— В тюрьму, отдохнуть, — ответил заместитель шерифа.
— В тюрьму? — удивился Рыжий Моффет. — Что за странная идея? — И, нахмурившись, спросил: — За что?
— За убийство Бена Холмэна.
— Это низко с твоей стороны! — со злостью сказал Рыжий Моффет. — Ты знаешь, что Холмэна уже давно пора было грохнуть, и единственное, что спасало его, — никто не хотел тратить пулю на это ничтожество.
— Разумеется, — согласился заместитель. — Ты прав как никогда. Вообще-то, Рыжий, хотя я и не могу назвать себя твоим другом, я ни за что не стал бы арестовывать тебя за убийство Бена. Только, понимаешь, общественное мнение… оно вроде как требует этого.
— Общественное мнение может убираться ко всем чертям, — сказал Рыжий.
— Конечно, — ухмыльнулся Дик Бинни. — Но когда к тебе приходят восемь общественных мнений, и все они вооружены, это… немного другое, не находишь?
Большим пальцем он показал себе за спину, и Рыжий Моффет увидел восемь здоровяков, стоявших поодаль в небрежных позах. Глаз у Рыжего был наметанный, и с одного взгляда он насчитал одиннадцать револьверов и три ружья. Это было оружие, выставленное на всеобщее обозрение. Без сомнения, было еще другое, скрытое от посторонних глаз.
— Хорошо, — согласился Моффет, — кажется, у тебя есть причины говорить так. Может быть, я и пойду с тобой!
И они пошли по улице.
— Надо бы обсудить кое-что, Дик, — сказал Рыжий Моффет. — Ведь если я позволил арестовать себя без единого удара, люди скажут, что со мной что-то не так.
Дик Бинни, шагавший рядом с ним, с готовностью кивнул.
— Это правда, — сказал он. — Я об этом не подумал.
— Боюсь, — поколебавшись, продолжал Рыжий, — что я не могу позволить тебе забрать меня, не сделав призовой выстрел, старина.
— Валяй, Рыжий, — сказал заместитель шерифа, — если мне суждено убить тебя прямо сейчас — учитывая, что я ненавижу тебя со всеми твоими потрохами и что я шериф, — это будет нормально. Но если тебе суждено убить меня — что ж, надеюсь, ты знаешь, как поступают с джентльменом, который убил шерифа?
Рыжий Моффет серьезно кивнул.
— Я знаю, — согласился он. — А ты сегодня ведешь себя со мной как порядочный человек, Дик. И если бы я не ненавидел тебя как подлого сукина сына, то счел бы тебя одним из лучших парней в этом городе.
— Когда-нибудь я выпущу тебе кишки, — сказал Бинни, — но сейчас я не собираюсь пользоваться своим преимуществом. Я скажу тебе, что я сделаю. Я положу руку тебе на плечо. Ты сбросишь ее. Я ткну тебя кулаком, и мы сблизимся, сцепимся, и начнем драться, как будто мы забыли о наших пистолетах. Понимаешь? Остальные подумают, что ты сопротивляешься аресту. Они подбегут к нам, и ты сможешь сдаться восьми вооруженным парням, не теряя достоинства.
— Идет, — согласился Рыжий Моффет. — Дик, я почти готов полюбить тебя, когда вижу, какая отличная голова у тебя на плечах!
После этих слов Дик положил руку на плечо своего спутника. Рука была тут же сброшена; и мистер Бинни совершил обещанный выпад. Однако он не просто сотряс воздух. У Бинни у самого был наготове крепкий кулак, и он треснул им прямо в челюсть мистера Моффета. У Рыжего волосы встали дыбом на макушке.
— Ах ты, сукин сын! — зарычал он.
И после этих слов он, поднявшись на цыпочки, произвел крепкий апперкот в подбородок заместителя шерифа.
Только благодаря большому везению Дик Бинни не упал на спину. Если бы он упал, восемь крепких молодцов, которые уже спешили к дерущимся, понаделали бы в Рыжем столько дыр своими пистолетами, что после смерти тот стал бы напоминать дуршлаг. Но по счастливой случайности заместитель шерифа упал не назад, а вперед. Он рухнул на руки Рыжему, который поймал и сжал его, и они притворились, что отчаянно борются, при этом заместитель шерифа тихо простонал:
— Ты ударил меня всерьез, олух!
В разгаре этой борьбы прибыл отряд спасателей, и под нос Рыжему сунулось приличное количество пистолетов. Он воздел руки вверх с неохотой, которая была притворной лишь частично.
— Кажется, у вас передо мной преимущество, ребята, — сказал Рыжий. — Чего вы от меня ждете? Приглашение в гости или что-то в этом роде?
— Он должен получить то, что получил Чак Лэйн. Проклятый убийца! — сказал чей-то суровый голос. — Сопротивление аресту и все такое. Удача, что мы оказались поблизости!
— Удача ни при чем, — объявил заместитель шерифа, который к тому времени смог стоять, не пошатываясь. — Я избил его до полусмерти ради собственного удовольствия, перед тем, как посадить его под замок. Пойдем в тюрьму, Рыжий, или я вышибу тебе мозги!
И так, в сопровождении добровольного почетного караула, Рыжий прошествовал по улице и был заключен в тюрьму, которой Биллмэн очень гордился. Ему выделили самое комфортабельное помещение, какое только нашлось в маленьком здании, и Бинни сел у его дверей и болтал с Моффетом, то и дело потирая челюсть.
— Когда ты выберешься из этой заварушки, Рыжий, — сказал заместитель шерифа, — я с радостью отлуплю тебя на дорожку. Но пока ты здесь, я постараюсь обеспечить тебе все удобства!
12. Седьмой день
Нет ничего приятного в том, чтобы описывать отчаяние, охватившее юного Ингрэма, поэтому мы перескочим к тому моменту, когда Васа наклонился к почтовому ящику на его двери и прокричал в прорезь:
— Привет, Ингрэм! Я вернулся. Можно войти?
В ответ из дома послышалось неразборчивое бормотание.
— Да нет, — заявил великан, ничуть не смутившись, — я вижу, что нельзя, но все равно не теряю надежды. Я не могу себе этого позволить. Дело в том, старина, что ты здорово расстроил мою девочку. Мне пришлось прийти сюда, чтобы помириться с тобой ради ее блага. Какие у меня, по-твоему, шансы?
— Помириться? Со мной? — горько спросил священник. — А, понятно, это очередная насмешка. Я ведь и есть мирный человек, мистер Васа. Я думал, что доказал это всему городу!
Услышав горечь в его словах, кузнец не смог придумать ничего лучше, чем сказать:
— Ну, Ингрэм, люди, по правде говоря, сожалеют о том, что произошло. Ты, наверное, знаешь, что они сделали сейчас с Рыжим Моффетом?
— Не знаю, — сказал священник, бледнея от одного имени этого человека.
— Они посадили его в тюрьму! За то, что он с тобой сделал, — и за убийство Бена Холмэна.
— Он убил человека? — медленно переспросил священник.
— Насмерть застрелил.
— Однако это было в равном бою, полагаю? — спросил Ингрэм.
— Откуда ты знаешь? — удивился кузнец.
— Потому что он такой человек.
— Честно говоря, ты прав. Это был равный бой. А Холмэн был негодяем. Но все равно — мы слишком много вытерпели от Рыжего. Он должен получить урок. Но я тут подумал, что стоит прогуляться к тебе и спросить о моей дочурке. Ты порвал с ней окончательно и все такое, Ингрэм?
Священник промолчал.
— Ты подумай как следует, — предложил Васа. — Эта девочка вся — огонь и порыв. У нее бывает десять мыслей в минуту, и девять из этих десяти — неверные. Ты подумай и извести ее потом о своем решении.
— Спасибо, — сказал Ингрэм.
Мистер Васа почувствовал себя очень некомфортно.
К этому времени он сильно вспотел, и теперь, когда все было сказано, молча встал и вышел. Кузнец торопливо шел по улице, словно желая оставить неприятное чувство как можно дальше за спиной.
Нельзя сказать, что Реджинальд Ингрэм взбодрился духом после визита этого посла. Он так глубоко погрузился в пучину стыда, что чувствовал, будто ничто не может вернуть ему самоуважение. Однако теперь у него появился новый повод для самоистязания. Рыжий Моффет оказался в тюрьме. Должен ли он как христианин и священник посетить своего врага?
Ингрэм терзался, размышляя об этом, до тех пор, пока в его хижине не появился священник Педро. Он был переполнен новостями и мог рассказать в деталях обо всем, что касалось ареста Моффета.
— Дьявол наказан! — объявил доминиканец. — Теперь Рыжий Моффет корчится в тюрьме в страхе за свою жизнь.
— Как вы думаете, его повесят за то, что он сделал? — спросил Ингрэм со смесью тоски и любопытства.
— По закону — нет, — ответил священник. — Суд присяжных Биллмэна не может осудить Моффета за убийство Бена Холмэна, который был известным мерзавцем. Но для бедняги Рыжего есть другая опасность.
— Другая опасность?
— Ну конечно. Знаете, существует такая штука как толпа.
— Я не понимаю.
— Поймете, если этим вечером выйдете в центр города. По городу уже идет шепоток, и я думаю, что после наступления темноты вокруг тюрьмы соберется приличная толпа намеревающихся вытащить Рыжего и повесить.
— Погодите! — воскликнул Ингрэм. — Я думал, что Рыжий Моффет пользуется в городе популярностью.
— Шесть дней в неделю — да, — сказал доминиканец. — Но на седьмой день его враги могут оказаться в седле, а сегодня, кажется, и есть этот седьмой день.
Сказав это, брат Педро вышел, а Ингрэм погрузился в меланхолическое состояние, в котором он пропадал остаток дня.
Но когда наступил вечер, он уже знал, что должен делать. Он пойдет к тюрьме и будет рядом, когда наступит решительный момент. Что конкретно побудило его пойти, он не знал. Он не мог искренне сказать, что желает здоровяку Моффету добра. И тем не менее…
Идя по улице, священник твердил себе, что, в случае нападения толпы, попытается сделать для заключенного все, что может. Когда он добрался до окрестностей тюрьмы, то обнаружил там толпу, состоявшую из людей всех возрастов и социальных статусов. И у каждого на устах была одна тема — участь Рыжего Моффета, который сейчас сидел в тюрьме в ожидании своего конца.
Священник прошел через толпу, как привидение; казалось, никто его не слышит и не видит. Его присутствие было неосязаемым, не стоящим внимания.
Это была странная толпа — люди собирались маленькими группками то тут, то там, и говорили тихими, серьезными голосами. Иногда из толпы доносились более громкие и резкие голоса. Это кто-то вспоминал какой-нибудь дурной поступок со стороны Рыжего Моффета, какой-то эпизод из его прошлого, где не обошлось без стрельбы и крови.
Священник направился к тюрьме; он обнаружил, что дверь ее заперта на замок. Когда он постучал, приглушенный голос внутри сказал:
— Это священник, Ингрэм.
— Пусть тогда войдет, — сказал другой голос.
Дверь приотворилась ровно настолько, чтобы юноша смог проскользнуть внутрь; вслед за ним с улицы тут же ринулась толпа. Но дверь с громким стуком захлопнулась прежде, чем кто-либо достиг цели.
Снаружи послышались громкие проклятия, и в дверь заколотили люди с требованием, чтобы их впустили.
Внутри Ингрэм обнаружил заместителя шерифа и еще двух человек с бледными лицами, угрюмо взглянувших на него.
— Что тебе здесь нужно, Ингрэм? — спросил Дик Бинни. — Ты пришел надсмехаться над Рыжим Моффетом?
— Нет, — тихо сказал Ингрэм. — Но я бы хотел поговорить с ним, если возможно.
— Иди прямо по коридору. Найдешь его там.
И священник пошел по коридору, и за прутьями решетки, в тени, он увидел силуэт мужчины, лицо которого то и дело освещалось бледным красноватым светом, когда он затягивался сигаретой.
— Моффет? — спросил священник.
— Да. Кто это?
— Реджинальд Ингрэм.
— А, ты пришел сюда полюбоваться на мой конец?
— Я пришел сюда помолиться за тебя, брат, — сказал Ингрэм.
— Какого черта? — крикнул Рыжий Моффет. — Думаешь, мне нужен скулеж какого-то трусливого ублюдка священника?
Ингрэм, пошатываясь, подошел к прутьям решетки. Он схватился за них и почти повис, тяжело дыша; в крови и голове у него бушевала ярость. Человек за решеткой, в свою очередь, тоже приблизился к прутьям.
— Эй, — усмехнулся он, — неужели тебя так раздражает, когда я называю тебя по имени?
— Поддержи меня, Господи! — пробормотал Ингрэм, и чуть громче добавил: — Улицы заполнила толпа, Моффет. Когда она ворвется сюда, не думаю, что шериф и два его помощника смогут долго противостоять ей. И теперь, когда для тебя наступило время отчаяния, Моффет, я хочу знать, чем могу служить…
— Ты лжешь! — крикнул Рыжий Моффет. — На самом деле ты пришел сюда, чтобы насладиться тем, как меня убивают!
Ингрэм вздохнул. И в короткой паузе, последовавшей за вздохом, он серьезно спросил себя — может быть, арестант прав? Что влекло его в тюрьму с такой непреодолимой силой? Неужели он на самом деле считал, что может помочь Моффету? Надеялся, что сможет удержать толпу?
И тогда он сказал:
— Я надеюсь, что ты не прав, Моффет. Я надеюсь, что пришел сюда из лучших побуждений.
— Скажи правду, — усмехнулся Моффет. — Будь честен. Будь честен, парень, и пристыди этого лицемерного дьявола, который сидит во многих из вас, священников.
Снаружи раздался сильный всплеск шума и прокатилась волна криков, издаваемых людьми, столпившимися вокруг стен тюрьмы. Послышался требовательный голос предводителя, в ответ Дик Бинни прокричал, что арестант выйдет наружу только ценой дюжины жизней.
— О, Господи, — горько простонал Моффет, — дай мне пистолет и шанс умереть в бою! Ингрэм! Ингрэм! Найди мне оружие или хотя бы дубину! До чего я дошел — прошу помощи у собаки-священника!
Ингрэм в смятении отступил в дальний конец коридора; в голове его роилось множество идей. Он дрожал с головы до ног — как дрожал в прежние времена, ожидая сигнал, по которому рысью бросался на поле вместе со своей командой.
Снова послышался рев и топот множества ног — судя по всему, толпа обогнула тюрьму и начала ломиться в заднюю дверь.
— Черный ход, Бинни! Дик! Дик! Черный ход! — завопил Моффет.
Он бросился к прутьям и в исступлении сотряс их, но Бинни, изрыгая проклятия, уже бежал к задней двери тюрьмы. Двое его помощников решили, видимо, что с них достаточно. Они вышли из боя прежде, чем он начался, и Бинни пришлось встречать толпу в одиночестве.
Он был на расстоянии шага от задней двери, когда ее вышибли и толпа мужчин, хлынувшая в проем, сбила его на землю. Они ринулись по коридору, и их закрытые масками лица освещали тяжелые фонари, которые они несли с собой.
И тут у них на пути встал Ингрэм.
С воздетыми к потолку руками он казался великаном в странном прыгающем свете фонарей.
— Друзья и братья! — крикнул он. — Во имя Отца Милосердного я протестую…
— Уберите этого трусливого идиота с дороги! — крикнул чей-то голос; полдюжины грубых рук схватили Ингрэма и отшвырнули его в сторону.
— Вы двое, держите священника, — приказал другой голос. — И дайте мне те ключи, которые отобрали у Бинни.
13. Такие дела
Ингрэм чувствовал себя ужасно, стоя прижатым к прутьям решетки; его удерживали два дюжих парня, пока главарь толпы звенел ключами и торопливо подбирал их к замку.
— Он дрожит, как лист, — сказал один из державших Ингрэма другому.
— Конечно, — сказал второй, — он выглядит крутым, но совсем не такой. Он притворщик. А ну стой прямо, Ингрэм, а не то я тресну тебя по башке, слюнтяй!
Ингрэм замер.
Он услышал, как кто-то крикнул Моффету:
— Ну и что теперь скажешь, Рыжий? Роли поменялись, а?
— Я знаю тебя, Левша, — отвечал Рыжий Моффет спокойным голосом. — Ты никогда не слышал, чтобы я участвовал в линчевании. Всю свою жизнь я был за справедливость, и ты знаешь это, свинья!
— Я свинья? — сказал Левша. — Да я выбью всю дурь из твоей шкуры раньше, чем ты сделаешь шаг…
— Заткнись! — рявкнул главарь. — Эти ключи не подходят. Погодите, ей-богу, я нашел их!
В следующую секунду дверь камеры Моффета распахнулась.
И тогда Реджинальд Ингрэм собрал свои силы, как собирал их в те дни, когда свисток служил командой к началу игры. Руки державших его разжались, когда мускулы Ингрэма напряглись, точно стальные змеи. Священник отшвырнул мужчин в стороны и бросился в толпу.
Едва дверь камеры открылась, около полудюжины человек ворвались в маленькую клетушку; одновременно с этим раздался крик двух охранников: