"Мы уверены, - гласило письмо, - что ты желаешь сохранить свои земли, так что мы с радостью ждем твоего прибытия в Бурж, зная, что ты придешь с множеством застрельщиков и латников".
- Застрельщиков, - хрюкнул граф. - Почему он не может назвать их арбалетчиками? Или лучниками?
- Милорд?
- Герцог, дурачина. Он просто чертово дитя. Пятнадцать? Шестнадцать? Еще писается в кровать. Застрельщики, Боже ты мой, - но тем не менее, граф собирался взять в Бурж сорок семь застрельщиков и шестьдесят семь латников - приличное войско, даже больше, чем маленькая армия, которую он повел против Вийона, чтобы заполучить обратно Бертийю.
Он подумывал разрешить одному из своих военачальников повести эти силы, а самому остаться дома под прикрытием двадцати арбалетчиков и шестнадцати латников, составлявших гарнизон замка, но угроза потери земель убедила его отправиться в путь самому.
- Так приведи женщину! - рявкнул он управляющему, который колебался, думая, что у его светлости могут быть еще вопросы.
Граф поднес ко рту вальдшнепа и впился зубами в мясо с медовым привкусом. Не такое нежное, как овсянки, подумал он, бросив вальдшнепа и засунув в рот десятую овсянку.
Он все еще обсасывал маленькую тушку, когда Женевьеву с сыном привели в малый зал, который был им выбран для еды.
Большой зал был полон латников, которые пили его вино и ели его пищу, хотя он позаботился о том, чтобы им не подавали оленину, овсянок или вальдшнепов.
Граф хрустнул костью певчей птицы, проглотил и указал на пространство, достаточно близкое к столу, где большие свечи могли осветить Женевьеву.
- Поставьте ее сюда, - приказал он, - а зачем вы привели мальчишку?
- Она настояла, милорд, - сказал один из латников.
- Настояла? Она не в том месте, где может настаивать. Тощая сука, правда? Повернись, женщина, - но Женевьева не сдвинулась с места. - Я сказал, повернись, на полный оборот, медленно, - велел граф. - Если она не подчинится, Люк, можешь стукнуть ее.
Люк, латник, державший Женевьеву за руку, чтобы привести ее в зал, отвел руку, но ему не пришлось бить. Женевьева повернулась, а потом дерзко посмотрела графу в глаза.
Он промокнул рот и подбородок салфеткой и глотнул вина.
- Раздень ее, - приказал он.
- Нет, - запротестовала Женевьева.
- Я сказал, раздень ее, - повторил граф, посмотрев на Люка.
До того, как тот смог повиноваться, дверь зала отворилась, и на пороге появился Жак, теперь старший военачальник графа.
- Они прислали двух гонцов, милорд, - сказал он, - предлагают обменять женщину на графиню.
- И?
- Графиня здесь с ними, милорд, - произнес Жак.
- Здесь?
- Так он говорит.
Граф встал и прихрамывая обошел вокруг стола. Его еще беспокоила рана от стрелы в ноге, хотя и быстро заживала. Ему еще было больно переносить свой приличный вес на эту ногу, и он вздрогнул, когда спустился с помоста, чтобы приблизиться к Женевьеве.
- Ваш муж, мадам, - прорычал он, - бросил мне вызов, - он подождал ее ответа, но она молчала. - Скажи посланникам, чтобы возвращались утром, - приказал граф, не отрывая глаз от Женевьевы, мы совершим обмен на заре.
- Да, милорд.
- Но сначала я еще попользуюсь этой сучкой, - сказал он, и с этими словами его переполнила чудовищная ярость. Его унизили, сначала жена, а потом Бастард.
Он подозревал, что собственные люди смеются над ним за его спиной, вот почему предпочитал есть в отдельном зале. Вообще-то, он знал, что вся Франция смеется над ним.
Ему нанесли оскорбление, наградили рогами, а он обладал гордостью, и его честь была так глубоко задета, что от внезапного прилива гнева он покраснел и заревел, как будто от боли, когда протянул руки, схватил льняное платье Женевьевы и разорвал его.
Женевьева закричала.
Крик только раззадорил графа. В нем закипели все обиды последних недель, и он мог думать только о том, как отомстить тем людям, что унизили его, а что может быть лучше, чем снять рога с собственной головы и водрузить их на голову Бастарда?
Он разорвал платье до самого низа, а Женевьева закричала во второй раз и отшатнулась. Ее сын ревел, и граф отвесил ему затрещину, а потом снова рванул платье Женевьевы.
Она прижала разорванную ткань к горлу.
- Глупая сука! - заорал граф. - Покажи мне свои титьки, тощая сука! Он наградил ее жгучим ударом, а следом в дверь вошли полдюжины мужчин.
- Прекрати! - это кричал Роланд де Веррек. - Прекрати! - вновь воззвал он. - Она моя заложница.
Всё больше людей входило в дверь. Среди них был Робби Дуглас, уставившийся на Женевьеву, которая теперь сжалась над плитами пола, пытаясь притянуть порванные куски платья к своей шее.
Скалли ухмылялся. Латники графа переводили взгляд с беснующегося Лабруйяда на спокойного Роланда, а отец Маршан оценил ситуацию и встал между ними.
- Девица, - сказал он графу, - пленница ордена, милорд.
Это заявление озадачило Роланда, которы полагал, что она его заложница, но он принял эти слова за выражение поддержки и не протестовал.
Граф тяжело дышал. Он был похож на загнанного в угол борова. На мгновение показалось, что благоразумие возьмет верх над гневом, но потом по нему как будто прошла волна, и ярость снова его переполнила.
- Убирайтесь, - приказал он вновь прибывшим.
- Милорд..., - успокаивающим тоном начал отец Маршан.
- Убирайтесь! - зарычал граф. - Этой мой замок!
Никто не сдвинулся с места.
- Ты! - граф ткнул пальцем в Люка. - Избавься от них.
Люк попытался оттеснить из зала Роланда, отца Маршана и других рыцарей ордена Рыбака, но Роланд твердо стоял на своем:
- Она моя заложница, - повторил он.
- Давайте устроим драку за девку, - весело произнес Скалли.
- Тише, - прошипел Робби. Робби вспомнил всю эту старую неразбериху, которую, как он полагал, успокоит орден Рыбака.
Он знал Женевьеву и полюбил ее в тот самый день, когда впервые увидел в темнице Кастийона д'Арбизон. Эта безответная любовь разрушила его дружбу с Томасом и привела к тому, что он нарушил клятву, к его спору с лордом Дугласом, и, как думал Робби, закончилась только когда он принял священные обязательства ордена Рыбака.
Теперь он видел, как Роланд положил ладонь на рукоять меча и страшился выбора, который ему предстояло сделать. Женевьева уставилась на него с удивлением и призывом в полных страдания глазах.
Граф увидел, как рука Роланда дотронулась до Дюрандаля, и сглупил, потянувшись к своему мечу. Отец Маршан стиснул руки.
- Во имя Господа! - прокричал он и схватил за руку Роланда. - Во имя Господа! - повторил он и сделал предупреждующий жест в сторону графа.
- Милорд, - произнес он благоразумно, - ты прав. Это твой замок. Всё, что здесь происходит, происходит по твоему приказу и является твоей привилегией, мы не можем этого предотвратить.
Но, милорд, - и отец Маршан низко поклонился графу, - эта женщина должна кое-что нам рассказать. Этого требует его святейшество Папа, этого требует король Франции и, милорд, его святейшество и его величество будут благодарны, если ты позволишь мне, твоему скромному слуге, - и он снова поклонился Лабруйяду, - допросить эту несчастную.
Отец Маршан выдумал интерес Папы и короля, но это была вдохновляющая выдумка, достаточная, чтобы охладить ярость Лабруйяда.
- Так я прав? - потребовал подтверждения граф.
- Полностью, и если кто-нибудь из нас тебе воспрепятствовал, милорд, если кто-нибудь из нс бросил вызов твоей несомненной власти, то прими наши нижайшие извинения.
- Но этим делом интересуются Папа и король?
- Как бы удивительным это ни казалось, милорд, да. Потому я здесь, посланный кардиналом Бессьером. Милорд, поскольку ты заслужил репутацию человека, который доблестно сражается за царствие небесное на земле, прошу тебя дать мне время с этим созданием.
- А когда ты с ней закончишь?
- Как я сказал, милорд, это твой замок.
- И твоим людям стоит это запомнить, - рявкнул граф.
- Несомненно, милорд.
- Тогда забирай ее, - великодушно разрешил граф.
- Церковь всегда будет у тебя в долгу, милорд, - сказал отец Маршан и сделал знак Скалли и Робби вывести Женевьеву. Он указал на Хью. - Его тоже заберите.
И Робби вздохнул с облегчением.
Томас стоял на коленях на опушке.
- Что он сказал? - спросил он в десятый раз.
- Возвращаться с первыми лучами солнца, - ответил Кин.
А что случится с Женевьевой между серединой ночи и первыми лучами солнца? Этот вопрос мучил Томаса, воображение подсказывало грязные ответы, а разум не находил решения.
Он не мог ее спасти. Не мог пересечь ров, взобраться на стену и проложить себе путь внутри. Для этого нужна была армия и время.
- Вам следует поспать, - сказал он своим людям, и это была правда, но лучники предпочли бодрствовать вместе с Томасом. Никто не хотел засыпать. - Сколько человек внутри? - гадал Томас вслух.
- У ублюдка было около сотни воинов, когда мы дрались в Вийоне, - напомнил Сэм.
- Они все не могут быть внутри, - сказал Томас, хотя это было лишь то, на что он надеялся.
- Это довольно большое место, - произнес Кин.
- А здесь у нас тридцать четыре лучника, - заметил Томас.
- И у нас есть латники, - добавил Карил.
- У него около сорока арбалетчиков, - сказал Сэм, - может, больше.
- Он не сказал, что обменяет ее? - спросил Томас в десятый раз.
- Он просто велел возвращаться, - ответил Кин. - Я бы задал парню пару вопросов, если б смог, но они отправили намек из арбалета, что мы с отцом Левонном не очень-то желанные гости.
Если Женевьеве причинили боль, подумал Томас, он забудет о Злобе, забудет о принце Уэльском, забудет обо всем, пока не привяжет Лабруйяда к столу и не отрежет ему то, что граф отрезал Вийону.
Такова была его тщетная надежда той лунной ночью. Бывают времена, клогда единственное, что можно сделать - это ждать и тешить себя мечтами, чтобы избавиться от отчаяния.
- На заре, - произнес Томас, - мне нужен каждый лучник и каждый латник. Мы покажемся им. Мы будем готовы драться, но останемся вне пределов досягаемости арбалетов.
Это был просто жест, не больше, и он знал это, но сейчас ему осталось только это.
- Мы уже готовы, - сказал Сэм. Как и остальные лучники, он держал свой лук, хотя в ожидании утренней росы снял тетиву и спрятал ее под шапку. - А это будет на заре.
- Вам следует поспать, - повторил Томас, - всем, кто не в карауле, нужно поспать.
- Ага, нужно, - отозвался Сэм.
Но никто не сдвинулся с места.
Отец Маршан мягко прикоснулся к руке Роланда.
- Ты прав, сын мой. Она твоя пленница, и ты должен ее защищать, но с осторожностью.
- С осторожностью?
- Это владения графа. Он здесь правит, - он улыбнулся. - Но это в прошлом. Теперь приведи пленницу к нам.
- Пленницу? - спросил Роланд. - Она заложница, отец.
Отец Маршан поколебался.
- Что ты о ней знаешь? - спросил он.
Роланд нахмурился.
- Она низкого происхождения и замужем за Бастардом, но помимо этого ничего существенного.
- Тебе она нравится?
Роланд поколебался, но потом вспомнил, что его долг - говорить правду.
- Поначалу она мне не понравилась, отец, но потом я стал восхищаться ей. У нее есть сила духа. У нее есть разум. Да, она мне нравится.
- Она околдовала тебя, - сухо произнес отец Маршан, - и ты в этом не виноват. Но тебе следует знать, что она отлучена от церкви, проклята святой матерью церковью.
Ее должны были сжечь за ересь, но Бастард ее спас, а потом, чтобы скрыть свое зло, она убила благочестивого доминиканца, открывшего в ней ересь.
Находясь в здравом уме, я не могу позволить ей уйти, не могу позволить ей распространять свое омерзительное учение. Она приговорена.
- Я поклялся защищать ее, - с трудом вымолвил Роланд.
- Я освобождаю тебя от этой клятвы.
- Но она кажется такой хорошей женщиной!
- Дьявол скрывает свои деяния, сын мой, - сказал отец Маршан, - он заворачивает низость и одеяние света и подслащивает грязь нежными словами. Она выглядит такой приятной, но на самом деле - дьявольское отродье, как и ее муж.
Они оба отлучены от церкви, оба еретики, - он повернулся к своему слуге, приближающемуся из темного коридора. - Спасибо, - произнес он, взяв из его рук сокола.
Он натянул кожаную перчатку и теперь накручивал путцы птицы вокруг запястья, а потом постучал по клобуку, закрывающему ее глаза.
- Ты знаешь, - поинтересовался он у Роланда, - почему еретики отправились в Монпелье?
- Она сказала мне, что они сопровождали английского монаха, который должен был поступить в университет, отец.
Отец Маршан печально улыбнулся.
- Она солгала об этом, сын мой.
- Правда?
- Ее муж ищет Злобу.
- Нет! - воскликнул Роланд, выражая не несогласие, а удивление.
- Я подозреваю, ему сказали, что меч может быть там.
Роланд покачал головой.
- Не думаю, - произнес он уверенно.
Теперь настал через удивиться для отца Маршана.
- Ты не думаешь..., - тихо сказал он и замолчал.
- Что ж, конечно же, я не уверен, - пояснил Роланд, - и, возможно, у тебя есть новости о Злобе, которых я не слышал?
- Мы слышали, что она находилась в местечке под названием Мутуме, но к нашему приезду уже покинула его.
- Возможно, ее отвезли в Монпелье, - сказал Роланд задумчиво, - но человек, который о ней заботится, скорее вернул ее на надлежащее место.
- А есть надлежащее ей место? - осторожно поинтересовался священник. Он поглаживал накрытую клубуком голову птицы, палец нежно касался мягкой кожи.
Роланд слегка улыбнулся.
- Моя мать, да благословит ее Господь, происходила из древнего рода графов Камбре. Они были великими воинами, но один из них не подчинился отцу, бросил свои воинские занятия и стал монахом.
Жуньен, так его звали, как гласит семейная легенда, был благословлен Святым Петром, явившимся ему во сне и преподнесшим ему меч. Святой Петр сказал Жуньену, что только человек, который одновременно и святой, и воин, способен защищать этот клинок.
- Святой Жуньен?
- Он не очень хорошо известен, - печально заметил Роланд, - вообще-то, он известен только за то, что спал во время метели, которая должна была бы убить его, но спасся милостию Божьей.
Он замолчал, потому что отец Маршан сжал его руку так сильно, что причинил боль.
- Отец? - удивился он.
- У Жуньена есть храм?
- Бенедиктинцы в Нуайе хранят его останки, отец.
- В Нуайе?
- Это в Пуату, отец.
- Да благословит тебя Господь, сын мой, - сказал отец Маршан.
Роланд услышал облегчение в голосе священника.
- Я не знаю, там ли Злоба, отец, - осмотрительно предупредил он.
- Но она может там быть, может, - произнес отец Маршан, потом замолчал, когда мимо по проходу, освещенному лишь тем слабым светом, что просачивался из зала, прошел слуга, несущий ночной горшок. - Не знаю, - наконец признался он, когда слуга скрылся из вида.
- Не знаю, - устало повторил он. - Она может быть где угодно! Не знаю, где еще искать, но, может, Бастард знает? - он погладил сокола, беспокойно задвигавшегося на его запястье.
- Значит, мы должно понять, что он знает и почему ездил в Монпелье, - он поднял руку, на которой восседал сокол. - Скоро, мой дорогой, - сказал он птице, - очень скоро мы снимем с тебя клобук.
- Снять клобук? - спросил Роланд. Ему это показалось странным в ночное время.
- Это каладрий, - объяснил отец Маршан.
- Каладрий? - спросил Роланд.
- Большинство каладриев находят в людях болезнь, - пояснил отец Маршан, - но у этой птицы есть также данный Богом дар открывать правду, - он сделал шаг в сторону от Роланда. - Ты выглядишь усталым, сын мой. Могу я предложить тебе поспать?
Роланд уныло улыбнулся.
- В последние ночи я мало спал.
- Тогда отдохни сейчас, сын мой, с Божьего благословения, отдохни, - он проводил Роланда глазами, а потом повернулся к концу коридора, где ждали другие рыцари.