажите, вы знаете их?
— Способами, которыми располагает этот господин, то есть магическими.
— Магическими? Кардинал, вы это серьезно?
— Этот господин — колдун. Я уже говорил это и сейчас снова подтверждаю.
— Ваше высокопреосвященство, вероятно, шутит?
— Ничуть, и доказательство тому мое намерение потребовать в вашем присутствии от этого господина самых серьезных объяснений.
— Но прежде я потребую их у вашего высокопреосвященства, — заявил граф.
— Превосходно, но не забывайте, что задавать вопросы буду я, — высокомерно бросил кардинал.
— А вас прошу не забывать, — заметил граф, — что отвечать на ваши вопросы я буду в присутствии ее высочества, если, конечно, они последуют. Но убежден, их не будет.
Кардинал усмехнулся.
— Сударь, играть роль колдуна в наше время весьма непросто, — сказал он. — Я видел, как вы ее исполняете. Вы имели большой успех, но не все обладают терпением, а главное, великодушием ее высочества дофины.
— Дофины? — удивилась принцесса Луиза.
— Да, ваше высочество, — подтвердил граф, — я имел честь быть представленным ее королевскому высочеству.
— И как же, сударь, вы отблагодарили ее за эту честь? Рассказывайте же.
— Увы, куда хуже, чем мне хотелось бы, потому что я не питаю ненависти ни к кому из людей, тем паче к женщинам, — ответил граф.
— Но что сделал этот господин моей августейшей племяннице? — спросила принцесса Луиза.
— Я, ваше высочество, имел несчастье сказать ей правду, которой она требовала от меня, — промолвил граф.
— Вот именно, правду. Правду, от которой она лишилась чувств, — пояснил кардинал.
— Моя ли вина, — спросил граф глубоким голосом, который в определенные моменты гудел подобно грому, — если правда оказалась столь ужасной, что произвела подобное действие? Разве я искал встречи с дофиной? Добивался, чтобы меня представили ей? Нет, напротив, я всячески уклонялся от этого, меня привели к ней чуть ли не силой, и она приказала мне отвечать на ее вопросы.
— Но что это за ужасная правда, сударь, которую вы открыли ей? — осведомилась принцесса.
— Я всего-навсего разорвал завесу, скрывающую будущее, ваше высочество, — ответил граф.
— Будущее?
— Да, ваше высочество, то самое будущее, которое кажется вам настолько ужасным, что вы, бежав в монастырь, пытаетесь отвратить его своими молитвами и слезами у подножия алтаря.
— Милостивый государь!
— Моя ли вина, если это будущее, которое вы предчувствуете как святая, было открыто мне как пророку и если дофина, ужаснувшаяся ему, ибо оно угрожает лично ей, упала в обморок, когда я ей явил его.
— Вы что-нибудь понимаете? — недоуменно поинтересовался кардинал.
— Увы! — бросила принцесса.
— Ее царствование обречено, — продолжал граф. — Это будет самое роковое и несчастное царствование за всю историю монархии.
— Милостивый государь! — вновь возмутилась принцесса.
— Что касается вас, ваше высочество, — продолжал граф, — то, возможно, ваши молитвы были услышаны: вы ничего этого не увидите, потому что, когда эти события произойдут, вы уже будете на небесах. Молитесь, ваше высочество, молитесь!
И принцесса, подчиняясь этому пророческому голосу, пробудившему страхи, что таились у нее в душе, упала на колени перед распятием и стала горячо молиться.
Граф же, обернувшись к кардиналу, сделал приглашающий жест и направился к окну со словами:
— А теперь, ваше высокопреосвященство, что вам от меня угодно?
Кардинал последовал за графом.
Действующие лица располагались так: принцесса с жаром молилась перед распятием; Лоренца стояла посреди комнаты, недвижная, безмолвная, с широко раскрытыми глазами, но взгляд у нее был застывший, словно незрячий; оба мужчины обосновались в нише окна: граф — опершись на задвижку, кардинал — наполовину скрытый гардиной.
— Итак, что вам угодно от меня? — повторил граф.
— Я хочу знать, кто вы.
— Вам это известно.
— Неужели?
— Конечно. Вы же сами сказали, что я — колдун.
— Превосходно! Но там вы звались Жозефом Бальзамо, а здесь именуете себя графом Фениксом.
— И что это доказывает? Я сменил имя, только и всего.
— Естественно, но да будет вам известно, что перемена имени человеком вроде вас может дать пищу для размышлений господину де Сартину.
Граф улыбнулся.
— О, кажется, один из Роганов объявляет мне войну? И какие же доводы приведет ваше высокопреосвященство? Verba et voces[139], выражаясь по-латыни. В чем еще можете вы меня обвинить?
— А вы, как я вижу, становитесь шутником, — бросил кардинал.
— Не становлюсь — таков мой характер.
— Что ж, придется мне доставить себе небольшое удовольствие.
— Какого рода?
— Заставить вас сбавить тон.
— Извольте, ваше высокопреосвященство.
— И это, убежден, позволит мне доставить удовольствие ее высочеству дофине.
— Да, это будет вам крайне полезно при тех отношениях, в которых вы сейчас с ней находитесь, — флегматично заметил Бальзамо.
— А что вы скажете, господин предсказатель, если я велю вас арестовать?
— Скажу, что вы сделаете большую глупость.
— Вот как? — с неописуемым презрением процедил кардинал. — И кому же она отольется?
— Да вам же самому, ваше высокопреосвященство.
— Ну вот что, я немедля отдам приказ о вашем аресте. Тут-то мы и узнаем, кто таков барон Джузеппе Бальзамо, граф Феникс, сей прославленный отпрыск генеалогического древа, которого я не обнаружил ни на одном геральдическом поле Европы.
— Ваше высокопреосвященство, — удивился Бальзамо, — а разве вы не осведомлялись обо мне у своего друга господина де Бретейля?
— Господин де Бретейль не принадлежит к числу моих друзей.
— Сейчас нет, но когда-то он входил в него. Ведь вы же написали ему некое письмо.
— Какое письмо? — встревожился кардинал и придвинулся к графу.
— Ближе, кардинал, еще ближе. Мне не хотелось бы говорить слишком громко, чтобы не скомпрометировать вас.
Кардинал еще приблизился.
— О каком письме изволили вы упомянуть? — спросил он.
— Вы же сами прекрасно знаете.
— Отвечайте.
— Ну, хорошо. О письме, которое вы писали из Вены в Париж с целью расстроить брак дофины.
Кардинал вынудил себя не вздрогнуть.
— Это письмо… — пробормотал он.
— Я помню его наизусть.
— Что же, господин де Бретейль предал меня?
— Почему вы так решили?
— Потому что, когда была достигнута договоренность о браке, я потребовал вернуть мне письмо.
— И что же он вам ответил?
— Что сжег его.
— Он просто побоялся признаться, что потерял его.
— Потерял?
— Да. Но сами понимаете, если кто-то письмо теряет, то кто-то может его найти.
— А это точно то письмо, которое я написал господину де Бретейлю?
— Точно.
— И про которое он мне сказал, что оно сожжено?
— Да, да.
— Значит, он его потерял?
— А я его нашел. Бог мой, совершенно случайно, проходя через мраморный двор в Версале.
— И вы не вернули его господину де Бретейлю?
— Нет, я поостерегся это делать.
— Но почему?
— Потому что, будучи колдуном, знал, что ваше высокопреосвященство, которому я искренне желаю всего самого лучшего, будет гневаться на меня. Представьте себе: безоружный человек должен пройти через лес, зная, что там на него нападут, и вдруг на краю леса он находит заряженный пистолет…
— И что же?
— А то, что он будет глупцом, если не подберет этот пистолет.
Кардинал почувствовал, как у него закружилась голова, и он ухватился за подоконник.
После секундного колебания, все фазы которого граф с наслаждением наблюдал на его лице, он сказал:
— Будь что будет. Но никто не сможет сказать, что принц, принадлежащий к моему роду, сдался перед угрозами шарлатана. Это якобы потерянное и найденное вами письмо вы должны будете предъявить дофине, дабы погубить меня как политика, но я воспользуюсь этим, чтобы укрепить свою репутацию лояльного подданного и надежного посла. Я скажу правду, то есть скажу, что считал этот брак вредным для интересов своей страны, и страна защитит меня или выразит мне сочувствие.
— Ну, а если, — выказал предположение граф, — найдется кто-нибудь, кто заявит, что этот посол, молодой, красивый, галантный и самоуверенный, поскольку он носит фамилию де Роган и титул принца, писал так не потому, что считал брак с австрийской принцессой вредным для интересов Франции, но потому, что в кичливости своей, поначалу благосклонно принятый эрцгерцогиней Марией-Антуанеттой, тщеславно вообразил, будто ее благосклонность является чем-то большим, нежели простой приветливостью, что ответит на это надежный подданный и верный посол?
— Он будет все отрицать, сударь, так как нет никаких доказательств, будто он питал подобные чувства.
— А вот тут, ваше высокопреосвященство, вы ошибаетесь, — возразил граф. — Как прикажете расценивать холодность дофины к вам?
Кардинал вновь заколебался.
— Послушайте, принц, — предложил граф, — вместо того чтобы ссориться, что и произошло бы, не окажись я благоразумней вас, станем добрыми друзьями.
— Добрыми друзьями?
— А почему бы нет? Добрые друзья — это те, кто оказывает нам услуги.
— Вы полагаете, мне могут потребоваться ваши услуги?
— Вы опять делаете ошибку. В течение этих двух дней, что вы в Париже…
— Я?
— Разумеется, вы. Бог мой, ну чего ради вы пытаетесь скрыть это меня? Я же все-таки колдун. Вы покинули принцессу в Суассоне и на почтовых лошадях приехали в Париж через Виллер-Котре и Дамартен, то есть по более короткой дороге, а приехали вы, чтобы попросить у своих близких друзей помощи, в которой они вам отказали. Получив отказ от нескольких человек, вы опять же на почтовых лошадях отправились в Компьень, но и там вас ждала неудача.
Кардинал выглядел совершенно раздавленным.
— Ну, и какого же рода услуг я могу ожидать от вас, ежели обращусь к вам? — осведомился он.
— Помощи, которую может оказать человек, делающий золото.
— А что мне с того, что вы делаете золото?
— Помилуйте! Вам через сорок восемь часов необходимо уплатить пятьсот тысяч франков… Я не ошибся, пятьсот тысяч?
— Не ошиблись.
— И после этого вы спрашиваете, зачем вам друг, умеющий делать золото? Да затем, что у него вы получите те самые пятьсот тысяч франков, в которых вам всюду было отказано.
— И где же я смогу их получить? — заинтересовался кардинал.
— Улица Сен-Клод на Болоте.
— Как я распознаю дом?
— По бронзовому дверному молотку в форме головы грифона.
— Когда я могу приехать?
— Если вас устроит, монсеньер, послезавтра в шесть вечера, ну, а впоследствии…
— Впоследствии?
— Всякий раз, когда вам будет угодно навестить меня. Все, наша беседа завершается: принцесса кончила молиться.
Кардинал, признав себя побежденным, не пытался более сопротивляться и, подойдя к принцессе Луизе, сказал:
— Ваше высочество, должен вам заявить, что граф Феникс совершенно прав, свидетельство, представленное им, законно, вне всяких сомнений, а кроме того, данные им объяснения вполне удовлетворили меня.
Граф поклонился.
— Каково будет решение вашего королевского высочества? — осведомился он.
— Последнее слово принадлежит этой женщине.
Граф снова поклонился, давая понять, что не имеет ничего против.
— По собственной ли непринужденной воле вы желаете покинуть монастырь Сен-Дени, куда пришли просить у меня убежища?
— Ее высочество спрашивает, — немедленно повторил граф, — по собственной ли непринужденной воле вы желаете покинуть монастырь Сен-Дени, куда пришли просить убежища. Отвечайте, Лоренца.
— Да, по собственной воле, — подтвердила Лоренца.
— Дабы последовать за вашим мужем графом Фениксом?
— Чтобы последовать за мной? — повторил граф.
— О, да! Да! — воскликнула Лоренца.
— В таком случае, — сказала принцесса, — я не держу никого из вас, поскольку это значило бы препятствовать чувствам. Но если во всем этом есть что-то, выходящее за пределы естественного порядка вещей, пусть Божья кара падет на того, кто ради корысти или собственных интересов возмущает гармонию природы. Ступайте, граф Феникс, ступайте, Лоренца Феличани, я не удерживаю вас… Да, возьмите только драгоценности.