— Ничего нельзя сделать, — беспомощно сказал Фосетт. — Новость уже передают по радио.
Президент опустился в кресло. На телеэкранах он кажется высоким. И ведет себя как высокий человек, хотя на самом деле он всего на два дюйма выше Сандекера. Голова над лбом начала лысеть, волосы поседели, а на лице такое напряженное и серьезное выражение, какое редко видела публика. Президент чрезвычайно популярен — благодаря своей сердечности и заразительной улыбке, которая способна смягчить самую враждебную аудиторию. Успешные усилия по объединению США и Канады в одно государство создали ему репутацию, неуязвимую даже для самой оголтелой критики.
— Нельзя больше ждать ни минуты, — сказал он. — Нужно установить карантин во всем Аляскинском заливе и эвакуировать всех в пределах двадцати миль от берега.
— Должен возразить, — тихо сказал Сандекер.
— Хотелось бы знать почему.
— Насколько нам известно, заражение захватывает открытые воды. На материке пока никаких его следов. Эвакуация населения — чрезвычайно трудная массовая операция, которая займет много времени. Жители Аляски, особенно рыболовы, живущие в этом районе, люди упрямые. Сомневаюсь, чтобы они при каких бы то ни было обстоятельствах ушли добровольно, тем более по приказу федерального правительства.
— Упрямый народ.
— Да, но не глупый. Все ассоциации рыболовов согласились не выходить из портов, а на консервных фабриках начали захоронение последних уловов.
— Им понадобится экономическая помощь.
— Да, наверно.
— Что вы рекомендуете?
— Береговой охране не хватает людей и кораблей, чтобы патрулировать весь залив. Флоту придется оказать поддержку.
— Загвоздка, — задумчиво сказал президент. — Чем больше кораблей и людей мы туда направим, тем выше вероятность новых потерь.
— Не обязательно, — сказал Сандекер. — Экипаж катера береговой охраны, первым обнаружившего заражение, не пострадал, потому что рыболовецкое судно уже вышло из смертельно опасной зоны.
— А как же группа высадки и врач? Они ведь погибли.
— Яд успел распространиться на палубу, на поручни — почти на все, к чему они прикасались на судне. Что касается парома, то вся его центральная часть, где размещаются машины, открыта. У пассажиров и экипажа не было защиты. Современные корабли сконструированы так, что их можно герметически закрыть от радиации в случае ядерного нападения. Они могут патрулировать зараженную область почти без всякого риска.
Президент кивнул в знак согласия.
— Хорошо, я отдам приказ флоту, но я не отказался от плана эвакуации. Упрямы жители Аляски или нет, нужно думать о детях и женщинах.
— Другое мое предложение, мистер президент, или просьба, если хотите, — отложить операцию на сорок восемь часов. Это даст моим людям возможность найти источник.
Президент молчал и с возрастающим интересом смотрел на Сандекера.
— Кто этим займется?
— Координатор и руководитель операций чрезвычайной группы доктор Джули Мендоза, старший инженер-биохимик из Агентства по охране окружающей среды.
— Впервые слышу это имя.
— Она считается лучшим в стране специалистом по оценке и ликвидации последствий загрязнения воды, — немедленно ответил Сандекер. — Подводное обследование корабля, который, как мы считаем, стал источником заражения, возглавит мой начальник отдела специальных проектов Дирк Питт.
Глаза президента расширились.
— Мистера Питта я знаю. Несколько месяцев назад он оказался чрезвычайно полезен в канадском деле.
«Ты хочешь сказать, спас твою задницу», — подумал Сандекер, прежде чем продолжить:
— Мы призвали на помощь еще почти двести специалистов по заражениям. Привлекли всех экспертов из частных фирм, чтобы воспользоваться их опытом и техническими знаниями.
Президент взглянул на часы.
— Пора идти, — сказал он. — Без меня не начнут третий акт. Вы получаете свои сорок восемь часов, адмирал. Затем я объявлю эвакуацию и провозглашу весь район зоной бедствия.
Фосетт проводил президента к ложе, и сам сел сзади, но так, что они могли негромко разговаривать, изображая интерес к происходящему на сцене.
— Не хотите отменить плавание с Мораном и Ларимером?
Президент еле заметно покачал головой.
— Нет. Пакет моих предложений касательно помощи странам — сателлитам Советов важнее всего остального.
— Категорически советую отказаться. Это безнадежная борьба, которая заранее проиграна.
— Вы говорите мне об этом не меньше пяти раз в неделю. — Президент прикрыл лицо программой, чтобы никто не увидел, как он зевает. — Как соотношение голосов?
— Ваши противники сплотились. Нам нужно еще пятнадцать голосов, чтобы провести пакет в палате представителей, и пять, а то и шесть, — в сенате.
— Бывало и хуже.
— Да, — печально сказал Фосетт. — Но если в этот раз мы потерпим поражение, вашей администрации не видать второго срока.
Глава 5
На востоке посветлело, и низко над горизонтом появилась темная линия. Постепенно за окнами вертолета она превратилась в симметричный конус, а вскоре — в гору среди моря. За ней виднелась луна, на три четверти полная. Свет из нежно-желтовато-белого перешел в густо-синий, а потом в оранжевое сияние: взошло солнце, и стали видны заснеженные склоны.
Питт взглянул на Джордино. Тот спал — он умел уснуть или проснуться с такой же легкостью, как надевают и снимают старый свитер. Джордино спал с самого Анкориджа. Через пять минут после пересадки в вертолет он опять погрузился в сон.
Питт повернулся к Мендозе. Она сидела рядом с пилотом, и ее лицо было лицом маленькой девочки, которой предстоит увидеть парад. Она не отрывала взгляда от горы. Питту показалось, что в утреннем свете ее черты смягчились. Выражение больше не было деловитым, и в изгибе рта чувствовалась нежность.
— Вулкан Огастин, — сказала она, не подозревая, что Питт смотрит на нее, а не на картину за окном. — Назван так капитаном Куком в 1778 году. По виду не скажешь, но Огастин самый активный вулкан на Аляске: за последние сто лет было шесть его извержений.
Питт с сожалением отвернулся от нее и посмотрел вниз. На острове, казалось, не было никаких признаков человеческих поселений. Длинные потоки лавы спускались по склонам горы к самой воде. Над вершиной висело небольшое облачко.
— Очень живописно, — сказал он, зевая. — Много возможностей для горнолыжного курорта.
— Не советую ставить на это, — рассмеялась она. — Облако, которое вы видите над вершиной, — это пар. Огастин действует постоянно. Последнее извержение в 1987 году превзошло извержение горы Святой Елены в штате Вашингтон. Пепел и пемза долетели до самых Афин.
Питт не мог не спросить:
— А каков его статус сейчас?
— Последние данные говорят, что температура в кратере повышается, вероятно, перед очередным извержением.
— Вы, конечно, не можете сказать, когда оно произойдет.
— Конечно, — ответила она. — Вулканы непредсказуемы. Иногда сильное извержение начинается без всякого предупреждения, а иногда они долго настраиваются, а до кульминации так и не доходит. Они плюются, немного грохочут и снова засыпают. Ученые на острове, умершие от отравляющего газа, как раз пытались определить, произойдет ли извержение.
— Где мы сядем?
— Примерно в десяти милях от берега, на катер береговой охраны «Катоба».
— «Катоба», — повторил Питт, словно вспоминая.
— Да, вы его знаете?
— Несколько лет назад сажал вертолет на его посадочную площадку.
— Где?
— В Северной Атлантике, возле Исландии. — Теперь он смотрел за остров. Вздохнул и потер виски. — Мы с другом охотились за кораблем, вросшим в айсберг.
— И нашли?
Питт кивнул.
— Выгоревшую оболочку. Едва успели опередить русских. Потом мы разбились у берега Исландии. И мой друг погиб.
Она видела, что Питт мысленно снова переживает те события. Лицо его стало печальным. И она сменила тему.
— Нам придется расстаться… временно. Я хочу сказать, когда мы сядем.
Он вернулся из прошлого и посмотрел на нее.
— Вы нас покидаете?
— Вы с Элом останетесь на «Катобе» и будете искать источник распространения «нервного агента». Я отправлюсь на остров — наша группа устроила там временную базу.
— И часть моей работы — посылать вам в лабораторию образцы воды?
— Да. Измеряя степень зараженности, мы можем направить вас к источнику.
— Как по хлебным крошкам.
— Можно сказать и так.
— А что будет, когда мы найдем источник?
— Когда ваша группа извлечет контейнер с отравляющим веществом, армия избавится от него, погрузив в колодец на одном из островов возле полярного круга.
— Насколько глубок этот колодец?
— Четыре тысячи футов.
— И все пройдет гладенько и красиво?
В ее глазах снова появилась деловитость.
— До сих пор это был самый эффективный метод.
— Вы оптимистка.
Она вопросительно посмотрела на него.
— Что вы хотите этим сказать?
— Подъем со дна. На него могут уйти месяцы.
— У нас нет даже недель! — почти яростно ответила она.
— Тут мне судить, — ответил Питт, словно читая лекцию. — Ныряльщики не могут рисковать, работая в воде, где одна капля, попавшая на кожу, может их убить. Единственный разумный способ — работать в скафандрах, а это очень медленно и скучно. Вдобавок нужны хорошо подготовленные работники и специально сооруженные платформы, с которых можно работать.
— Я уже объяснила, — нетерпеливо сказала она, — разрешение президента дает нам карт-бланш на использование любого нужного оборудования.
— Это проще всего, — продолжал Питт. — Несмотря на ваши исследования образцов воды, найти затонувшее судно все равно что отыскать монету на футбольном поле, да еще в темноте при свечке. А если нам повезет и мы наконец его найдем, может оказаться, что корпус разбит на части, а контейнер так проржавел, что его нельзя двигать. Нас везде подкарауливает закон Мерфи. Ни одна операция по подъему с глубины не проходит гладко и благополучно.
Мендоза покраснела.
— Я хотела бы напомнить…
— Не утруждайтесь, — оборвал Питт. — На меня ораторские приемы не действуют. Все это я уже слышал. Вы не заставите петь ради меня хор Нотр-Дама. И не тратьте силы, напоминая, что от нас зависят тысячи жизней. Я это знаю. Не надо тыкать меня в это каждые пять минут.
Она смотрела на него, раздраженная его высокомерным очарованием, чувствуя, что он каким-то образом испытывает ее.
— Вы когда-нибудь видели того, кто испытал на себе действие «агента С»?
— Нет.
— Зрелище не из приятных. Внутренние мембраны буквально разрываются, и жертвы купаются в собственной крови. Из всех отверстий кровь течет рекой. А потом трупы чернеют.
— Вы описываете очень красочно.
— Для вас это игра, — выпалила она, — но не для меня!
Он ничего не ответил. Только кивком указал на «Катобу», видную сквозь лобовое стекло.
— Садимся.
Пилот заметил, что корабль повернулся по ветру. Он опустил вертолет на корму, завис на несколько мгновений и мягко сел на площадку.
Не успели лопасти винта остановиться, как к вертолету приблизились двое в костюмах, похожих на скафандры астронавтов; они на ходу разворачивали круглую пластиковую трубу пять футов в диаметре, похожую на гигантскую плаценту. Трубу они закрепили вокруг дверцы вертолета и трижды постучали. Питт отодвинул засовы и открыл дверь внутрь. Люди снаружи протянули ему капюшон с очками и перчатки.
— Надевайте, — приказал приглушенный голос.
Питт толчком разбудил Джордино и передал ему капюшон и перчатки.
— Это что за черт? — спросил Джордино, выбираясь из паутины сна.
— Приветственный подарок от санитарного отдела.
В пластиковом туннеле появились еще двое и взяли их оборудование. Не вполне проснувшийся Джордино выбрался из вертолета.
Питт задержался и посмотрел Мендозе в глаза.
— Что я получу в награду, если найду ваш яд за сорок восемь часов?
— А что вы хотите получить?
— Вы действительно так суровы, как кажетесь?
— Гораздо суровее, мистер Питт.
— Ну, тогда вам решать.
Он одарил ее улыбкой соблазнителя и исчез.
Глава 6
Машины президентского кортежа стояли в ряд у Южного портика Белого дома. Как только появился наряд секретной службы, Оскар Лукас произнес в крошечный микрофон, провода которого оборачивались вокруг его запястья и уходили в рукав пиджака:
— Скажите Боссу: мы готовы.
Три минуты спустя президент в сопровождении Фосетта решительно спустился по ступенькам и сел в свой лимузин. Лукас присоединился к ним, и машины выехали через юго-западные ворота.
Президент, развалясь на заднем кожаном сиденье, лениво смотрел на мелькающие мимо здания. Фосетт сидел с открытым «дипломатом» на коленях и делал заметки в блокноте. Спустя несколько минут он вздохнул, закрыл «дипломат» и поставил его на пол.
— Здесь доводы обеих сторон, статистика, предложения ЦРУ и самые последние отчеты вашего экономического совета о размерах долга коммунистического блока. Все, что необходимо, чтобы убедить Ларимера и Морана.
— Американская публика не слишком высоко оценивает мой план? — тихо спросил президент.
— Откровенно говоря, нет, сэр, — ответил Фосетт. — Общее мнение: пусть красные сами варятся в своих проблемах. Большинство американцев радует тот факт, что Советы и их сателлиты ждут голод и финансовая катастрофа. Они считают это доказательством того, что марксизм — жалкий балаган.
— Он перестанет быть балаганом, если коммунистические лидеры, прижатые к стенке, нанесут удар и пройдут по всей Европе.
— Оппозиция в конгрессе считает, что этот риск уравновешивает угроза голода, который подорвет способность русских использовать военную машину. А многие считают, что упадок нравственности приведет к возникновению активного сопротивления господству партии.
Президент покачал головой.
— Кремль фанатично предан милитаризму. Там никогда не ослабят подготовку к войне, несмотря на все экономические проблемы. А народ не поднимется, чтобы массово выразить протест. Слишком туг ошейник партии.
— Итог таков, — сказал Фосетт. — Лаример и Моран одинаково против того, чтобы облегчить бремя Кремля.
Лицо президента исказила гримаса отвращения.
— Лаример — пьяница, а Моран замарал свое имя как коррупционер.
— Тем не менее вам придется убедить их в верности вашего подхода.
— Я не могу не учитывать их возражения, — согласился президент. — Но убежден, что, если США спасут народы восточного блока от почти полного уничтожения, эти народы отвернутся от Советов и примкнут к Западу.
— Многие назовут это пустыми мечтами, мистер президент.
— Французы и немцы со мной согласны.
— Конечно, почему нет? Они служат двум господам: полагаются на наши силы в НАТО и одновременно усиливают экономические связи с Востоком.
— Вы забываете, что многие простые американские избиратели поддерживают мой план, — сказал президент, упрямо выпятив подбородок. — Даже они понимают, что этот план поможет устранить угрозу атомной катастрофы и навсегда уничтожить железный занавес.
Фосетт знал, что бесполезно разубеждать президента, когда тот охвачен душевным подъемом и страстно верит в свою правоту. Конечно, убеждать своих врагов добрым словом и делом — прекрасное свойство, подлинно цивилизованный способ воздействовать на сознание здравомыслящих людей, но Фосетт оставался пессимистом. Он погрузился в раздумья и молчал, пока лимузин не свернул с улицы М в вашингтонский порт и не остановился у одного из длинных причалов.
К вышедшему из машины Лукасу подошел загорелый человек с лицом американского индейца.
— Добрый вечер, Джордж.
— Здравствуйте, Оскар. Как насчет партии в гольф?
— Я не в форме, — ответил Лукас. — Не играл почти две недели.
Говоря, Лукас всматривался в пронзительные черные глаза Джорджа Черная Сова, старшего агента, отвечавшего за безопасность при передвижениях президента. Черная Сова ростом с Лукаса, но моложе на пять лет и тяжелее на десять фунтов. Челюсти его постоянно работают; Черная Сова наполовину сиу, и ему постоянно напоминали о роли его предков у Литтл-Бигхорна.[4]