— В науке? — быстро спросил Валерий.
Левин рассмеялся.
— Вы меня на слове не ловите. Скажем точнее, а заодно и осторожнее: в полноте сведений, которыми наука располагает в данной области и на данном этапе своего развития. Вам ясно?
— Ясно, — серьезно сказал Валерий.
— Итак, предположим, неизвестное — икс. Где его искать: в установке, в химизме реакции? Не думаю, тут всё исследовано. Остается сырьё, нефть. Конечно, глубокая переработка нефти насчитывает десятки лет. За это время испытывалось сырье из тысяч скважин. Но скважины уходят всё глубже, и нет гарантии, что мы не столкнемся с новым явлением в случае номер «икс».
— Понимаю.
— Боюсь, что не вполне. Вероятность появления «икса» ничтожно мала. Работа предстоит огромная, а шансы на успех близки к нулю. Впрочем, в науке это обычно, дорогой товарищ Крымов.
— Меня интересует не наука, а справедливость. — Валерий покраснел: слишком громкое слово. Он поправился: — Я хочу знать правду.
— Понимаю. Теперь вопрос практический: где и как искать этот таинственный «икс»?
Левин протянул блокнот, вынул из подставки карандаш. В нижнем углу листа возник силуэт вышки. От неё потянулись линии к ступенчатым башенкам и дальше, к домикам резервуаров. Линии раздвигались, уходили и сходились вновь, постепенно сдвигаясь вниз и вправо — к миниатюрным колоннам нефтеперерабатывающего завода.
— Начало здесь, — острие карандаша уперлось в вышку. — Отсюда нефть поступает на сборный пункт, который обслуживает группу скважин или промысел в целом. Затем резервуарный парк промыслового управления и петековские резервуары.
— Простите?
— ПТК — производственно-товарная контора. Сюда сходится нефть всех районов. В нашем случае — объединения. Следующий этап: резервуары товарно-сырьевой базы завода. Наконец установка.
— Благодарю. Но я не совсем понимаю, почему не предотвратили взрыв. Разве состав нефти нигде не проверяется?
— Наоборот, проверяется везде. Но анализы стандартные: удельный вес, процент воды, механические примеси. Поисками «икса» никто не занимается. Вам надо начинать не со скважин — их тысячи, а в обратном порядке — с заводских резервуаров. Потом резервуары ПТК и так далее. — Он долго смотрел на Валерия, сказал почему-то грустно: — Молодые люди часто легко загораются и легко гаснут. М-да… Мне будет очень жаль, если такое случится и с вами.
* * *
На базе его встретили сдержанно. Видимо, решили, что он ревизор.
Он взял документы. Сидел часами, читая все эти разрешения на откачку, журналы анализов, справки, накладные. Он начал издалека: за три месяца до взрыва. Хотел привыкнуть, войти в будничный ритм этих бумаг, чтобы резче ощутить отклонение.
Конец февраля. Март. Апрель. Начался май. Приближалось семнадцатое — день взрыва. Валерий двигался всё медленнее. Верил: в документах за этот день удастся найти что-то особенное, необычное. Но справки, записи в журналах были похожи, как близнецы. В колонках цифр, в перечислении сортов нефти не оставалось места для чуда.
Наконец, документы за семнадцатое мая. Кончил май, начал июнь. Теперь он не читал, просматривал, небрежно бросая страницы. Ничего! Ни малейшего следа.
Когда становилось совсем уж тошно, он выходил и скучными глазами смотрел на резервуары. Ему показали резервуар, связанный с той установкой. Он был до зевоты похож на все остальные…
Однажды он увидел Таирову. Она стояла у диспетчерской и смеялась, объясняя что-то девушке в сером халате. Ему стало вдруг ужасно горько. Он переживает за неё, листает скучнейшие бумаги, а она уже забыла. И снова забудет — через неделю после суда.
— Что с тобой, Назима? — это кричит другая, в сером халате.
Он смотрел в сторону, мимо неё. Но боковым зрением он успел заметить открытые, очень бледные губы и плечо — неестественно высокое, будто она хотела спрятать голову.
«Её настроение тебя не касается», — уверил он себя. И в тот же день поехал в ПТК. Здесь резервуаров было ещё больше. Документы другие, но в общем похожие. Он полистал бумаги за май и, не дождавшись конца дня, вернулся в прокуратуру.
Тут его осенило: «Женька». Он отыскал в записной книжке Женькин служебный телефон и позвонил.
— Погосян в лаборатории, — сказал неприступный женский голос. — А это откуда?
— Из прокуратуры города! — зло ответил Валерий и с удовольствием почувствовал, что тон сразу стал другим.
Через минуту послышался Женькин голос:
— Слушаю вас.
— Во-первых, не вас, а тебя. Это Валерий. Во-вторых, звоню по делу. Нужно произвести анализ нефти.
— Фу… — Женька явно проглотил черта. — Какой анализ: количественный, качественный? На что?
— Пожалуйста, не глуши меня терминами. Анализ, по-моему, качественный. На что — пока не знаю. На что-нибудь такое… необыкновенное.
Трубка нахально расхохоталась.
— Поздравляю прокуратуру с новой классификацией элементов: обыкновенные и необыкновенные. А что такое?
— Не по телефону. Честное слово, нужно.
— Хорошо ещё, что качественный… Ладно, волоки.
…Женька повертел в руках бутылку с нефтью.
— Рассказывай.
Слушал он с интересом. Теребил волосы — думал. Потом сказал:
— Анализ, вероятно, ничего не даст. Мы же понятия не имеем, что искать. Следовало бы смоделировать схему контакта — понимаешь, заводская установка в миниатюре — и сунуть туда твою нефть. Если взорвется, значит эта девчонка не виновата.
— А это возможно?
— Теоретически возможно всё, — философски заметил Женька. — Практически нужна бумага. Хорошая, солидная бумага. Со штампом, с подписями. Дескать, так и так — просим собрать установку…
— Жень, а толк будет?
— Толк, конечно, едва ли, — честно признался Женька. — Видишь, с тех пор ни одного взрыва. Значит, так: условия возникли и исчезли. Почему возникли, почему исчезли — неизвестно. Ладно, сделаю анализ и завтра звякну.
Ни завтра, ни на следующий день он не позвонил. А когда до него дозвонился Валерий, сказал неохотно:
— Ну, чего, всё в норме. Стандарт. Взорвется? Обязательно. Если добавить, скажем, тринитротолуол.
* * *
…Ждать пришлось долго. Старая, обитая дерматином дверь жалобно ухала, впуская и выпуская посетителей. Валерию надоело ходить из угла в угол. Взял у секретаря газету, сел к окну.
— Ко мне? — донеслось издалека.
Валерий с трудом оторвался от газеты. Прокурор стоял в дверях, улыбался.
— Входите.
Может быть, потому что они вошли вместе или от дыма, который теплым облаком висел в воздухе, кабинет показался Валерию не таким официальным. И прокурор держался проще, чем раньше.
— Вам не помешает, если я буду ходить?… Очень хорошо… Ну-ну, пожалуйста…
Валерий заранее решил, что скажет. Без эмоций, только факты. Об анализе не стоит: результат отрицательный.
— Поработали вы неплохо, — мимоходом отметил прокурор. — Ничего нового? Так. Что же, надо передать в суд?
— Как будто.
Прокурор спокойно продолжал мерить шагами комнату. Сказал не оборачиваясь:
— Значит, нельзя передавать в суд.
— Почему? — схитрил Валерий.
— Потому, что у следователя нет внутренней уверенности. А почему — это, надеюсь, вы объясните.
— Таирова не признает себя виновной.
— Знаю. Очень печально. Но одного этого мало.
— Я ей верю, Гасан Махмудович…
Прокурор наконец-то обернулся. Сказал негромко:
— Вот это меняет дело. Вы были у эксперта?
— Был. Он считает, что возможно только одно — кроме, конечно, ошибки Таировой: неизвестная примесь в нефти. Я давал на анализ из резервуаров. Безуспешно. А мой товарищ химик… говорит, что это ничего не доказывает…
Прокурор долго молчал. Устало махнул рукой.
— Погуляйте. Зайдите минут через сорок.
Полдень — самое пекло. Воздух тягучий и липкий. Не идешь, а плывешь в парном молоке.
В подъезде прохладнее. Кажется, от тяжелых каменных стен тянет ветром. Интересно, что решил прокурор?
— Едем к консультанту. — Прокурор отдохнул, смеётся.
Зал. Сдвинутые столы. Вереница телефонов. Пульт, подсвеченный лампочками, — совсем как на заводе.
Хозяин, смуглый, большеголовый, поднялся им навстречу.
— Это наш товарищ, Крымов.
Вежливо, но без особого интереса:
— Очень рад. Рустамов.
Посторонние могли бы догадаться и уйти. Ничего подобного. Посетителей становится всё больше. Отвечая, Рустамов не повышает голоса. Не приказывает, советует. При всём том ясно: он начальник. И едва ли не главный в объединении. Ему докладывают о ходе добычи нефти. О бурении. О заводе, который срывает ремонт агрегатов. О нехватке труб. О катере, час назад ушедшем в море.
— Мы по делу, — пользуясь минутной передышкой, говорит прокурор. — Валерий Петрович, расскажите.
— Пожалуйста, — подтверждает хозяин и берется за телефонную трубку.
Рассказывать невозможно. Кто-то вошел и стоит — ждет, пока он кончит. Начальник кладет трубку и, задумавшись, берет две другие. Появляется секретарь и что-то ему шепчет. Начальник кивает.
Слова приходят какие-то куцые, бледные. Здесь, в деловитой сутолоке планов, вопросов, дел, его сомнения кажутся игрой фантазии. Девушка, которая говорит правду. Неизвестное явление. Состав нефти меняется. Каждая скважина… Он спохватывается. Кому он объясняет, нефтяникам?
— Да, да, — начальник кивает. — Постоянства нет даже в пределах одной скважины.
Снова звонит телефон, хлопает дверь. Валерий больше не может, ему душно.
— Так нельзя. Зря осудить человека! — Голос у него срывается. — Это не шутка, понимаете!
— Понимаю, — медленно говорит начальник. И помолчав: — Итак, вы допускаете, что взрыв вызван особой причиной: составом нефти или неизвестной примесью. Допустим. А как это обнаружить, вы думали? Ведь нам, собственно, пока не ясно, что искать.
— Можно собрать в лаборатории маленькую установку…
— Воспроизвести условия. А, Иван Христофорович?
— Пожалуй.
— Только это не моя идея. Евгения Погосяна из института переработки нефти.
— Их идея, у них и соберем. Договоришься, Иван Христофорович?
— Отчего же, можно.
— Али Ахмедович, предупреди на промыслах: материалы, документы, пробы… И вообще пусть помогут. Со временем туго? Ничего, попроси от моего имени.
Он проводил их до двери. Выходя, Валерий услышал обрывки разговора:
— Как? — голос прокурора.
— Сомнительно. За четверть века моей работы не было ничего подобного. Но мы всячески поможем. И главное — воспитываешь правильно.
— Не я. Время.
В машине прокурор сказал, ни к кому не обращаясь:
— Товарищ, у которого мы были, вернулся домой в пятьдесят четвертом году. Издалека.
* * *
Солидность — первое, что он ощутил в установке. Два низких, прочно влепленных в бетон цилиндра, массивные трубы, очкастые глаза приборов. Установка занимала немного места, и потому большое темноватое помещение казалось пустым. Как будто здесь заранее приготовились к взрыву.
— Грохнет? — спросил Валерий.
— Будь спокоен. — Женькин голос дрожал от азарта. — Давай тащи.
Валерий привез нефть с заводского резервуара, потом из ПТК. Испытания прошли спокойно, установка и не думала «грохать». Женька довольно хмыкал, он это предсказывал.
— Гони из резервуарных парков, — сказал он весело. — Много их?
— Нужных шесть.
— Ясно. Нам вдвое легче, чем Остапу Бендеру. Стульев, как известно, было двенадцать.
…И первая, и вторая, и третья пробы ничего не дали.
— Это всегда так, — ворчал Женька. — Ничего, шестая сработает.
— М-да, — сказал он мрачно, когда и десятая проба окончилась неудачей. — Придется перекинуться на промыслы.
Валерий вставал в пять, торопился на электричку. Ехать позднее не имело смысла: промысловое начальство исчезало на «объект». Найти его там было невозможно. Конечно, «лес вышек» — метафора. Леса нет, каждая вышка сама по себе. Но промысел занимал огромную площадь, и начальство имело привычку непрерывно двигаться: пешком, на попутных машинах, на тракторах, на трубовозках, даже на агрегатах для гидроразрыва.
По документам и на глаз скважины ничем не отличались. Металлическая вышка. Неуклюжая махина, равнодушно отвешивающая поклоны, — станок-качалка. Трубы и задвижки. Попробуй угадай, какая из этих сотен близнецов имела отношение к взрыву.
Скважины в его списке прибавлялись. Выбирая, он мучительно боролся с ощущением, что именно эта, пропущенная, вызвала взрыв. Вписывал. С остервенением вычеркивал. Снова вписывал. В конце недели Женькин начальник сказал ядовито:
— Вы думаете, молодой человек, мы тут блины печем? Анализ требует времени. А у нас свой план. Если вы собираетесь испытывать нефть из всех скважин объединения, попросите организовать специальный институт. Через каких-нибудь десять лет…
Пришлось доложить обстоятельства дела прокурору.
— Всё понимаю, — выслушав его, заметил прокурор. — Но нужно торопиться. Вы же знаете, сроки…
— Придется брать разрешение Генерального прокурора Союза?
— Уже запросили. Думаю, ещё на месяц продлят, хотя и не очень охотно. А дальше… дальше и над Генеральным есть прокурор — закон…
…Он проснулся с твердым намерением — кончать. Как и что кончать, он ещё не решил. Но этот день, тридцать первого августа, должен стать переломным.
В диспетчерской ему сказали, что Таирова больна.
Вышел за ворота и вдруг понял, что делать ему, в сущности, нечего, а впереди долгий и мучительный день.
Если бы не эта болезнь! Допросил бы сейчас Таирову и… Ему уже казалось, что от допроса зависит всё. Память услужливо подсказала, что именно он должен выяснить. Без этих сведений идти дальше немыслимо.
«Ну что же, — сказал он себе. — В конце концов следователь имеет право…» Но дело было не в правах. Ему просто необходимо было действовать. Он, как сжатая пружина, не мог не распрямиться.
Он взял е адрес в отделе кадров.
Она жила в Крепости — в самом древнем районе города.
Валерий долго плутал по узким, мощенным плитами переулкам, где по обе стороны улицы дома почти касались балконами, где мальчишки катались на самокатах у построек XIV, XV, XVI веков с табличками: «Памятник архитектуры. Охраняется государством».
— Зайдите, пожалуйста, — хозяйка открыла дверь. Она плохо говорила по-русски, но это нисколько не мешало Валерию чувствовать, что гостей здесь любят и уважают. Если бы он был просто гостем…
— Мне надо видеть Таирову… Назиму Таирову.
— Извините, она немножко больна, — сказала хозяйка.
— Я из прокуратуры. По делу.
— Да, да…
Ни испуга, ни настороженности, ни суетливой любезности. Лицо такое же спокойное и ласковое. Не поняла?…
— Назима очень переживает. Она из села, далеко за Кировабадом. В город приехала, училась. Работает — такая радость. Это несчастье. Хорошая девочка, добрая. Племянница…
— Я вас прошу быть при разговоре.
— Да, да…
Назима сидела на низком стуле у печки. Когда он вошел, встала, положила книгу. С необычайной для него наблюдательностью (пружина распрямилась) Валерий увидел всё: и похудевшее лицо, и зябкое движение плеч, и название книги — «Каталитический крекинг».
— Вы болели?
— Немного.
— Немного тяжело, — вздохнула женщина.
— Может быть, мы тогда отложим? Вам трудно.
— Нет, — сказала она. — Пожалуйста, нет.
Женщина кивнула.
Вопросы были подготовлены заранее. Он не заглядывал в бумажку и не записывал ответы. Не забыл бы, даже если бы хотел.
Он попросил:
— Подумайте ещё раз. Припомните. Не ошиблись ли вы с задвижками? Это очень важно.
И она старательно, по-детски, нахмурила лоб — вспоминала.
— По-моему, нет, — сказала она виновато. — Я же подождала, когда температура снизилась, и потом закрыла задвижку. И открыла правую… И уже совсем потом отошла, села, взяла журнал. Задумалась — вот не помню о чём, и сразу взрыв…
Валерий поднялся. Конечно, она говорит правду. Дело не удастся кончить сегодня. И вообще неизвестно, кончится ли оно когда-нибудь. По крайней мере обвинительного заключения он не подпишет.