— Братья, — сказал он, — мы пропали!
— Что такое? — спросил председатель.
— Дело в том, что более ста человек проникли в развалины; они назвали мне пароль, и я, следовательно, принял их за братьев. А может быть, это враги, готовые нас окружить?
— Почему вы так думаете?
— Прежде всего потому, что вас здесь только шестнадцать.
— И еще?..
— А еще, когда меня сменили, я, в свою очередь, зашел в развалины, но, вместо того чтобы спуститься вниз, я, подозревая измену, спрятался за выступ стены и следил за тем, кто меня сменил, — он не из наших. Через какое-то время группа примерно из пятидесяти человек, хорошо вооруженная, подошла к нему. По его приказу группа скрылась в развалинах, а часовой свободно пропустил ее вместе с их начальником. Тогда я кинулся предупредить вас и надеюсь, пришел вовремя, если даже не спасти вас, то, по крайней мере, чтобы умереть вместе с вами… К оружию, братья! К оружию!
Возникло ужасное смятение, каждый подбегал к небольшому арсеналу и выбирал подходящее оружие. Среди этой суматохи Шлик подошел к вновь вступившему и быстро сказал ему:
— Наденьте маску, и попытаемся бежать: в зале есть несколько выходов.
— Я надену маску, но убегать не буду, — ответил молодой человек.
— Тогда вооружитесь и сражайтесь!
Молодой человек бросился к груде оружия, но, пока он разговаривал со Шликом, хотя это и было недолго, его соратники уже разобрали ружья и пистолеты, так что ему досталась только шпага.
В это время со стороны опоры моста послышался лязг оружия, а через бронзовую дверь, которую представитель Ганновера в спешке плохо закрыл, показались острые угрожающие штыки.
— Огонь! — крикнул председатель.
Десять членов повиновались, но вместо выстрелов послышался только сухой треск стали о кремень и сверкнули искры.
— Нас предали! — закричали студенты. — Ружья разряжены. К потайным дверям, братья! К потайным дверям!
И члены общества, предвидя опасность, бросились к разным местам обивки, но она вдруг разорвалась в пяти или шести местах и через каждую дыру сверкнуло оружие.
Студенты остановились, огляделись и увидели, что они окружены кольцом штыков; сто пятьдесят солдат, одетых в баварскую форму, окружили их.
— Братья, — воскликнул председатель, — нам ничего иного не остается как умереть!
Потом более тихим голосом он скомандовал:
— К пороховым бочкам!
Приказ передали по рядам, и заговорщики, делая вид, что они отступают перед штыками, ловким согласованным маневром продвинулись к центру, сопровождаемые и все больше и больше теснимые баварскими солдатами.
Дойдя до центра, студенты схватили факелы, приготовленные заранее для этой крайней цели, затем каждый из них зажег свой и бросился к бочке, служившей ему сиденьем.
Раздался гневный крик: вместо пропитанных серой фитилей им подложили обычные фитили и они не воспламенялись.
— Преданы! Преданы! — закричали со всех сторон студенты, бросая свое оружие.
— Дьявольщина! — сказал Шлик на ухо своему попутчику, — мне кажется, что все меняется к худшему!.. Правда, — добавил он еще тише, — мы выпутаемся из этой истории, признавшись, кто мы такие, так как баварцы — союзники вашего императора.
Молодой человек окинул группу солдат взглядом, яростный блеск которого можно было увидеть даже через маску, и сломал шпагу, вместо того чтобы ее бросить.
— Все равно я предпочел бы сразиться даже с союзниками, — сказал он.
И он смешался с группой студентов.
В этот момент кольцо баварских солдат стало настолько плотным, что им достаточно было сделать еще пять или шесть шагов, и их штыки уперлись бы в грудь всем восемнадцати заговорщикам.
— Господа, — сказал капитан, командовавший отрядом, — именем короля Максимилиана Баварского вы объявляетесь пленниками!
— Возможно, — сказал председатель, — так как мы уступаем силе; да, мы пленники, но не сдавшиеся врагу.
— Какое это имеет значение, — ответил офицер, — я здесь не для того, чтобы придираться к словам: я пришел исполнить свой долг, исполнить полученный приказ.
— Друзья! — воскликнул председатель. — Вы пленники короля Баварии, вы в руках короля Баварии и готовы погибнуть под выстрелами короля Баварии; какое у вас о нем суждение?
— Король Баварии, — послышался голос, — предатель!
— Его надо исключить из великой германской семьи, — сказал другой.
— Пусть он прекратит именовать себя немецким государем и подписывается: «Союзник французов»!
— Чтобы каждый член наших тайных обществ имел право поразить его кинжалом!
— Чтобы каждый член рода человеческого имел право плюнуть ему в лицо!
— Молчать! — крикнул офицер грозным голосом.
— Да здравствует Германия! — в один голос закричали студенты.
— Молчать! — повторил офицер. — Построиться в один ряд без сопротивления!
— Пусть будет так, — сказал председатель, — если это требуется для того, чтобы нас расстрелять. Истинные солдаты Германии, стройтесь!
Каждый встал в строй с поднятой головой и грозным взглядом.
Капитан вытащил бумагу из кармана и прочитал:
— Да здравствует Германия! — закричали пленники вместо ответа.
— Эй, послушайте, — шепотом сказал Шлик своему попутчику, — постарайтесь сменить место, лейтенант: мне кажется, что вы как раз десятый.
Но тот, к кому он обращался, не ответил и даже не пошевелился.
— Господа, — начал капитан, — я не знаю, кто вы, но я солдат, а у солдата есть приказ. Военное правосудие действует быстро, и мне поручено его осуществить.
— Действуйте! — сказал кто-то.
— Действуйте! — произнесли все хором.
Капитан отсчитал справа налево до десяти.
Как и сказал Шлик, его попутчик, новый зрящий, был десятым.
— Выйдите из строя! — приказал капитан.
Молодой человек подчинился.
— Вам выпала доля заплатить кровью, сударь, — продолжал капитан.
— Ничего, сударь, — ответил неофит спокойно.
— Вы готовы?
— Готов.
— Вы хотите сделать какие-либо распоряжения?
— Никаких.
— У вас нет родителей… друзей… семьи?
— У меня есть брат. Человек, который был моим поручителем и который, согласно королевскому письму, прочитанному вами, будет на свободе, когда я заплачу за всех, знает моего брата и расскажет ему, как я умер.
— Вы католик или протестант?
— Католик.
— Возможно, вам нужен священник?
— Я рискую жизнью каждый день, и Бог читает в моем сердце; мне не в чем себя упрекнуть.
— Следовательно, вы не просите ни пощады, ни отсрочки?
— Я взял в руки оружие, вступив в заговор против союзника короля Баварии, а следовательно, против самого короля Баварии, — делайте со мной что хотите.
— Ну, тогда приготовьтесь умереть.
— Я уже сказал, что готов.
— Вы вольны остаться в маске или снять ее: если вы ее не снимете, то будете в ней похоронены, и тогда никто не будет знать, кто вы.
— Но если я ее не сниму, то подумают, что я хочу скрыть свою бледность; я ее снимаю.
И молодой человек сорвал маску и показал свое улыбающееся лицо.
Среди посвященных пронесся восторженный шепот.
Баварский солдат подошел к пленнику, держа в руке сложенный носовой платок.
Пленник оттолкнул руку солдата и платок.
— Вы у меня только что спросили, не хочу ли я за чем-нибудь обратиться к вам, — продолжал молодой человек тем же твердым голосом, с тем же достоинством во взгляде, — так вот, у меня есть одна просьба.
— Какая? — спросил капитан.
— Я такой же солдат, такой же офицер, как и вы, сударь; прошу не завязывать мне глаза, и командовать расстрелом буду я сам.
— Согласен!
— Ну что же, жду вас, — сказал молодой человек.
Один из посвященных вышел из строя и протянул ему руку.
— Брат, — сказал он, — от имени Баварии я тебя приветствую, мученик!
Семнадцать других сделали то же самое, каждый от имени своей земли.
Капитан позволил им это, несомненно побежденный смелостью приговоренного, которая всегда находит путь к сердцу солдата.
Пленник сам подошел к стене.
— Я стою именно там, где нужно, капитан? — спросил он.
Капитан ответил утвердительно.
— Восемь человек, — приказал капитан.
Вышли восемь солдат.
— Встаньте в два ряда в десяти шагах от осужденного и слушайте команду.
Восемь человек заняли указанное им место.
— Ружья заряжены? — спросил обреченный на смерть.
— Да, — ответил капитан.
— Это облегчает мою задачу, — сказал, улыбаясь, молодой офицер.
Потом он приказал громким голосом:
— Слушай мою команду!
Десять пар глаз устремились на него.
— Ружья на руку!
Солдаты выполнили команду.
— Изготовься!
Все выполнялось с военной точностью.
— Целься!.. — продолжал осужденный.
Восемь стволов опустились на уровень его груди.
— Поручитель, — сказал он, прерывая команду с улыбкой, — осветите мое лицо, чтобы вы могли засвидетельствовать, что ваш крестник вас не подвел.
— Нет необходимости, сударь, — сказал капитан, — мы признаём, что вы храбрец.
— В таком случае — огонь!
Восемь выстрелов раздались одновременно, но, к своему огромному удивлению, осужденный не только не упал, но даже не почувствовал боли.
— Да здравствует Германия! — закричали одновременно студенты и солдаты.
— Что такое? — спросил осужденный, ощупывая себя и сомневаясь в том, что он еще жив.
— Дело в том, — сказал Шлик, — что это было испытанием и вы с честью вышли из него.
— Да здравствует Германия! — снова повторили все голоса.
— А теперь, — сказал крестнику Шлика тот же молодой человек, который первым пожал ему руку, воздавая должное мученику, — теперь, брат, тебе можно бледнеть и дрожать.
Молодой офицер отошел от стены и приблизился к говорившему, взял его руку и, вместо ответа, прижал ее к своей груди.
— Я преклоняюсь перед тобой, — сказал тот, — мое сердце бьется сильнее, чем твое.
— А теперь, братья, — спросил пленник, который стал свободным, обреченный, которому вернули жизнь, — нам, кажется, следует выполнить еще одно дело?
— Братья, оставьте нас одних и позаботьтесь о нашей безопасности, — сказал председатель капитану и его солдатам, — вы можете удалиться.
Капитан и солдаты повиновались.
В это время Шлик подошел к своему крестнику и тихо сказал ему:
— Гром и молния! Вы храбрец, и мне кажется, что с сегодняшнего дня вы имеете право называться Ричардом Львиное Сердце.
Председатель проследил взглядом за братьями, сыгравшими роль баварских офицеров и солдат, пока последний из них не вышел из зала.
— Ну что же, братья, — обращаясь к посвященным, сказал председатель, — займем наши места.
И он вновь сел в свое кресло, в то время как каждый член братства вернулся на свое место, покинутое перед лицом опасности.
— Тишина! — приказал председатель.
Шум стих, и жизнь словно замерла: казалось, даже биение сердец остановилось.
— Мстители, — спросил председатель, — который час?
Один из присутствующих встал.
«Кто это встал?» — спросил Ричард Львиное Сердце у своего поручителя.
«Обвинитель», — ответил Шлик.
Обвинитель ответил на вопрос председателя:
— Час принятия решения.
— Мстители, какая сейчас погода?
— Гремит буря.
— Мстители, в чьих руках молния?
— В руках Бога и наших людей.
— Мстители, где святая Феме?
— Умерла в Вестфалии, воскресла в Баварии.
— Какое у вас есть доказательство?
— Само наше собрание.
— Брат, даю вам слово для обвинения. Обвиняйте, а мы будем судить!
— Я обвиняю императора Наполеона в попытке совершить самое большое преступление, какое существует в глазах немца: разрушить немецкую нацию. Чтобы уничтожить немецкую нацию, он назначил своего зятя Мюрата великим герцогом Бергским; чтобы уничтожить немецкую нацию, он назначил своего брата Жерома королем Вестфальским; чтобы уничтожить немецкую нацию, он хочет свергнуть императора Франца Второго и посадить на его трон своего брата Жозефа, которого не хотят испанцы; наконец, чтобы уничтожить немецкую нацию, он заставляет сегодня Баварию сражаться против Австрии, Рейнский союз против Империи — друзей против друзей, немцев против немцев, братьев против братьев!
— Братья, — сказал председатель, — вы согласны с обвинителем или против?
— Мы согласны с ним, мы обвиняем так же, как и он. Да здравствует Германия!
— Следовательно, император Наполеон виновен в ваших глазах?
— Да! — ответили в один голос посвященные.
— И какого наказания он заслуживает?
— Смерти!
— И от кого он ее получит?
— От нас.
— А от кого среди вас?..
— На кого падет жребий.
— Дежурный, принеси урну.
Тот подчинился.
— Братья, — сказал председатель, — мы положим в урну столько белых шаров, сколько есть земель и их представителей, собравшихся здесь, и один черный сверх того. Если черный шар останется на дне урны, то это значит, что Бог не одобряет наше намерение и сам берется отомстить, так как последний шар — это шар Бога. Вы согласны с тем, что я предлагаю?
— Да! — единогласно ответили все.
— Тот, кто вытащит черный шар, пожертвует ли он своей жизнью для выполнения святого дела?
— Да! — вновь ответили все вместе.
— Поклянется ли он умереть, не выдав своих братьев, умереть, если потребуется, умереть, как наш новый брат чуть не умер недавно, без вздоха и стенаний?
— Да, — ответили все единогласно.
— Дайте белые шары и черный! — потребовал председатель.
Дежурный перевернул урну: семнадцать белых шаров и один черный покатились по столу.
Председатель пересчитал семнадцать шаров и снова положил их в урну, затем бросил туда черный шар и, не трогая их руками, перемешал все шары, встряхнув урну.
Выполнив эту операцию, он сказал:
— Теперь представители земель будут тянуть в алфавитном порядке. Какую землю представляет наш новый брат?
— Эльзас, — ответил крестник Шлика.
— Эльзас? — воскликнули все посвященные. — Но тогда ты француз?
— Француз или немец, как вам больше понравится.
— Ты прав, — произнесли два или три голоса, — эльзасцы — это немцы, эльзасцы принадлежат к великому германскому роду. Да здравствует Германия!
— Братья, — сказал председатель, — что вы решите относительно нашего нового брата?
— Поскольку он был принят и посвящен, поскольку он выдержал испытание, поскольку здесь представлены Голландия, Испания и Италия, почему бы не быть Франции?
— Ну хорошо, — сказал председатель, — пусть те, кто согласен с тем, чтобы название «Эльзас» фигурировало в урне вместе с другими названиями, поднимут руку.
Все подняли руки.
— Брат, — произнес председатель, — Эльзас провинция немецкая.
И он бросил в урну восемнадцатый белый шар, поданный ему.
— А теперь, — продолжал он, — начнем в алфавитном порядке.
И назвал, согласно первой букве:
— Эльзас!
Молодой человек подошел к урне, и в то мгновение, когда он опустил в нее руку, на его лице отражалась нерешительность, ни малейшей тени которой не было заметно, когда он командовал своим расстрелом.
Он вытащил белый шар.
— Белый! — воскликнул он, плохо скрывая свою радость.
— Белый! — повторили все.
— Баден! — вызвал председатель.