Пел хор, мелодия казалась печальной, но вдохновляющей, мужские голоса взлетали высоко, то понижались в огромном аббатстве, где короли Франции покоились в своих холодных могилах и на алтаре лежала орифламма, хоругвь аббатства Сен-Дени.
Орифламма являлась французским боевым знаменем, огромный красный шелковый стяг, развевавшийся над королем, когда тот находился на поле битвы. Она был священна.
- Это новая, - прорычал Арнуль д'Одрам, маршал Франции, своему товарищу, лорду Дугласу. - Проклятые англичане захватили последнюю при Креси. Наверное, они сейчас подтирают ей задницы.
Дуглас буркнул вместо ответа. Он наблюдал, как племянник стоит на коленях перед алтарем с четырьями другими рыцарями, а отец Маршан в сияющей ало-белой рясе читает мессу.
- Орден чертова Рыбака, - саркастически произнес Дуглас.
- Редкостная чепуха, согласен, - сказал д'Одрам, - но чепуха, которая может убедить короля отправиться на юг. Ведь именно этого ты хочешь?
- Я приехал, чтобы драться с англичанами. Я хочу отправиться на юг и наподдать чертовым ублюдкам.
- Король нервничает, - заявил д'Одрам, - и пытается увидеть знаки. Возможно, эти рыцари Рыбака убедят его?
- Он нервничает?
- Из-за английских стрел.
- Я говорил тебе, их можно победить.
- С помощью пехоты? - в голосе д'Одрама звучал скепсис. Ему было за пятьдесят, этот крупный человек с седыми волосами и свернутой от удара булавы челюстью состарился на войне.
Он давно знал Дугласа, с тех пор как еще юношей д'Одрам побывал на войне в Шотландии. Он все еще содрогался при воспоминаниях об этой холодной далекой земле, когда думал о той пище, которую там ел, о сырых и неуютных замках, о ее болотах, скалах и вересковых пустошах, но даже если он и не любил эту страну, то восхищался ее людьми.
Шотландцы, объяснил он королю Иоанну, были лучшими бойцами в христианском мире.
- Если они и правда принадлежат христианскому миру, сир.
- Они язычники? - с интересом спросил король.
- Нет, сир, просто живут на краю света и сражаются с демонами, чтобы не свалиться с него.
А теперь две сотни демонов находились здесь, во Франции, отчаянно желая получить шанс сразиться со своим старым врагом.
- Нам следовало вернуться в Шотландию, - прорычал Дуглас д'Одраму. - Я слышал, что перемирие нарушено. Мы можем убивать англичан там.
- Король Эдуард, - спокойно произнес д'Одрам, - вновь захватил Берик, война окончена, англичане победили. Снова заключен мир.
- Проклятый Эдуард, - сказал Дуглас.
- А ты думаешь, что лучников может победить пехота? - спросил д'Одрам.
- Да, - отозвался лорд Дуглас. - Можно бросить на ублюдков несколько всадников, но лошади должны быть в хорошей броне. Дело не в лучниках, дело в лошадях!
Эти проклятые стрелы не протыкают доспехи, хорошие доспехи, но они отправляют лошадей в ад. Доводят животных до безумия. Поэтому они сбрасывают рыцарей, те попадают в ловушку, лошади бросаются во все стороны от боли, потому то все лучники целятся в лошадей.
Стрелы превращают атаку кавалерии в один большой склеп, так что не предоставляйте им лошадей, которых они могут убить, - для обычно молчаливого лорда Дугласа это была длинная речь.
- Твои слова имеют смысл, - согласился д'Одрам. - Я не был при Креси, но слышал, как страдают лошади.
- А пехота может нести щиты, - сказал Дуглас, - или быть одетой в тяжелые доспехи. Они подберутся близко к ублюдкам и прикончат их. Вот как это делается.
- Именно так ваш король сражался при, как его там, Дареме?
- Он выбрал неправильное место для битвы, - пояснил Дуглас, - так что теперь бедняга в плену у ублюдков в Лондоне, а мы не можем выплатить выкуп.
- Поэтому тебе нужен принц Уэльский?
- Я хочу, чтобы этот проклятый мальчишка стоял на коленях, обделавшись от страха, лизал навоз на моих сапогах и умолял о пощаде, - Дуглас рассмеялся, и эхо этого смеха прокатилось по аббатству.
- А когда у заполучу его, то обменяю на своего короля.
- У него есть определенная репутация, - мягко заметил д'Одрам.
- Какая? Азартные игры? Женщины? Роскошь? Бога ради, он же щенок.
- В двадцать шесть? Щенок?
- Щенок, - настаивал Дуглас, - и мы можем загнать его в клетку.
- Или Ланкастера.
- Говеный Ланкастер, - Дуглас сплюнул. Генри, герцог Ланкастер, вышел со своей армией из Бретани и опустошал Мэн и Анжу.
Король Иоанн подумывал повести армию против него, предоставив старшему сыну докучать принцу Уэльскому на юге, и именно этого и боялся Дуглас.
Ланкастер не был глупцом. Столкнувшись с большой армией, он, скорее всего, отступил бы к крупным крепостям Бретани, но принц Эдуард Уэльский был молод и упрям.
Он пережил прошлое лето, проведя свою разрушительную армию по всему Средиземноморью и обратно в Гасконь, не встретив настоящего сопротивления, и это, конечно же, воодушевило его на кампанию, которую он только что начал.
Дуглас был уверен, что принц отойдет слишком далеко от своих безопасных укрытий в Гаскони, и его можно будет поймать в ловушку и победить.
Английский принц был слишком безответственным, слишком увлечен своими шлюхами и золотом, слишком пристрастился к роскоши своего привилегированного положения. И выкуп за него будет огромен.
- Мы должны отправиться на юг, - сказал Дуглас, а не пердеть этой чепухой с рыбаками.
- Если ты хочешь идти на юг, - предложил д'Одрам, - тогда помоги чем только сможешь ордену Рыбака. Король нас не слушает! Но он прислушивается к кардиналу. Кардинал может его убедить, а кардинал хочет идти на юг. Так что делай то, чего хочет кардинал.
- Я сделал! Позволил ему забрать Скалли. Бога ради, Скалли - не человек, это животное. У него сила быка, когти медведя, зубы волка и чресла как у козла. Он и на меня наводит ужас, так что одному Богу известно, что он сделает с англичанами. Но что, Бога ради, от него нужно Бессьеру?
- Кое-какую реликвию, как мне сказали, - ответил д'Одрам, - и он верит, что эта реликвия принесет ему папский престол, а папский престол даст ему власть. А если он станет Папой, друг мой, лучше, чтобы он был на твоей стороне, а не наоборот.
- Но сделать Скалли рыцарем, Боже всемогущий! - Дуглас расхохотался.
И все же Скалли был там, на ступенях у высокого алтаря, стоя на коленях между Робби и рыцарем по имени Гвискар де Шовиньи, чьи земли в Бретани были отняты англичанами.
Де Шовиньи, как и остальные, был известен своими подвигами на турнирах по всей Европе. Отсутствовал лишь Роланд де Веррек, и отец Маршан послал людей по всей Франции, чтобы разыскать его.
Это были лучшие бойцы, которых смог найти кардинал, величайшие воины, люди, которые вселяли страх в противника. Теперь они будут убивать во имя Христа, или, по крайней мере, для кардинала Бессьера.
Последние солнечные лучи на небе исчезли, и витражи потемнели. По всему аббатству на многих алтарях сияли и мерцали свечи, а священники бормотали молитвы по усопшим.
- Вы были избраны, - сказал отец Маршан мужчинам в доспехах, преклонивших колена перед алтарем. - Вы были избраны, чтобы стать воинами Святого Петра, рыцарями Рыбака.
Ваша задача такая же великая, как и награда. Грехи ваши будут прощены, вы освободитесь от всех данных ранее клятв, и вам будет дарована сила ангелов, чтобы побеждать врагов.
Вы выйдете отсюда новыми людьми, связанными друг с другом клятвой верности, освященной Богом. Вы избраны, как и он, вы исполните его волю и однажды встретитесь с ним в раю.
Робби Дуглас почувствовал прилив чистой радости. Он так долго искал свое предназначение. Он думал, что найдет его в компании женщин или в дружбе с другими воинами, но знал, что грешен, и это знание отравляло его жизнь. Он играл, не сдерживал свои обещания.
Он был турнирным бойцом, которого боялись по всей Европе, но всё же чувствовал себя слабым. Он знал, что дядя презирает его, но сейчас, перед сверкающим алтарем и строгим голосом отца Маршана, он почувствовал, что обрел избавление.
Он стал рыцарем Рыбака, которому церковь дала задание и обещала награду на небесах. Он чувствовал, как его душа воспарила в этот торжественный момент, и поклялся самому себе, что будет служить этой группе людей, отдавая и сердце, и силу.
- Останьтесь здесь и молитесь, - велел рыцарям отец Маршан, - завтра мы отправляемся на юг с нашей миссией.
- Благодарение Господу, - сказал Робби.
А Скалли выпустил газы. Звук отразился от стен аббатства и затих.
- Господи, - произнес Скалли, - на этот раз мокрый.
Орден Рыбака был освящен и отправлялся на войну.
- Секрет в том, - сказал Томас, - чтобы вложить болт в паз.
- Болт?
- Болт. Стрелу.
- А! - произнесла женщина. - Я была уверена, что что-то забыла. Такое случается, когда стареешь. Начинаешь забывать всякое. Мой муж показал мне, как пользоваться этими штуковинами, - она положила арбалет на маленькую деревянную скамейку между двумя апельсиновыми деревьями, - но я ни разу не стреляла.
Хотя у меня возникало искушение пристрелить его. А ты убегаешь?
- Да.
- Мы промокнем. Пойдем внутрь, - женщина была старой и сгорбленной, маленького роста и едва доставала Томасу до пояса. У нее было проницательное смуглое лицо, покрытое морщинами. Она носила сутану монахини, но поверх нее - дорогой шерстяной алый плащ, отороченный горностаем.
- Где я? - спросил Томас.
- Ты спрыгнул в монастырь. Монастырь Святой Дорки. Полагаю, я должна тебя поприветствовать, так что добро пожаловать.
- Святой Дорки?
- Она совершила много хороших деяний, как мне сказали, так что уверена, что она была ужасно скучной, - старуха прошла через низкую дверь, и Томас, последовав за ней, подобрал арбалет.
Это было прекрасное оружие с ложем из каштана, отделанным серебром.
- Он принадлежал моему мужу, - объяснила женщина, - у меня так мало от него осталось, что я сохранила его на память. Не то чтобы я и правда хотела о нем вспоминать. Он был на редкость отвратительным, как и его сын.
- Его сын? - спросил Томас, положив арбалет на стол.
- И мой сын. Граф Мальбюисон. Я вдовствующая графиня одноименного графства.
- Миледи, - произнес Томас с поклоном.
- Боже ты мой! Манеры еще не позабыты! - радостно заявила графиня, потом уселась в кресло с подушками и похлопала по коленям. На мгновение Томас решил, что она приглашает его там сесть, но потом, к своему облегчению, увидел серого кота, появившегося из-за спинки кресла и прыгнувшего женщине на колени.
Она махнула рукой, как будто приглашая Томаса присесть где-нибудь, но он остался стоять. Комната была небольшой, всего четыре или пять шагов в каждом направлении, но заполнена мебелью, которая, казалось, была бы уместнее в большом зале.
Там был стол, покрытый гобеленом, два больших сундука, скамья и три кресла.
На столе стояли четыре массивных подсвечника, несколько кубков и блюд и богато украшенный шахматный набор, а на побеленных стенах висели распятие и три кожаных панно, на одном была нарисована охотничья сцена, на втором - пахарь, а на третьем - пастух со стадом.
Гобелен, изображающий двух единорогов в розарии, свисал над небольшой аркой, за которой, по всей видимости, скрывалась спальня графини.
- А кто ты? - спросила она.
- Меня зовут Томас.
- Томас? Это английское имя? Или норманнское? Ты говоришь как англичанин, я думаю.
- Я англичанин, хотя мой отец был французом.
- Всегда любила полукровок, - промолвила графиня. - Откуда ты бежишь?
- Это очень долгая история.
- Я люблю долгие истории. Меня заперли здесь, потому что иначе я бы тратила деньги, которые предпочитает проматывать моя невестка, так что здесь только монахини составляют мне компанию.
- Они милые женщины, - она помолчала, - в целом, но очень нудные. На столе есть немного вина. Оно не очень хорошее, но лучше, чем ничего. Я люблю разбавлять вино водой, которая в том испанском кувшине. Так кто тебя преследует?
- Все.
- Должно быть, ты очень порочный человек! Великолепно! Что ты натворил?
- Меня обвиняют в ереси, - ответил Томас, - и в похищении жены другого человека.
- О, дорогуша, - сказала графиня, - не будешь ли ты так любезен принести мне вон то одеяло? Темное. Здесь редко бывает холодно, но сегодня просто озноб пробирает. Ты еретик?
- Нет.
- Кто-то, должно быть, считает, что да. Что ты сделал? Отрицал триединство?
- Расстроил кардинала.
- Не очень-то мудро с твоей стороны. Которого?
- Бессьера.
- О, это ужасный человек! Свинья! Но опасная свинья, - она помедлила, погрузившись в раздумья. За внутренней дверью послышались голоса, женские голоса, но они затихли.
- Здесь в монастыре мы многое слышим, - продолжала графиня, - новости со всего света. Мне кажется, я слышала, что Бессьер искал святой Грааль?
- Да. И не нашел.
- О, дорогуша, конечно же, не нашел. Сомневаюсь, что он существует!
- Вероятно, не существует, - солгал Томас. Он знал, что Грааль существует, потому что нашел его, а когда нашел, то выбросил в океан, где он никому не принесет вреда. А меч, который он ищет? Его тоже придется прятать?
- Так чью же жену ты украл? - поинтересовалась графиня.
- Графа Лабруйяда.
Графиня захлопала.
- О, ты нравишься мне все больше и больше! Отличная работа! Лабруйяд - подлое создание! Мне всегда было жаль эту девочку, Бертийю.
Такая хорошенькая малышка! Не могу представить себе ее брачное ложе, вернее, наоборот, могу! Ужас. Это как быть покрытой хрюкающим мешком прогорклого сала. Разве она не сбежала с юным Вийоном?
- Да. Я вернул ее, а потом снова забрал.
- Все это звучит очень запутанно, так что тебе придется начать с начала, - графиня неожиданно замолчала, наклонилась вперед и зашипела сквозь зубы. Шипение превратилось в стон.
- Вы нездоровы, - сказал Томас.
- Я умираю, - ответила она. - Ты подумал бы, что доктора в этом городе могут что-то сделать, но они не могут. Что ж, один из них захотел меня разрезать, но я этого не позволила! Так что они понюхали мои воды и сказали, что я должна молиться. Молиться! Ладно, я молюсь.
- Разве нельзя найти лекарство?
- Не от прожитых восьмидесяти двух лет, дорогуша, это неизлечимо, - она раскачивалась взад и вперед на своем кресле, вцепившись в одеяло на груди.
Она глубоко вздохнула, казалось, боль медленно отпускает.
- В зеленой бутыли на столе есть немного вина из мандрагоры. Монахини из лазарета сварили его для меня, они очень добры.
Оно облегчает боль, хотя и туманит разум. Ты не нальешь мне кубок? Не разбавляй водой, дорогуша, а потом можешь рассказать мне свою историю.
Томас дал ей лекарство, а потом поведал свою историю, как его наняли, чтобы победить Вийона, и как Лабруйяд попытался надуть его.
- Так Бертийя находится в твоей крепости? - спросила графиня. - Потому что она нравится твоей жене?
- Да.
- У нее есть дети?
- У Бертийи? Нет.
- Какое счастье. Если бы у нее были дети, этот презренный Лабруйяд мог бы использовать их, чтобы заманить ее обратно. А теперь вместо этого ты можешь убить Лабруйяда и сделать ее вдовой! Это великолепное решение. Вдовы обладают гораздо большим выбором.
- Поэтому ты здесь?
Она пожала плечами.
- Это убежище, а полагаю. Мой сын меня не любит, его жена ненавидит, а я слишком стара, чтобы найти нового мужа. Так что я здесь, лишь я и Николя, - она погладила кота. - Так Лабруйяд жаждет твоей смерти, но он не в Монпелье, так? Так кто же преследует тебя?
- Лабруйяд послал человека, чтобы тот сразился со мной. Он начал эту охоту, а студенты к ней присоединились.
- Кого послал Лабруйяд?
- Его зовут Роланд де Веррек.
- О, дорогуша! - казалось, графиню это позабавило. - Юный Роланд? Я очень хорошо знала его бабушку, бедняжку. Слышала, что он прекрасный боец, но, дорогуша, совершенно без мозгов.
- Без мозгов?
- Их разрушили рыцарские романы, дорогуша. Он читает все эти смехотворные истории про рыцарскую доблесть и, поскольку мозгов у него нет, верит в них. Я виню в этом его мать, она очень напориста, все эти молитвы и упреки, а он, бедняжка, верит всему, что она говорит.