— Если бы ваше королевское высочество снизошли к моей просьбе напрячь память, то вспомнили бы, что Лоренца Феличани только что находилась в этой комнате и положила на этот вот стол драгоценности, которые были при ней, а потом, переговорив с вашим высочеством, удалилась.
Произнося эту тираду, граф Феникс поймал взгляд, который принцесса бросила на дверь в глубине.
— И удалилась она вот в этот кабинет, — завершил он. Принцесса покраснела, а граф продолжил:
— Теперь я жду лишь, что ваше высочество соблаговолит повелеть, чтобы она вышла оттуда, что она, нисколько не сомневаюсь, и сделает в ту же секунду.
Принцесса вспомнила, что Лоренца заперлась изнутри, и, таким образом, ежели она оттуда выйдет, то только по собственной воле.
— Ну, а если она и выйдет, то что же сделает? — спросила принцесса Луиза, уже не пытаясь скрывать раздражения, оттого, что ей пришлось бессмысленно лгать человеку, от которого ничего невозможно скрыть.
— Она скажет вашему высочеству, что желает последовать за мною, поскольку является моей женой, только и всего.
Эти слова несколько успокоили принцессу: она припомнила, как Лоренца говорила, что ее ничто с ним не связывает.
— А она действительно ваша жена? — спросила принцесса, и в вопросе этом сквозило негодование.
— Можно подумать, что ваше высочество не верит мне, — учтиво ответил граф. — Но, по-моему, нет ничего невероятного ни в том, что граф Феникс женился на Лоренце Феличани, ни в том, что по праву мужа он требует возвратить ему жену.
— Значит, жену! — возмущенно воскликнула принцесса. — Вы смеете утверждать, что Лоренца Феличани — ваша жена?
— Да, ваше высочество, — с полнейшей естественностью отвечал граф, — смею, поскольку так оно и есть.
— Итак, вы женаты?
— Женат.
— На Лоренце?
— На Лоренце.
— Законным браком?
— Разумеется, ваше высочество, и раз уж вы упорствуете в своем крайне оскорбительном для меня недоверии…
— То что вы сделаете?
— Представлю вам акт о нашем бракосочетании, составленный по всем правилам и подписанный священником, который нас обвенчал.
Принцесса вздрогнула: такое спокойствие поколебало ее уверенность.
Граф раскрыл бумажник и извлек из него сложенный вчетверо лист бумаги.
— Вот, ваше высочество, доказательство подлинности моих утверждений и прав, которые я заявляю на эту женщину. Подпись удостоверяет их. Желает ли ваше высочество прочесть этот акт и проверить подпись?
— Подпись… — пробормотала принцесса с сомнением, куда более унизительным, чем даже недавний гнев. — Но чья это подпись?
— Подпись священника придела святого Иоанна в Страсбургском соборе, превосходно известная принцу Людовику кардиналу де Рогану, и, если бы его преосвященство был здесь…
— Кстати, кардинал здесь, — сообщила принцесса, вперив в графа пылающий взгляд. — Его преосвященство не покидал Сен-Дени и сейчас пребывает с канониками собора, так что нет никаких препятствий для удостоверения, как вы предлагаете, подписи
— Для меня это большая удача, — бесстрастно произнес граф, убирая свидетельство в бумажник, — поскольку подтверждение подписи развеет все необоснованные подозрения, какие ваше высочество питает против меня.
— Подобная наглость поистине возмущает меня, — бросила принцесса, с яростью дергая сонетку звонка. — Сестра! Сестра!
Вбежала монахиня, та самая, что совсем недавно ввела сюда графа.
— Прикажите моему курьеру верхом доставить эту записку кардиналу де Рогану, — распорядилась принцесса. — Он в соборной часовне. Пускай он немедленно придет ко мне, я жду его.
Говоря это, принцесса торопливо набросала несколько слов, вручила листок монахине и шепотом добавила:
— Велите поставить в коридоре двух полицейских стражников и никого не выпускать без моего позволения. Ступайте.
Граф, теперь как бы арестованный у принцессы Луизы, наблюдал, как она постепенно приходит к решению бороться с ним до конца, и покуда она, настроенная оспорить у него победу, писала записку, подошел к двери кабинета, вперил в нее взгляд, простер к ней руки и, производя ими размеренные движения, которые ни в коей мере не были похожи на нервическую дрожь, тихо произнес несколько слов. Принцесса обернулась и увидела его манипуляции.
— Что вы делаете, сударь? — осведомилась она.
— Убеждаю Лоренцу Феличани выйти, — отвечал граф, — и самолично, по собственной воле заверить вас, что я не лжец и не подделыватель бумаг, дабы это послужило дополнением ко всем прочим доказательствам, которых домогается ваше высочество.
— Милостивый государь!
— Лоренца Феличани! — воскликнул граф, каким-то странным образом подавив волю принцессы. — Лоренца Феличани, выйдите из кабинета к нам.
Но дверь не открывалась.
— Выйдите, я так хочу! — повторил граф.
И тут в замочной скважине заскрипел ключ, и принцесса с неописуемым ужасом увидела, как вышла Лоренца; в глазах ее, которых она не отрывала от графа, не было и тени злобы или ненависти.
— Что вы делаете, дитя мое? Что вы делаете? — воскликнула принцесса Луиза. — Зачем вы вышли к этому человеку, от которого убежали? Я же вам сказала, что здесь вы в безопасности.
— Она в безопасности и у меня в доме, ваше высочество, — заметил граф, после чего обратился к Лоренце: — Не правда ли, Лоренца, у меня вы в безопасности?
— Да, — ответила она.
Беспредельно изумленная принцесса опустилась в кресло.
— Лоренца, — произнес граф ласковым голосом, в котором тем не менее чувствовалась повелительная интонация, — меня обвиняют, будто я насильно удерживал вас. Ответьте, когда и в чем я прибегал к насилию по отношению к вам?
— Никогда и ни в чем, — решительно и ясно ответила молодая женщина, но отрицание это не сопровождалось ни единым жестом.
— В таком случае что означает история про похищение, которую вы мне рассказывали? — воскликнула принцесса.
Лоренца безмолвствовала, не сводя взгляда с графа, как будто от него исходила и жизнь ее, и речь, являющаяся выражением этой жизни.
— Ее высочество желает знать, как вы вышли из монастыря. Расскажите все, что произошло с вами с того момента, когда вы потеряли сознание, вплоть до пробуждения в почтовой карете.
Лоренца продолжала молчать.
— Рассказывайте во всех подробностях, ничего не упуская. Я так хочу, — продолжал граф.
Лоренца невольно содрогнулась.
— Но я ничего не помню, — сказала она.
— Напрягите память и вспомните.
— Да, да, я вспоминаю, — промолвила Лоренца тем же тусклым, монотонным голосом.
— Рассказывайте же.
— В тот самый момент, когда моих волос коснулись ножницы, я лишилась чувств, и меня отнесли ко мне в келью и уложили на постель. До вечера около меня сидела моя мать, а поскольку я не приходила в себя, послали в деревню за хирургом, который пощупал мне пульс, приложил к губам зеркальце и, удостоверившись, что дыхания у меня нет и в жилах не бьется кровь, объявил, что я умерла.
— Но как вам все это стало известно? — удивилась принцесса.
— Ее высочество желает узнать, как вам все это стало известно, — повторил граф.
— Поразительно, но я все видела и слышала, хотя не могла ни открыть глаз, ни произнести ни слова, ни пошевельнуться, — ответила Лоренца. — Я была словно в летаргическом сне.
— Да, действительно, — подтвердила принцесса. — Троншен часто рассказывал мне о людях, впавших в летаргический сон и заживо похороненных.
— Продолжайте, Лоренца.
— Мать была в отчаянии и не хотела верить в мою смерть. Она заявила, что проведет со мной еще ночь и следующий день.
— В течение тридцати шести часов она неотрывно бодрствовала около меня, но за все это время я ни разу не шевельнулась, не вздохнула.
Трижды приходил священник и говорил матери, что она восстает против Бога, желая оставить мое тело на земле, когда душа моя уже отлетела к Нему; он не сомневался, что, умирая, я имела все основания для спасения, поскольку смерть настигла меня в тот миг, когда я собиралась произнести слова, которые должны были скрепить мой вечный союз с Господом, и потому, утверждал он, душа моя отправилась прямиком на небо.
Моя мать продолжала упорствовать и добилась, что ей позволили продолжать бдение около меня всю ночь с понедельника на вторник.
Утром во вторник я все так же пребывала в бесчувственном состоянии. Мать, признав свое поражение, ушла. Монахини шипели, что это святотатство. В часовне, где, по обычаю, я должна была лежать один день и одну ночь, затеплили свечи.
Как только моя мать удалилась, пришли сестры обрядить меня; так как я не успела произнести обет, меня облачили в белое платье, на голову надели венок из белых роз, а в сложенные на груди руки вложили крест, после чего велели принести гроб.
Его внесли в келью, и тут я почувствовала, как дрожь пробежала внутри моего тела; повторяю, сквозь сомкнутые веки я все видела, словно глаза у меня были широко раскрыты.
Меня подняли и положили в гроб.
Потом, накрыв лицо, как это принято у нас в Италии, меня отнесли в часовню на хоры; вокруг гроба горели свечи, а в ногах стояла чаша со святой водой.
Весь день в часовню приходили крестьяне из Субиако, молились за меня и окропляли мое тело святой водой.
Наступил вечер. Посетителей больше не было, наружные двери часовни, кроме боковой дверцы, заперли, и со мной осталась только одна монахиня для ночного бдения.
Все время, пока продолжался этот мой сон, меня терзала ужасная мысль: завтра меня должны будут похоронить, и я уже чувствовала, как меня погребают заживо, если только какая-нибудь неведомая сила не придет мне на помощь.
Я слушала бой часов: пробило девять, потом десять, потом одиннадцать.
Каждый удар отзывался в моем сердце: ведь это был — страшно промолвить! — похоронный звон по мне.
Одному Богу ведомо, какие я делала усилия, чтобы победить этот ледяной сон, чтобы разорвать стальные узы, которые не выпускали меня из гроба, и Господь узрел это и сжалился надо мной.
Пробило полночь.
С первым ударом мне почудилось, что все мое тело сотрясла конвульсивная дрожь, подобная той, которую я испытывала всякий раз, когда ко мне приближался Ашарат; потом я почувствовала как бы толчок в сердце и увидела его в дверях часовни.
— Вы тогда ощутили страх? — прервал Лоренцу граф Феникс.
— Нет, нет, то было счастье, радость, восторг, потому что я поняла: он пришел избавить меня от неминуемой смерти, которой я так боялась. Он медленно подошел к гробу, мгновение смотрел на меня с печальной улыбкой, потом произнес: «Встань и иди!»
Узы, удерживавшие мое распростертое тело, тут же разорвались; повинуясь этому властному голосу, я встала и вышла из гроба.
«Ты счастлива, что жива?»— спросил он меня. «О, да!»— ответила я. «Тогда следуй за мной».
Монахиня, которой положено бдеть около меня, привычная к своим скорбным обязанностям и неоднократно исполнявшая их перед погребением многих сестер, спала, сидя на стуле. Я проскользнула мимо нее, не разбудив, и последовала за тем, кто вторично вырвал меня из когтей смерти.
Мы вышли во двор. Я взглянула на небо, усыпанное сверкающими звездами, которые не надеялась больше увидеть, вдохнула прохладный ночной воздух, свежести которого не чувствуют мертвые, но который так сладостен живым.
«А теперь, — предложил он, — прежде чем покинуть монастырь, выбирайте между Богом и мною. Чего вы хотите — стать монахиней или пойти за мной?» «Пойти за вами», — ответила я. «Тогда идем».
Мы подошли к калитке в башне. «Где ключи?»— спросил он. «У сестры-привратницы в кармане рясы». «А где ее ряса?» «На стуле возле ее постели». «Бесшумно пройдите к ней в келью, возьмите ключи, выберите тот, что от калитки, и принесите мне».
Я сделала, как он велел. Дверь кельи не была закрыта изнутри. Я вошла. Подошла к стулу. Стала рыться в карманах, вытащила ключи, взяла из связки тот, что от калитки, и принесла ему.
Через пять минут калитка отворилась, и мы были на улице.
Я взяла его за руку, и мы побежали к околице деревни Субиако. Шагах в ста за последним домом нас ждала запряженная почтовая карета. Мы сели в нее, и кони взяли с места в галоп.
— И вас не принуждали, вам не угрожали? Вы добровольно последовали за этим человеком?
Лоренца молчала.
— Лоренца, ее королевское высочество спрашивает, не принуждал ли я вас, не угрожал ли вам, чтобы заставить последовать за мной?
— Нет.
— Почему же вы за ним последовали?
— Ответьте, почему вы последовали за мной.
— Потому что я полюбила вас, — ответила Лоренца.
Граф Феникс с торжествующей улыбкой повернулся к принцессе.
52. ЕГО ПРЕОСВЯЩЕНСТВО КАРДИНАЛ ДЕ РОГАН
Все происходящее на глазах принцессы было до такой степени невероятным, что она, обладающая сильным и в тоже время впечатлительным умом, даже подумала, уж не является ли и впрямь этот человек магом, способным подчинять своей воле сердца и души.
Но граф Феникс не пожелал ограничиться только тем, что она видела.
— Это ведь не все, — сказал он. — Ваше высочество услышали из уст Лоренцы только часть нашей истории и, вероятно, будете питать сомнения, если из тех же самых уст не услышите продолжения ее.
Он повернулся к Лоренце и задал вопрос:
— Дорогая Лоренца, вы помните наше путешествие, помните, как мы вместе посетили Милан, озеро Лаго-Маджоре, Бернские Альпы, гору Риги и дивный Рейн, этот северный Тибр?
— Да, Лоренца все это видела, — отвечала девушка тем же бесцветным голосом.
— Увезенная этим человеком, не так ли, дитя мое? Подчиняясь неодолимой силе, в которой вы сами не отдавали себе отчета? — спросила ее принцесса.
— Ваше высочество, но почему вы так упорно держитесь за это, если все услышанное вами доказывает обратное? Хорошо, коль вам необходимо осязаемое доказательство, материальное свидетельство, вот собственноручное письмо Лоренцы. Мне пришлось вопреки моему желанию оставить ее одну в Майнце. И что же? Она томилась, тосковала и наконец написала мне это письмецо, которое ваше высочество может прочесть.
Граф вынул из бумажника записку и протянул ее принцессе.
Та прочла:
«Вернись, Ашарат! Мир пуст, когда тебя нет со мной. Господи, когда же я стану твоей навеки!
Лоренца».
Принцесса встала и с запиской в руке подошла к Лоренце, лицо ее пылало гневом.
Лоренца не смотрела и не слышала ее; казалось, она видит и слышит только графа. Он же, очевидно желая до конца оставаться переводчиком своей жены, поспешно произнес:
— Я понимаю, ваше высочество, у вас сомнения, и вы желаете знать, ею ли написано письмо. Что ж, ваше высочество услышит объяснения от нее самой. Лоренца, ответьте, кто написал это письмо?
Он взял записку, вложил в руку жене, и та прижала ее к сердцу.
— Лоренца, — ответила она.
— И Лоренца знает, что написано в нем?
— Конечно.
— Тогда скажите принцессе, что в нем написано, чтобы она не подозревала, будто я ее обманываю, уверяя, что вы меня любите. Говорите, я так хочу.
Лоренца как будто сосредоточилась, и даже не развернув листок, даже не глядя на него, произнесла:
— Вернись, Ашарат. Мир пуст, когда тебя нет со мной. Господи, когда же я стану твоей навеки. Лоренца.
— Невероятно! — воскликнула принцесса. — Но я не верю этому. Во всем этом есть что-то необъяснимое, сверхъестественное.
— Это письмо, — заговорил граф Феникс, словно не слыша принцессу Луизу, — заставило меня ускорить заключение нашего брака. Я любил Лоренцу так же, как она меня. А между тем мы были в довольно ложном положении. Кроме того, при той жизни, исполненной приключений, какой я живу, со мной вполне может приключиться несчастье. Я могу умереть. А мне хотелось бы, чтобы в случае моей смерти все мое состояние досталось Лоренце. Потому по прибытии в Страсбург мы обвенчались.
— Обвенчались?
— Да.
— Этого не может быть!
— Почему же, ваше высочество? — улыбнувшись, возразил граф. — Отчего, позвольте вас спросить, граф Феникс не может жениться на Лоренце Феличани?