Она рассказывает ему, что рыцарство существует, я тоже так думаю, но только не в ее муже, он просто козел. Не то что сын! Рыцарь-девственник! - она хихикнула.
- Насколько глупым может быть юноша? А он очень глуп. Ты слышал о том, как ему явилась Дева Мария?
- Все об этом слышали.
- Он был просто глупым мальчишкой, и я думаю, что мать его напоила! Уверена, что что у Девы Марии есть и более интересные занятия, чем портить жизнь молодому человеку.
Боже ты мой, бедный мальчик! Теперь юный Роланд мечтает стать таким рыцарем, как те, что за круглым столом вашего короля Артура. Боюсь, тебе придется убить его.
- Придется?
- Лучше бы тебе это сделать! Иначе он будет воспринимать тебя как часть своего рыцарского обета и преследовать до края земли.
- Он преследует меня здесь, - уныло заметил Томас.
- Но что тебя занесло в Монпелье?
- Хотел посоветоваться с ученым.
- Их тут полно, - заявила она с пренебрежением, - каких только нет. Они проводят время, споря друг с другом по поводу всяких глупостей, но, может, именно этим и занимаются ученые. Могу я спросить, о чем ты хотел посоветоваться?
- Я ищу одного святого.
- Их вечно не хватает! Какого рода святого?
- Я видел фреску, - сказал Томас, и описал коленопреклоненного на траве монаха, вокруг которого нападали сугробы. - Она рассказывает историю, - сказал Томас, - но, кажется, никто ее не знает и не может сказать мне, кто этот монах.
- Замерзший святой, судя по всему, но к чему тебе знать?
Томас поколебался.
- Мой ленный сеньор, - наконец произнес он, - приказал мне найти одну реликвию и, думаю, этот святой имеет к ней отношение.
- У тебя не все дома, как и у Роланда. Очередной рыцарский обет! - хохотнула она. - Где-то на столе лежит книга, принеси ее мне.
Но, прежде, чем Томас смог найти книгу, неподалеку послышались женские голоса, а затем раздался робкий стук в дверь.
- Мадам? Миледи? - позвал кто-то.
- Что нужно?
- Миледи, вы одна?
- У меня тут мужчина, - отозвалась графиня, - молодой и в самом соку. Ты была права, сестра Вероника, Бог внемлет молитвам.
Дверь толкнули, но она была заперта на засов.
- Мадам? - снова позвала сестра Вероника.
- Сестра, не будь такой дурой, - сказала графиня. - Я просто бормочу вслух, не более.
- Хорошо, мадам.
- Принеси мне книгу, - сказала графиня, слегка понизив голос. Это был небольшой томик, вряд ли больше ладони Томаса. Графиня развязала шнурки и развернула мягкую кожаную обложку.
- Это принадлежало моей свекрови, сказала графиня, - и она была милой женщиной! Бог его знает, как она родила такого монстра, как Анри. Полагаю, было плохое расположение звезд, когда она зачала его, или Сатурн восходил.
Из ребенка, зачатого при восходе Сатурна, не выйдет ничего путного. Люди никогда не задумываются о таких деталях, а на самом деле стоило бы. Довольно прелестная, что скажешь? - Она передала книгу Томасу.
Это был псалтырь. У отца Томаса имелся подобный, хотя и не так богато украшенный, как этот, в котором слова семи покаянных псалмов перемежались красиво выписанными иллюстрациями, оживленными сусальным золотом.
Буквы были очень большими, так что на одной странице помещалось только несколько слов.
- Свекровь плохо видела, - пояснила графиня, когда Томас отметил размер букв, - поэтому монахи сделали буквы большими. Любезно с их стороны.
Большинство картинок изображали святых. Была Радгонд с короной, нарисованная на фоне каменной кладки, а позади нее строилась большая церковь.
Он перевернул жесткую страницу и увидел ужасающую картину ослепления святого Леодегера - солдат протыкал шилом глаз епископа.
- Разве это не пугает?
Графиня наклонился вперед посмотреть картинку.
- Они вырвали и язык тоже. Анри всегда угрожал вырвать мой, но не сделал этого. Полагаю, я должна быть ему благодарна. Это Клементин.
- В мученичестве?
- О да, вырывание кишок - верный путь к святости, бедняжка. Затем последовал Святой Ремигий, совершающий крещение голого мужчины в большом котле. - Это крестят Хлодвига, - пояснила графиня, - не он ли был первый французским королем?
- Думаю, да.
- Полагаю, мы должны быть благодарны, что он стал христианином, - сказала графиня, затем наклонилась вперед, чтобы перевернуть страницу и явила святого Кристофера, несущего младенца Иисуса.
На заднем плане было изображено избиение младенцев, но бородатый святой благополучно уносил младенца Христа с поля, на котором валялись десятки забрызганных кровью мертвых и умирающих детей.
- Выглядит так, будто Святой Кристофер вот-вот выронит младенца, правда? Всегда считала, что Иисус, должно быть, обмочил его, или что-то в этом роде. Мужчины довольно беспомощны с младенцами.
Ох, бедняжка, - последнее замечание относилось к святой Аполлине, которую двое солдат распиливали пополам. Живот был взрезан, кровь текла вниз страницы, а она молитвенно взирала на ангелов, выглядывающих из-за облака.
- Мне всегда было интересно, почему ангелы не спустились и не спасли ее, - заметила графиня. - Должно быть, очень неприятно смотреть, как ее распиливают пополам, но они просто болтались в облаках и ничего не предпринимали!
Не очень-то ангельское поведение. А этот человек просто глупец! - Томас перевернул страницу и увидел изображение Святого Маврикия, стоящего на коленях среди остатков своего легиона.
Маврикий убеждал своих людей, что лучше принять мученическую смерть, чем напасть на христианский город, и его товарищи-римляне прислушались к этому набожному желанию, и художник изобразил кучу переломанных окровавленных тел, разбросанных по полю, в то время как убийцы приближались к коленопреклоненному святому.
- Почему он не дрался? - спросила графиня. - Говорят, что у него было шестьсот солдат, но он вдохновил их на то, чтобы быть зарезанными как овцы. Иногда я думаю, что нужно быть редкостным дураком, чтобы стать святым.
Томас перевернул последнюю страницу и замер.
Потому что там был он, монах на снегу.
Графиня улыбнулась.
- Видишь? Тебе не нужен ученый, а всего лишь старая дама.
Рисунок отличался от того, что был в Авиньоне. Монах в книге не стоял на расчищенном клочке земли, а лежал, свернувшись во сне.
Там не было Святого Петра, но присутствовал маленький дом с правой стороны, и второй монах выглядывал в окно.
Спящий монах, над головой которого светился нимб, лежал на траве, но остальной пейзаж, как и крыша домика, был покрыт толстым слоем снега.
Была ночь, и на темно-синем небе были нарисованы звезды и одинокий ангел, смотрящий с этих звезд, а на полях страницы, разрисованных цветами, находилось имя святого.
- Святой Жуньен, - прочитал Томас. - Никогда о нем не слышал.
- Не думаю, что многие о нем слышали.
- Жуньен, - он повторил имя.
- Он был сыном человека высокого происхождения, - сказала графиня, - и, должно быть, очень набожным, потому что прошел долгий путь, чтобы учиться у Святого Аманда, но прибыл ночью, и Аманд запер дверь.
Поэтому Жуньен постучал в дверь. Но Святой Аманд подумал, что это, наверное, бандиты пришли его грабить, и отказался открывать. Не могу понять, почему Жуньен не объяснил, кто он такой.
Была зима, шел снег, а всё, что ему нужно было сделать - это сказать Аманду, кто он такой! Но очевидно, Жуньен был так же глуп, как и остальные, потому что не смог попасть в дом Аманда и прилег поспать в саду, и, как ты видишь, Господь любезно позаботился о том, чтобы снег на него на падал.
Так что он хорошо выспался и на следующий день непонимание было благополучно разрешено. Это не слишком волнующая история.
- Святой Жуньен, - Томас еще раз повторил это имя, разглядывая спящего монаха. - Но почему о нем написано в этой книге? - поинтересовался он.
- Посмотри на обложку, - предложила графиня.
Томас перевернул обратно негнущиеся страницы и увидел, что на самой первой был нарисован герб с изображением красного льва на белом поле, стоящего на задних лапах. Лев рычал, обнажив клыки.
- Мне незнакома эта эмблема, - сказал он.
- Моя свекровь была из Пуату, - объяснила графиня, - а красный лев - символ Пуату. Все святые в этой книге, дорогуша, связаны с Пуату, и я думаю, что просто не хватило тех, кто был ослеплен, обварен кипятком, обезглавлен, выпотрошен или распилен пополам, поэтому добавили бедняжку Жуньена, просто чтобы заполнить страницу.
- Но не Святого Петра, - сказал Томас.
- Не думаю, что Святой Петр когда-либо бывал в Пуату, так с чего бы ему находиться в книге?
- Я думал, святой Жуньен с ним встречался.
- Уверена, что все святые навещают друг друга, дорогуша, просто поболтать о таких прекрасных вещах, как бормотание молитв, или о том, кто из их друзей был в последнее время сожжен или освежеван заживо, но Святой Петр умер задолго до того, как Жуньен застрял в снегу.
- Конечно, он умер, - сказал Томас, - но есть какая-то связь между Жуньеном и Петром.
- Мне она неведома, - сказала графиня.
- Но кто-то должен знать, - предположил Томас, - в Пуату.
- В Пуату - да, возможно, но сначала тебе нужно выбраться из Монпелье, - произнесла графиня, развеселившись.
Томас криво улыбнулся.
- Обратно через стену монастыря, полагаю.
- Уверена, что те, кто тебя ищет, присматривают за монастырем. Но если бы ты смог подождать но прихода ночи...
- Если вы не возражаете, - галантно ответил Томас.
- Можешь уйти с наступлением темноты. После вечернего богослужения монахини любят поспать. Выходи из двери и иди по коридору, там будет выход на улицу через комнату раздатчика милостыни, что в самом дальнем конце.
Это не займет больше минуты, но до этого времени мы должны провести несколько часов вместе, - она с сомнением посмотрела на него, но потом ее лицо внезапно просветлело. - Скажи мне, ты играешь в шахматы?
- Немного, - ответил Томас.
- Раньше я неплохо играла, - заявила графиня, - но возраст..., - она вздохнула и опустила взгляд на кота. - Мой разум стал таким же мягким, как твоя шерсть, правда?
- Если вам будет угодно сыграть, - сказал Томас.
- Я буду играть плохо, - печально произнесла она, - но всё равно, внесем интригу и сыграем на деньги?
- Если хотите, - отозвался Томас.
- Скажем, леопард за каждую игру?. - предложила она.
Томас вздрогнул. Леопард стоил почти пять шиллингов на английские деньги, недельная оплата высококвалифицированного ремесленника.
- Леопард? - спросил он уклончиво.
- Просто чтобы было интереснее. Но ты должен простить мне забывчивость. Мандрагора вызывает у меня сонливость. Боюсь, - ее голос звучал нечетко, но потом она взяла себя в руки, - сильную сонливость, и я совершаю глупейшие ошибки.
- Тогда, возможно, нам не стоит играть на деньги.
- Я могу позволить себе проиграть несколько леопардов, - сказала она искушающе, - может, пару штук, и это добавит в игру остроты, правда ведь?
- Значит, леопард, - согласился Томас.
Графиня улыбнулась и жестом велела ему перенести шахматную доску и фигуры на столик рядом с ее креслом.
- Можешь играть белыми, дорогуша, - сказала она, все еще улыбаясь, когда Томас передвинул первую пешку.
- Это причинит тебе боль, - продолжала она, ее голос звучат совсем нечетко, - очень сильную!
Глава шестая
Выбраться из монастыря оказалось легче, чем смел надеяться Томас. Графиня была права. По коридору, через комнату, заваленную вонючей поношенной одеждой, которая была приготовлена для раздачи бедным, и на улицу, через дверь с единственной щеколдой.
Томас получил урок по шахматам и стал беднее на семь леопардов, но узнал имя святого, принимающего меч Петра, хотя это знание было бесполезным, если бы он не смог сбежать из Монпелье.
Он дожидался глубокой ночи до того как покинуть монастырь, зная, что городские ворота будут закрыты до рассвета. До тех пор ему пришлось бы ждать, потому что он сомневался, что сможет спуститься со стен.
Городской крепостной вал, увешенный знаменами, выглядел слишком высоким и, несомненно, хорошо охранялся.
Он завернулся в свой темный плащ. Дождь прекратился, но улицы еще были мокрыми, на мостовой сияло дрожащее отражение тусклого фонаря, висящего в дверном проеме дома напротив. Ему нужно было где-то спрятаться до рассвета и везение, чтобы ускользнуть от людей, которые, без сомнения, его преследовали.
- Солдат, говорящий на латыни, - раздался голос, - ну разве это не чудо в наше время? - Томас быстро повернулся и замер. Вилы с двумя зубцами были направлены на его живот, а держал их высокий ирландский студент, мастер Кин.
Он был в своем студенческом одеянии, чернеющим в ночи.
- Полагаю, нож еще при тебе, - сказал Кин, - но думаю, что вилы вонзятся в твои кишки до того, как ты перережешь мне горло.
- Я не хочу тебя убивать, - сказал Томас.
- Какое облегчение это слышать, а я-то беспокоился, что умру до утренней молитвы.
- Просто поставь вилы, - сказал Томас.
- Мне и с ними хорошо, - заявил Кин, - я даже некоторым образом доволен собой.
- Почему?
- Они преследовали тебя как свора щенков, загоняющих оленя, но я рассудил, что ты мог лишь спрыгнуть в обитель Святой Дорки, и я был прав. И разве я не умен?
- Очень умен, - произнес Томас. - Так это потому ты отправил их подальше от Святой Дорки?
- Подальше?
- Я слышал как ты кричал, что я ушел в другую сторону.
- Потому что они предложили деньги тому, кто схватит тебя! Для бедного студента это большой соблазн! Зачем делиться деньгами с остальными? Я просто подержу вилы там, где они сейчас находятся, и получу пару месяцев бесплатного эля, шлюх, вина и песнопений.
- Я предложу тебе больше, - сказал Томас.
- Приятно это слышать. Песнопения, конечно, и так бесплатны, но эль, вино и шлюхи? Дороговаты в этом городе. Ты замечал когда-нибудь, как поднимаются цены на шлюх в городе, где много служителей церкви?
Это странно, или, возможно, не учитывает, сколько у девиц клиентов, а это факт. Так сколько ты мне заплатишь?
- Пощажу твою жизнь.
- Бог мой, мышь предлагает жизнь кошке!
- Брось вилы, - предложил Томас, - помоги мне выбраться из города, и я заплачу тебе достаточно, чтобы ходить к шлюхам весь год.
- Твою женщину схватили, - сказал Кин.
Томас похолодел. Он уставился на молодого ирландца.
- Это правда?
- Остановили у северных ворот, взяли с тремя мужчинами и ребенком. Она у сира Роланда, он схватил ее.
- Боже мой, - произнес Томас. - Ты знаешь, где она?
- По слухам, рыцарь-девственник ведет ее на запад, в Тулузу, но это то, что говорят в таверне "Аист", а половина того, что там можно услышать - выдумки.
В прошлом году говорили, что конец света наступит в день Святого Арнульфа, но мы всё еще дышим. Ты думаешь, он и правда девственник?
- Откуда мне знать?
- Просто мне кажется это странным. Девственник! И такой красавчик.
Томас прислонился к монастырской стене и закрыл глаза. Женевьеву забрали. Церковь по-прежнему преследует ее, потому что когда Томас впервые ее встретил, она находилась в камере приговоренных, ожидая сожжения по обвинению в том, что она бегинка [18], еретичка. Он выругался.
- Нет смысла выражаться, - сказал Кин.
Томас по-прежнему не открывал глаза.
- Я заберу у тебя эти вилы, - произнес он с горечью, - и воткну их тебе в живот.
- Не лучшая твоя идея, - сказал Кин, - потому что я не принесу тебе пользы с вилами в кишках.
Томас открыл глаза. Вилы опустились и теперь были направлены к его ногам.
- Хочешь мне помочь?
- Мой отец лорд, видишь ли. А я - третий сын, а это как у собаки пятая нога, так что он захотел, чтобы я стал священником, да поможет мне Господь, потому что всегда полезно иметь в семье священника.